— У меня словно песок в глазах, — сказал Джим. Устал, видать. А я и не знал, Мак, что ты в больнице работал.
Мак подложил руки под голову.
— И не думал там работать
— А где же ты научился роды принимать?
— Да нигде не учился, не видел даже ни разу, как рожают. Знал только, что чистота кругом не помешает. Слава Богу, все обошлось. Случись что не так — нам крышка! Старуха куда больше моего в таких делах смыслит. Да она и сама все прекрасно поняла.
— Но ты так уверенно действовал!
— Еще бы! Нужда заставила. Мы же должны каждую возможность использовать Сейчас нам повезло Что ж нам, от своей удачи бежать? Конечно, девчонке помогли — это тоже неплохо, но и случись с ней что, главное — чтоб мы не упустили возможность. — Он повернулся на бок, подперев щеку рукой. — Хоть устал как собака, зато на душе легко. Мы за ночь завоевали и доверие Лондона, и доверие мужиков. Да еще и поработать их заставили, они ж работали ради себя, отстаивали свои интересы, и работали сплоченно. Для этого-то мы сюда и приехали научить их бороться сообща, а не просто выклянчить себе за работу лишний грош. Да ты и сам это понимаешь
— Понимать-то я понимал, — ответил Джим, — но не представлял, с какого конца за дело браться.
— А правило у нас только одно по обстоятельствам использовать любую возможность. Посторонних средств оружия или солдат — у нас нет. Сегодня удачная ночь: возможность представилась — лучше не сыскать, да и мы лицом в грязь не ударили. Лондон теперь наш Он прирожденный вожак. А куда вести — мы подскажем, особо стараться, думаю, и не придется А вести людей должен всегда один из них. Мы лишь растолкуем Лондону, что и как делать, а действовать вожаки должны сами. Лондона мы уже сейчас обучать всем премудростям начнем, а он это учение до остальных донесет. Вот увидишь, о прошедшей ночи все в округе знать будут сегодня же Ну, что ж, первый блин у нас отнюдь не комом. Конечно, потом нас могут за решетку упрятать, дескать, занимаетесь врачебной практикой без разрешения Но люди за нас горой встанут.
— А как получилось, что все они вдруг так слаженно, так дружно заработали — прямо как часы, да и с охотой. Ведь ты им и сказал-то всего пару слов, а им все было в радость.
— А как же иначе? Людям нравится работать плечом к плечу. У них в этом потребность. Знаешь, десять человек могут поднять в двенадцать раз больше, чем один. Чтоб их зажечь, нужна только искорка. Конечно, они недоверчивы, почти всякий раз, когда им предлагают делать что-то сообща, плоды их труда присваивает другой. Но взгляни на них, когда они работают на себя. Сегодня как раз такой случай, они старались не ради хозяина. Потому-то все у них и ладилось.
Джим заметил:
— Но тебе ведь так и не пригодились все тряпки. Зачем же ты велел Лондону их сжечь?
— Неужто не понимаешь? Каждый, кто хоть малую толику дал, сознавал, что дает на общее дело, на его дело. Потому что ребенок этот появился на свет стараниями каждого. И отдай я кому тряпки, значит, его помощь не пригодилась, значит, обошлись без него. Они пожертвовали чем-то, оторвали что-то от себя — и нет вернее способа объединить людей, нацелить их на общее дело.
— А сегодня будем работать? — спросил Джим.
— Нет, пусть сначала весь лагерь узнает о том, что произошло ночью. А к завтрашнему дню это станет уже легендой. Вот и подождем до завтра. А сейчас нужно отоспаться. О лучшем заделе мы и мечтать не могли.
Шелестели ивы у них над головами, изредка роняя, листья.
— Не помню уж, когда так уставал, — признался Джим, — а душа радуется.
Мак приоткрыл глаза.
— Ты держишься молодцом. Толк из тебя выйдет. Хорошо, что ты со мной поехал. Ты здорово помог мне ночью. А сейчас закрывай-ка глаза, хватит разговаривать, пора спать.
5
Полуденное солнце, обозрев верхушки яблонь, заглянуло под тяжелые кроны, раскидало косые лучи, отпечаталось светлыми полосами и пятнами на темной земле. Яблони, разделенные широкими междурядьями, выстроились в длинные, сливающиеся на горизонте шеренги. В огромном саду кипела работа. К яблоням приставлены длинные лестницы, меж рядами — штабеля новеньких желтых ящиков. Издали доносился скрежет сортировочных конвейеров да перестук молотков. Сборщики с большими ведрами на веревках через плечо проворно взбирались по лестницам, осторожно снимали крупные яблоки с веток, наполняли ведра доверху, так же проворно спускались, высыпали яблоки в ящик. Меж рядами деревьев разъезжали грузовики, на них погружали полные ящики и отправляли на сортировку и упаковку. Подле каждой кучки ящиков стоял учетчик и помечал в блокноте, кто сколько ведер набрал. Яблони словно ожили: качали ветвями, напрягаясь под тяжелыми лестницами; сбрасывали переспелые плоды, и они глухо стукались о землю. Соловьем разливался какой-то свистун-виртуоз, скрытый от глаз кроной.
Джим быстро спустился с лестницы, подтащил ведро к ящикам, высыпал яблоки. Молодой русоголовый учетчик в белых джинсах пометил в блокноте, кивнул и предупредил:
— Аккуратнее яблоки вываливай, а то мякушки остаются.
— Ладно, — бросил на ходу Джим, при каждом шаге он поддавал ведро коленкой. Взобрался на дерево, повесил ведро на крепкую ветвь. И тут заметил еще одного сборщика, тот стоял на толстом суку и тянулся к ветке, на которой росло много яблок. Под тяжестью Джима дерево качнулось, и сборщик посмотрел вниз.
— Привет! А я, парень, и не знал, что ты на этом дереве собираешь. — Говоривший оказался тщедушным стариком с редкой, замусоленной бороденкой. На руках голубыми жгутами проступали вены. Ноги — точно спички ровные и худые, не под стать огромным тяжелым башмакам.
— Да какая разница, кто где собирает, — ответил Джим. — Только мне кажется, ты не по годам резвый ишь, точно обезьяна по веткам скачешь.
Старик сплюнул и внимательным взглядом проводил плевок. Водянистые голубые глаза зло заблестели.
— Мало ли, что тебе кажется! Вы, сопляки, все уже списать меня готовы. Да я вас еще за пояс заткну, за день больше яблок соберу, заруби себе на носу!
Он нарочито напружил ноги, дотянулся-таки до ветки с яблоками, обломил ее, снял яблоки, а ветку презрительно швырнул на землю.
— Эй, поосторожней там, яблонь не ломать! — крикнул снизу учетчик.
Старик лишь недобро оскалился, выставив большие, как у суслика, передние зубы, — по два сверху и снизу.
— Ишь, деловой какой! — пробурчал он.
— Студент, небось, — сказал Джим. — Куда ни сунься, непременно на студентов наткнешься.
Старик присел на толстый сук.
— А много ль они знают? Учатся-учатся в колледжах, а толку — чуть. В блокноте чиркать умеет, а так — дурак дураком.
— Зато нос задирать мастера, — поддержал его Джим.
— Взять хотя бы нас, — продолжал старик, — может, мозгов у нас и впрямь маловато, зато что умеем — делаем исправно.
Джим попытался сыграть на достоинстве старика, так часто делал в беседах Мак.
— Ну, ты, к примеру, до семидесяти лет дожил, а только и умеешь, что по деревьям лазать. А я так даже в блокноте чиркать или белые штаны носить и то не дорос.
Старик взъярился.
— Волосатой лапы у нас нет! Без нее легкой работенки не видать! Потому-то и ездят на нас все, что лапы у нас нет.
— Ну и что же, по-твоему, делать?
И враз, словно выпустили из старика воздух, поник он. Пропала ярость. Взгляд сделался нерешительным, да же испуганным.
— А Бог его знает. Мириться — вот и все. Нас, как стадо свиней, гоняет нужда по всей стране, и такой вот молодчик студент еще и пинка даст!
— Он-то не виноват. Работа такая. Хочешь место со хранить работай как велели.
Старик ухватил еще одну ветку с яблоками, снорови сто обобрал ее и осторожно сложил яблоки в ведро.
— В молодости еще думал: можно что-то изменить, сейчас мне уж семьдесят один, — устало вздохнул он.
Проехал грузовик с ящиками яблок.
Старик продолжал:
— Я на севере лес валил, а тут эти ИРМовцы[4] такого шороха навели! Я лесоруб что надо, лучше не сыскать. Да и сейчас, видишь, еще неплохо с деревьями управляюсь. А тогда надежд у меня было — хоть отбавляй. Конечно, ИРМовцы и хорошего кое-что сделали: до них, например, сортиров не было, только ямы понарыты; помыться негде было. Но плетью обуха не перешибешь. Построили нам и туалеты, и души, да только все потом прахом пошло, — рука старика безотчетно потянулась к следующей ветке. — Вступал я в профсоюзы, как же! Бывало, выберем председателя, не успеешь оглянуться, а он уж задницу хозяевам готов лизать, и начхать ему на наши интересы. Мы, знай, платим взносы, а казначей нас же еще и ругает. Не знаю, может, вы, молодые да ранние, лучше понимаете, что к чему. А мы что смогли, то и сделали.