Нетерпеливыми, грубоватыми движениями мужчина ласкал Марину, теребя и целуя остро очерченные кругляшки сосков. Женщина чувствовала волнующие прикосновения пальцев, обострявших желание, как колотый лед.

Когда дыхание участилось, а ждать не было ни сил, ни желания, случилось то, что по всем законам природы и жанра должно произойти.

Вольский подхватил доведенную до безумного исступления Марину и, прижав к стене, сблизился с ней. После непродолжительного периода естественного пробуждения женщина самозабвенно отдавалась высвободившейся страсти.

Теплая волна раскаленной пулей прошила женское тело. Ее бедра то разжимались, то сжимались, с каждой секундой ускоряя темп. Это был марафон. Бег от линии старта до финишной ленточки наивысшего в природе блаженства. Марина не слышала прерывистого дыхания мужчины и не чувствовала, как его крепкие пальцы до синяков впиваются в ее мягкие ягодицы. Она ничего не помнила, не видела, не понимала, пребывая в бурлящей нирване небывалых по силе и яркости ощущений. Женщина только попискивала тихонько, вздыхала в голос, словно настраивая голос на нужную ноту, да постанывала, удобнее приподнимая ногу.

Вдруг небо обрушилось на землю. Внутри живота вспыхнуло пламя. Сладкая судорога огненным сгустком прошила тело насквозь. Расширяясь и разгораясь, словно взрыв водородной бомбы, неведомый ураган пронзил ее и… задержался внизу живота.

Марина вскрикнула, застонала громко и, обессиленная, замерла, безжизненной плетью повиснув на мужчине. Через минуту обессиленные любовники сползли вниз и, обнявшись, лениво закрывали лица от потоков льющейся сверху воды.

Откуда она и зачем?

Оперативно-следственные группы работали параллельно. Обыски проводились по нескольким адресам, в том числе на квартире Сергея Рогожкина и у его подруги Елены Миролюбской. Опера пахали в полную силу, однако результат мероприятий оказался практически нулевым: ни одного запрещенного к хранению предмета, денег, драгоценностей или чего-то, изобличавшего повара в связях с преступным миром или тем более с террористами, найдено не было. Каледин воспринял это со свойственным ему спокойствием и даже оптимизмом. В.отличие от некоторых своих коллег, полковник не был склонен считать, что раз не нашли, значит, плохо искали. В контрразведке, как и в науке, любой результат – РЕЗУЛЬТАТ. И самый банальный ответ на «легкий» вопрос порой может дать больше, чем целый ворох разнообразной информации. Конечно, если работают нормальные мужики, настоящие профессионалы, уж если не влюбленные в свое дело, то по крайней мере честно выполняющие обязанности. Приходится констатировать, что по разным причинам таких «романтиков» остается все меньше и меньше.

К сожалению.

Допрос длился несколько часов. Опытные контрразведчики вытащили из Рогожкина даже больше, чем парень знал на самом деле. Полученная информация позволила расставить все по местам. Из эпизодов и фрагментов сложилась достаточно ясная картина. Обозначилась роль Рогожкина и его взаимоотношения с бандитами. Собственно, их почти и не было. Не считая, конечно, притянутых за уши обвинений в сокрытии преступления. Чего он там скрывал! Рогожкин сам, можно сказать, жертва похищения! Почти – заложник! Братки насильно привезли парня на опознание кавказцев, а вышло так, что вместо этого их ожидал убитый Ключник.

Рогожкин шел на контакт и без дополнительных нажимов, стараясь хоть чем-то помочь оперативникам и облегчить свою судьбу, которая, по правде сказать, была неопределенной и неясной.

Рогожкин уверенно опознал по фотографии убитого торговца оружием, и это дало Каледину новую пищу для размышлений.

Задерживать повара не имело смысла. Обессиленный Рогожкин вышел на улицу, вдохнул свежего воздуха и медленно побрел к метро.

Куда теперь идти?

Для начала парень решил поехать домой, поесть и хорошенько отоспаться. Никаких альтернатив в голове не было. Разве что одна: куда домой – к себе или к Ленке?

Совершенно разбитый, Рогожкин спустился в подземку. Сунув карточку в турникет, он тупо уставился на вспыхнувший зеленый кружок и медленно, словно пьяный, пошел к поезду.

– Молодой человек! – позвала незнакомая девушка. – Вы билет забыли!

Рогожкин молча махнул рукой.

В милиции допрашивали братков Хасана. Все четверо держались нагло, отвечали дерзко, никакой вины или причастности к организованной группе не признавали. На очной ставке Васек с Лесовозом своих подельников Впалого и Васька не узнали и заявили, что видят их впервые. Примчавшиеся по звонку адвокаты первым делом заявили протест по поводу якобы подброшенного их подзащитным оружия и незаконного его применения сотрудниками ФСБ. Что называется, маразм крепчал – тушите свет!

На ближайшем совещании полковник снова обратил внимание коллег на сферу незаконного оборота оружия.

– Активизация процессов в нелегальном оружейном бизнесе указывает на появление некоего крупного оптового покупателя. Не исключено, что под ним скрывается террористическая группа, законспирированная под криминальную группировку. Следует обратить особое внимание на активизацию агентурных контактов, имеющих выход в эту область… Подготовить запросы в военную контрразведку и прокуратуру о проведении проверок складов арттехвооружений армии и флота.

Совещание закончилось. Офицеры шумно расходились, на ходу подводя краткие итоги. И только один человек никуда не спешил, а зорко и строго смотрел им вслед. Дзержинский на портрете. Он словно оценивал – достойные ли продолжатели его дела стоят сегодня в боевом строю. Смогут ли они решать сложнейшие задачи, в полный рост встающие перед страной. Сумеют ли защитить фундаментальные принципы существования государства, заключающиеся в соблюдении законов и неотвратимом наказании преступникам. Если нет – развалятся не только спецслужбы, но и само государство.

Но Феликс Эдмундович молчал. Потому что его время безвозвратно кануло в историю.

Полковник остался один. Он взял карандаш, придвинул поближе чистый лист бумаги и набросал простенькую конструкцию…

В центре листа Каледин поместил домик с птичкой на крыше, а вместо окна написал: «Канарейка». Неподалеку появилось несколько чистых рамок и слово «рэкет», обведенное в овал. Изогнутые стрелки с заостренными набалдашниками-наконечниками потянулись по листу, словно указатели направления движения войск на штабной карте.

В один из пустых квадратиков полковник вписал фамилию.

«Рогожкин».

Зачеркнул ее и нарисовал новый овал…

Полковник любил рисовать графические зарисовки-схемы, но не потому, что они помогали Каледину лучше разобраться в ситуации, очертить круг лиц, возможно, причастных к совершенным или готовящимся преступлениям, их связи, ходы. Во время размышлений полковник мог рисовать все, что угодно, от абстрактных схем до мифических существ с крыльями. Просто в такие моменты Каледин думал, а думая – рисовал. Вероятно, это была одна из вредных привычек, проявившаяся еще в школе, когда Миша Каледин рисовал на полях ученических тетрадей и получал за это замечания учителей. Мишка – давно не Мишка, а Михаил Юрьевич. Но привычка – на всю жизнь!

Перечеркнув все, Каледин вывел единицу и рядом написал: «СВР и ГРУ…»

Звонок Волкова заморозил движение ручки.

– Здравия желаю, товарищ генерал! – бодро ответил полковник. -…Да, занимаемся. Как раз готовлю такой документ…Будем срочно инициировать внеплановую проверку воинских складов… имеющих на хранении противозенитные ракетные комплексы в том числе… Да, я тоже об этом подумал. Есть!…Имеет смысл выйти на руководство Службы внешней разведки и ГРУ с просьбой сориентировать их резидентуры в арабских странах на нашу проблематику. Информация их источников может здорово помочь… Есть, товарищ генерал!

Каледин положил трубку. Нужно набросать проекты писем в главные разведывательные структуры страны, а для этого точно сформулировать круг интересующих контрразведку вопросов. Некоторые из них легли на бумагу сразу же, а над другими пришлось поработать…