Ирэне поняла глубину взаимной ненависти родителей намного раньше, чем они думали. В детстве она ночами не смыкала глаз, глядя в потолок, прислушиваясь к нескончаемому потоку упреков, и чувствовала, как неописуемая тоска охватывает все ее существо. Ей мешали спать бесконечные разговоры по телефону — со всхлипами, — когда мать секретничала с подругами. Звуки заглушали закрытая дверь и собственная тоска Она не понимала смысла слов, но воображение подсказывало ей их значение. Она знала, что мать говорит об отце. Она засыпала, только когда слышала, что машина отца въезжает в гараж и он отпирает ключом дверь: тут мучивший ее кошмар уходил, дыхание становилось легким, веки смыкались, и она засыпала Входя к ней в комнату, чтобы поцеловать на ночь, Эусебио Бельтран видел, что дочь спит, и спокойно уходил, считая, что она живет счастливо. Она стала подмечать незначительные признаки, по которым поняла, что в один прекрасный день отец уйдет, и в конце концов это случилось. В этой жизни ее отец был пешеходом: всегда в дороге, все — на ходу, ни минуты покоя; взгляд устремлен вдаль; во время беседы он мог резко сменить тему разговора спрашивал и не слушал ответа. Только с ней он был спокойным и внимательным. Ирэне была единственным существом, которое он любил: если бы не она он ушел бы на несколько лет раньше. Он был рядом с ней, когда в ней стали проявляться первые признаки женщины; он же купил ей первый бюстгальтер, нейлоновые чулки, туфли на каблуках и рассказал ей, как появляются дети; Ирэне поразил его рассказ: она не могла себе представить, как могли заниматься этим два ненавидящих друг друга человека, чтобы произвести ее на свет.
Со временем она поняла: этот обожаемый ею человек мог быть деспотичным и жестоким. Он постоянно донимал жену, замечая каждую морщину и лишний килограмм веса: Беатрис, ты заметила, как смотрит на тебя шофер? Ты, дорогая, в пролетарском вкусе.
Оказавшись между двух огней, она стала судьей в их нескончаемых пикировках. Почему бы вам не пойти на мировую, и мы бы отметили это пирожными, — умоляла она. Ее сердце склонялось в пользу отца: ее отношения с матерью были омрачены духом соперничества Беатрис, видя, что ее дочь приобрела формы, стала занижать свой возраст. Господи, порой вырывалось у матери, сделай так, чтобы она никогда не вырастала.
В девочке рано пробудилась страсть к жизни. В двенадцать лет, несмотря на то что выглядела моложе, она уже чувствовала внутреннее волнение, жаждала приключений. Зачастую эти мятежные чувства нарушали ее сон, и днем она была взвинчена до предела. Жадная до чтения, она, вопреки цензурной опеке со стороны матери, глотала книги без разбора, а те, что не должны были попадаться на глаза Беатрис, — читала по ночам, накрывшись с головой одеялом, при свете фонарика Так ей удалось узнать больше, чем обычно знает девочка ее круга, а отсутствие опыта дополнялось романтическими фантазиями.
В тог день, когда новорожденный выпал из слухового окна, Эусебио Бельтран и его супруга были в отъезде. С тех пор прошли годы, но Роса и Ирэне будут помнить об этом всегда Шофер заехал за девочкой в колледж, привез домой и оставил ее у дверей сада, ему предстояло выполнить другие поручения. Дождь шел весь день, зимнее небо заволокло свинцом, на улицах начали зажигаться фонари. Увидев свой погруженный в полумрак дом без единого огонька, Ирэне вздрогнула от страха вокруг стояла тишина Она отперла дверь своим ключом и была удивлена, что Роса не ждет ее, как обычно, а из динамика не доносятся громкие звуки передаваемого в шесть вечера радиоромана Она положила книги на столик у входа и, не включая света, пошла по коридору. Смутное и ужасное предчувствие толкало ее вперед. Прижимаясь к стене, она шла на цыпочках, мысленно призывая Росу. В гостиной, в столовой, на кухне никого не было. Не осмеливаясь идти дальше, она остановилась, прислушиваясь к стучавшему в груди, как барабан, сердцу, и так простояла, не дыша, боясь пошевелиться, почти до самого возвращения шофера Она пыталась убедить себя, что бояться нечего: няня, быть может, вышла или спустилась в подвал. Но как никогда, она почувствовала себя одинокой в этом доме: растерянность мешала ясно мыслить. Время шло, ноги стали подгибаться, и она в конце концов опустилась на корточки, потом, сжавшись в комок, забилась в уголок. Почувствовав, как у нее начинают замерзать ноги, она поняла, что отопление не включено, и тогда ей показалось, что случилось нечто ужасное: Роса всегда очень серьезно относилась к своим обязанностям. Решив выяснить, что же произошло, она потихоньку двинулась вперед и тут впервые услышала плач. Все в ней напряглось, страх исчез, и любопытство привечо ее в подсобные помещения, где ей запрещено было даже показываться. Там были водогреи, помещение дпя стирки и глажки, винный погребок и кладовка В конце коридора была комната Росы, откуда и доносился приглушенный плач. Широко распахнув глаза, ощущая, как от волнения в висках молоточками стучит кровь, она направилась туда Полоски света из-под двери не было видно, и ее фантазия рисовала душераздирающие картины. Запрещенное чтиво обрушило на нее сцены ужаса и насилия: в дом пробрались разбойники, а Роса лежит на кровати с глубокой ножевой раной в горле; ее пожирают убежавшие из подвала крысы-людоеды; связанная по рукам и ногам Роса осквернена безумцем, — она читала про такое в книжонке, одолженной ей шофером. Войдя, она увидела то, чего никогда не могла бы себе представить.
Осторожно отодвинув защелку, Ирэне медленно налегла на дверь. Она вытянула руку, нащупала на стене выключатель и зажгла свет. На секунду ослепнув, она увидела Росу, ее необъятную и любимую Росу: она полулежала на стуле, подол платья был поднят до пояса, а обтянутые шерстяными чулками толстые смуглые ноги были в крови до самых колен. Голова была запрокинута назад, а лицо обезображено страданием. На полу, у ее ног, лежало красноватое месиво, опутанное сизой перекрученной кишкой.
Увидев ее, Роса дернулась, тщетно пытаясь прикрыть свой живот и встать.
— Роса, что с тобой?
— Ступай, девочка! Выйди отсюда!
— Что это? — указывая на пол, спросила Ирэне. Девочка подошла к своей няньке, обняла и, вытерев ученическим передником пот с ее лба покрыла щеки поцелуями.
— Откуда взялся этот ребенок? — наконец спросила она.
— Упал сверху, из слухового окна, — ответила Роса, показав на оконце под потолком. — Упал головкой вниз, поэтому он весь в крови.
Чтобы получше его рассмотреть, Ирэне наклонилась и заметила, что тот не дышит. Она решила не объяснять, что кое-что в этом смыслит и сама может безошибочно определить: это шести-семимесячный плод весом примерно в полтора килограмма, мужского пола синюшность свидетельствует о нехватке кислорода видимо, он умер, еще не успев родиться. Ее поразило только, как это она не заметила беременности Росы. Она отнесла это за счет пышнотелости няньки: между стольких складок скрыть живот было нетрудно.
— Что будем делать, Роса?
— Ах, детка! Об этом не должен знать никто. Поклянись, что никогда не проговоришься!
— Клянусь.
— Давай выбросим его в мусорник.
— Мне жаль его. Роса. Бедняжка не виноват в том, что выпал из слухового окна. Давай его похороним!
Так они и сделали. Как только Роса смогла встать и переодеться, младенца положили в хозяйственную сумку и запечатали клейкой лентой. До наступления ночи маленькую полиэтиленовую урну спрятали, а потом, убедившись, что шофер спит, отнесли в сад, где собирались захоронить. Они выкопали глубокую яму, положили на дно пакет с печальным содержимым и, засыпав его землей, тщательно ее разровняли и прочитали молитву. Двумя днями позже Ирэне купила рассаду незабудок и посадила там, где спал новорожденный, выпавший из слухового окна С тех пор они чувствовали, что их соединяют узы некого соучастия, глубокой тайны, и за долгие годы ни одна из них никому не проронила о ней ни слова — эта тайна стала частью их жизни настолько, что иной раз в своих разговорах они случайно упоминали о ней. Никто в доме не пытался узнать, о чем идет речь. Каждому новому садовнику девочка поручала уход за незабудками, а весной, когда появлялись мелкие цветочки, срезала их, делала букетик и приносила в комнату своей няньки.
