– Да, и теперь мы можем только ждать и молиться. Если так пойдет и дальше, и мать, и дитя лишатся последних сил.

– Как жаль, что не удалось еще хоть немного его подвинуть! Если плод идет ягодицами или ногами, то роды могут быть вполне благополучными.

– К сожалению, не удалось… – вздохнула молодая женщина и добавила, понизив голос: – Знаешь, старая Гьорсал боится, что мы потеряем не только ребенка, но и Сорчу.

Ее голос дрогнул, она едва сдерживала слезы. О, как ей хотелось в эту минуту вновь очутиться в его объятиях и выплакаться у него на груди!

Дайрмид опустил глаза и некоторое время молчал.

– Ну вот что, – сказал он наконец, – я сейчас принесу отвар, о котором ты просила, а потом пойду к Сорче и посмотрю, что можно сделать.

Микаэла покачала головой:

– Не надо, мы все равно не в силах ей помочь. Да и Гьорсал будет против.

– Какое мне до нее дело?! – сердито сверкнул глазами Дайрмид. – Речь идет о жизни моей сестры! К тому же я врач и… я уже принимал роды!

Микаэла понимала, как ему тяжело, – его терзал страх потерять Сорчу, а кроме того, не давали покоя ужасные воспоминания об обстоятельствах, сопутствовавших рождению Бригит.

– Я позову тебя, если будет необходимость, – решительно сказала она и негромко добавила: – Спасибо тебе за помощь, милый!

С этими словами она проскользнула обратно в комнату и закрыла за собой дверь.

– Надеюсь, эти роды послужат молодой хозяйке хорошим уроком! – послышался за ее спиной ворчливый голос Гьорсал.

Не понимая, что она имеет в виду, Микаэла удивленно обернулась. Повитуха сидела на скамье возле окна, привалясь к стене грузным телом, и с ухмылкой смотрела на нее. Старуха была могучего телосложения – высокая, с широкими мужскими плечами и огромной грудью. Аппетит у нее был тоже богатырский: она съела почти всю принесенную Мунго еду и опорожнила целый кувшин эля. Теперь маленькие голубые глазки Гьорсал маслено блестели, а на скулах пламенел багровый румянец.

– Надеюсь, молодая хозяйка хорошенько усвоит этот урок! – повторила она.

– Какой урок? – удивленно спросила Микаэла.

– А такой, что надо было давным-давно оставить мужа, – назидательным тоном сказала старуха. – Женщина, которой так тяжело даются роды, не должна пускать мужчину в свою постель. Ей следует уйти в монастырь и доживать свои дни в покое и довольстве, раз уж ей не суждено быть женой и матерью!

– Не говорите так! – шикнула на нее Микаэла. – Не дай бог, бедная Сорча услышит. Она просыпалась?

– Просыпалась! Попросила воды, да я не дала, – сказала, что до рождения младенца нельзя. Эх, я же предупреждала, что ей больше нельзя беременеть! В прошлом году она во время родов едва богу душу не отдала. Тогда они начались гораздо раньше, чем сейчас, родилась девочка – совсем слабенькая, задыхалась, как рыба, которую волной выкинуло на берег. Уж как я билась, чтобы ее выходить, да все напрасно. – Старуха неодобрительно покачала головой. – И зачем только себя мучить? Чтобы родить этих обреченных на смерть младенцев и после их оплакивать?

– Хватит, Гьорсал! – оборвала ее Микаэла, с беспокойством глядя в сторону кровати. Господи, только бы Сорча не услышала причитаний бессердечной старухи! – Если вы будете без должного почтения говорить о страданиях молодой хозяйки, вас немедленно выдворят из замка вон!

Повитуха нахмурилась и с трудом поднялась на ноги.

– А кто вы такая, чтобы мне указывать, миледи? – с вызовом сказала она. – Я принимала у леди Сорчи все роды! Ранальд приходится мне двоюродным братом, и я сделала все, что в моих силах, чтобы спасти его хилое потомство. И после этого неизвестно откуда являетесь вы и пытаетесь меня учить?! Вы врач, говорите? Позвольте вам не поверить! Уж больно вы молоды, да и не слышала я, чтобы этим ремеслом занимались женщины. – Она закатала рукава и добавила уже более миролюбиво: – Ладно, пойду проверю, не повернулся ли наконец ребенок. Уж я хорошо знаю, как это делать, хоть и не врач!

Повитуха подошла к кровати и отдернула занавески.

– Пора просыпаться, милочка, – сказала она добродушно, похлопав Сорчу по плечу, стянула с нее одеяло и принялась ощупывать огромный живот; скоро ее лицо вновь приняло хмурое выражение. – Никаких изменений. Надо проверить матку!

– Пусть это сделает Микаэла, – попросила Сорча, приподнимаясь на локтях.

Недовольно поджав губы, повитуха отошла, а Микаэла улыбнулась роженице и стала мыть руки в чаше с подогретой водой. Ибрагим всегда внушал ей, что врач, осматривающий больных, должен заботиться о чистоте рук. Микаэла поначалу была уверена, что так поступают все хирурги и повитухи, но очень скоро убедилась, что большинство врачей не разделяли воззрений Ибрагима на этот счет.

Смазав чистые руки миндальным маслом, Микаэла подошла к кровати.

– Не бойся, милая, – сказала она Сорче, – я буду очень аккуратна. Надеюсь, нам все-таки удастся повернуть дитя поудобней.

Роженица устало кивнула, и Микаэла приступила к делу. Она нащупала колени ребенка, потом круглую попку, плечи и наконец слева, под самыми ребрами, крошечную головку. Осторожно надавливая на нее, молодая женщина стала подталкивать ребенка книзу и вдруг почувствовала легкий, едва заметный удар по запястью – это еще не рожденное дитя протестовало против насилия над собой. В ту же минуту Сорча громко застонала.

– Дайте-ка я попробую! – нетерпеливо воскликнула Гьорсал. Она отстранила Микаэлу, положила руки на обнаженный живот роженицы и громко, нараспев, произнесла по-латыни: – Во имя господа нашего приказываю тебе, дитя, повернись на мой голос! – Потом она наклонилась и продолжала уже по-гэльски: – Выходи, деточка, и пусть тебя ведет господь бог или сам дьявол, все едино!

– Что вы такое говорите?! Я не хочу, чтобы мое дитя вел дьявол! – возмутилась Сорча, но тут же смолкла и закусила губу от нового приступа боли.

Микаэла уже готова была отчитать старуху, но тут отворилась дверь, и в комнату вошел Дайрмид с подносом в руках, уставленным плошками и чашками.

– Отвар и вино, которое ты просила, – сказал он Микаэле.

– Поставьте поднос и уходите! – потребовала Гьорсал.

Дайрмид даже не повернул головы в ее сторону.

– Сорча, дорогая, ты позволишь мне немного побыть с тобой? – спросил он, глядя на сестру.

Она слабо улыбнулась ему и покачала головой:

– Тебе лучше уйти, Дайрмид. Мужчине не пристало присутствовать при родах…

– Но я же врач, хирург! – возразил он. – Я хочу быть рядом на случай, если тебе понадобится моя помощь.

– Присутствие мужчины, будь он хирург или кто другой, приносит роженицам только несчастье! – заявила Гьорсал. – Идите-ка отсюда, милорд, мы сами справимся.

– Наверное, тебе лучше побыть с Мунго, – сказала брату Сорча, и ее изможденное лицо снова осветила слабая улыбка. – Бедный, он сегодня так нервничает…

– Он волнуется за тебя, милая. – Наклонившись к сестре, лэрд поцеловал ей руку и убрал волосы, упавшие на потный лоб. – Если ты так хочешь, я выйду, но буду рядом. Меня позовут, если понадобится моя помощь.

Он выпрямился, со значением посмотрел на Микаэлу и вышел из комнаты.

– Конечно, хорошо иметь под рукой хирурга, – заметила повитуха, когда дверь за Дайрмидом закрылась. – Но было бы лучше, чтобы он нам не понадобился. Сорча, постарайся отдохнуть: впереди долгая трудная ночь. Нам всем надо отдохнуть и помолиться, чтобы ребеночек родился здоровым. Надеюсь, к утру ты станешь матерью!

– Я чувствую, что мое дитя родится на рассвете, – пробормотала Сорча.

Хмыкнув, Гьорсал посмотрела на Микаэлу и сказала:

– Когда бы это ни случилось, мы должны его сразу окрестить, чтобы не было поздно. Нужно отогнать от ребенка демонов, чародеев и прочую нечисть. Но до этого еще далеко, так что я пока отдохну. Если дело пойдет веселее, скажите мне, миледи.

Она подошла к принесенному Дайрмидом подносу, со вкусом выпила две чашки вина, потом с видимым облегчением плюхнулась на скамью в нише окна, и через несколько минут оттуда донесся ее храп.