Влияние отцов, в общем, и целом, заключалось в том, что все общество разъела ржавчина мужской сущности. Все мужское обладает негативной способностью Мидаса — все, чего оно касается, превращается в дерьмо.
ПОДАВЛЕНИЕ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ, АНИМАЛИЗМ (ОДОМАШНИВАНИЕ И МАТЕРИНСТВО), И ФУНКЦИОНАЛЬНОСТЬ
Мужская особь — всего лишь набор условных рефлексов, неспособная на свободомыслие; мужчина неотделим от того, чему его выдрессировали с детских лет, полностью зависим от своего прошлого. Его первые впечатления связаны с матерью, и с раннего детства он привязан к ней. Мужчина никогда не поймет окончательно, что он не часть своей матери, что он — это он, а она — это она. Его наивысшая потребность — слушать ее советы, прятаться под крыло, быть обожаемым Мамочкой (мужчины ждут от женщин того, что их самих приводит в трепет — обожания себя), и, будучи совершенно физиологичным, он жаждет проводит все время (которое не проводит во «внешнем мире», тупо доказывая себе, что он не пассивен), предаваясь истинно животным радостям — поесть, поспать, посрать, отдохнуть и чтобы Мама приголубила. Пассивная, пустоголовая Папина Дочурка, всегда ждущая одобрения, поглаживания по головке, «уважения» от каждого ходячего куска отбросов, легко превращается в Маму, бездумную обслугу для удовлетворения физических потребностей, с утешительной рукой на усталом обезьяньем лобике, подбадривающую мелкое самомнение, готовую пожалеть ничтожного, в грелку с сиськами.
Низведение женщин до уровня животных в самой отсталой части общества — в «привилегированном образованном» среднем классе, отстойнике человечества — там, где Папочка самый главный, пошло так далеко, что они считают обычным делом родовые муки и лежат пачками в середине двадцатого века, в самой развитой стране мира с чавкающими у груди детками. Однако это делается вовсе не для детишек, когда «эксперты» учат Маму, что она должна оставаться дома, опустившись до животного состояния, но для Папочки; сиська — для того, чтобы Папа мог за нее подержаться; родовые муки, чтобы Папа получил свой кайф вместо Мамы (полумертвый, он нуждается в сильной стимуляции).
Превращение женщины в животное, в Мамочку, в мужчину нужно еще и по психологическим, не только практическим основаниям: мужская особь есть просто часть вида, заменяемая на любую другую. Мужчина не обладает внутренней индивидуальностью, которая возникает от того, что интригует, увлекает вас извне, что вам нравится. Полностью поглощенные собой, способные воспринимать только собственное тело и свои физические ощущения, мужчины различаются только в том, до какой степени и каким образом они пытаются защититься от собственной пассивности и желания быть женщиной.
Женская индивидуальность, существование которой он глубоко осознает, но которую не способен ни понять, ни воспринять, ни почувствовать эмоционально, пугает, беспокоит его, наполняет его чувством зависти. Поэтому он отрицает ее и продолжает определять всех в понятиях его или ее функций и пользы, отводя себе, разумеется, самые главные функции — доктора, президента, ученого — обеспечивая, таким образом, если не индивидуальность, то собственную идентичность, он пытается убедить себя и женщин (ему особенно удается убеждать женщин) в том, что функция женщины — вынашивать и растить детей, а также ублажать, размягчать и поддерживать эго мужчины; что ее функция такова, что ее может заменить любая другая женщина. На самом же деле, функция женщины — соотноситься с собой, любить себя, наслаждаться и быть собой, и никто не способен ее заменить в этом; мужская функция — производить сперму. Теперь у нас уже есть банки спермы.
Истинная функция женщин — исследовать, открывать, изобретать, решать проблемы, шутить, писать музыку — все это с любовью. Другими словами, творить волшебный мир.
НЕДОПУЩЕНИЕ ЧАСТНОЙ ЖИЗНИ
Хотя мужчина, стыдясь того, что он из себя представляет и того, что он делает, настаивает на закрытости и секретности частной жизни во всех ее аспектах, он не уделяет этому особого внимания. Поскольку он пуст, не является полноценным, самостоятельным существом, не обладает своим «я», способным доставлять наслаждение и постоянно нуждается в обществе женщины, он не видит ничего плохого в том, чтобы вторгаться в мысли любой женщины, даже совсем незнакомой, в любом месте и в любое время; он скорее возмущается и чувствует себя оскорбленным, когда ему запрещают это, он теряется — он неспособен за всю свою жизнь понять, почему кто-то может предпочесть одну минуту одиночества обществу любого встречного мудака. Желая стать женщиной, он постоянно стремится быть рядом с ними, что ближе всего к достижению этой цели, поэтому он сотворил «общество», основанное на семье — парного сочетания мужчина-женщина и их детей (оправдание существования семьи), живущих практически друг на друге, бессовестно попирая права женщины, ее частную жизнь и ее сознание.
ИЗОЛЯЦИЯ, ЧАСТНЫЕ ДОМА И ЗАПРЕТ НА ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ОБЩНОСТЬ
Наше общество — это не сообщество, а просто собрание отдельных семейных ячеек. Страшно неуверенный в себе, боящийся, что женщина покинет его, если у нее будет доступ к другим мужчинам или к чему-либо, напоминающему жизнь, мужчина стремится изолировать ее от других мужчин и от того, что считается цивилизацией, поэтому он вывозит ее в пригород, с частными домами, где проживают эти группы семейных пар со своими детьми, замкнутые на самих себе. Изоляция помогает ему делать вид, что он — личность, поскольку он «закоренелый индивидуалист», одиночка, считающий нежелание сотрудничать и одиночество проявлением индивидуальности.
Есть еще причина для изолированности мужских особей: каждый мужчина — это остров: каждый. Запертый внутри себя, эмоционально изолированный, неспособный на отношения, мужчина испытывает ужас перед цивилизацией, людьми, городами, ситуациями, где требуется понимание и отношения с людьми. Поэтому, напуганный как кролик, он мчится, захватив с собой папашкину задницу, в леса, в пригороды, или, в случае с «хиппи» — он скрывается на коровьих пастбищах, где вволю размножается, кувыркаясь в траве со своей флейтой и бусами.
«Хиппи», чье желание быть «Мужчиной», «закоренелым индивидуалистом», не так сильно, как у среднего мужчины, и который, вдобавок заводится от мысли иметь доступ ко многим женщинам, восстает против тягостей жизни Кормильца и однообразия одной женщины. Под видом соучастия и сотрудничества, он создает коммуну или племя, которые при всей их «совместности», и отчасти, благодаря ей (коммуна — всего лишь разросшаяся семья, разросшееся посягательство на права, частную жизнь и сознание женщины), являются таким же сообществом, как и обыкновенное «общество».
Настоящее сообщество состоит из личностей — не просто из представителей вида, не из пар — уважающих индивидуальность и частную жизнь друг друга, в то же время взаимодействующих интеллектуально и эмоционально — свободных душ в свободных отношениях друг с другом, сотрудничающих друг с другом для общей цели. Традиционалисты говорят, что главная ячейка «общества» — семья; «хиппи» говорят, что это — племя; никто не говорит, что это — индивидуум.
«Хиппи» бубнит об индивидуальности, но имеет о ней не больше представления, чем любой другой мужчина. Он жаждет вернуться к Природе, к полям и лесам, к обиталищам пушистых зверьков, к которым сам принадлежит, прочь от городов, где, по крайней мере, прослеживаются зачатки цивилизации, хочет жить на уровне вида, проводя время в простой, неинтеллектуальной деятельности — фермерство, ебля, нанизывание бус. Самым главным занятием в коммуне, ее основой, является групповуха. «Хиппи» в коммуне привлекает, в основном, перспектива доступных пизд — главный доступный всем предмет потребления, возможность получить, только попросив, но, ослепленный жадностью, он не может принять других мужчин, с которыми должен делиться, или ревность и собственничество самих пизд.
