— Конечно, на каждый день они не подойдут, — признал Джейсон. — Однако сегодня ваша черная обувка скверно смотрелась бы на фоне белого наряда. Кроме того, эти куда прохладнее. Вам и без того будет слишком жарко в такой кипе одежд, незачем сверх необходимого мучить еще и ноги.
С восторженным смехом Джаван покружился на месте, затем остановился и позволил им надеть на себя мантию.
— Лучше берегись, а то возьму и назначу тебя королевским сапожником, Джейсон. Спасибо тебе.
— Не за что, государь.
Мантия была очень широкой, но весила легче пушинки, сотканная из белоснежного шелка, расшитого коронами и львиными головами, богато вышитая по краям и отороченная тончайшей белой лентой, а не тяжелым мехом, подобно мантии Алроя, которую тот носил пять лет назад на своей коронации. Когда Карлан застегнул золотую фибулу на жестком стоячем вороте верхней туники, и Гискард оправил складки одеяния, все отступили на шаг, чтобы полюбоваться своим господином. Джаван почти не чувствовал веса мантии.
— Великолепно, — шепотом произнес кто-то.
— Годится для короля, сир, — подтвердил другой. Джаван расправил мантию на плечах, и Гискард с отцом подобрали нижний край в руки, чтобы белоснежная ткань не запачкалась по пути. Карлан в последний раз причесал ему волосы. Цирюльник подстриг Джавана куда короче, чем соответствовало моде, зато теперь отросшие волосы почти полностью скрыли тонзуру, и ее было заметно только если как следует приглядеться. Взглянув на себя в зеркало из полированного металла, что поднес ему Робер, Джаван узрел худощавое серьезное лицо, чем-то напомнившее ему лики римских статуй. Глаз Цыгана сверкал в мочке уха, жесткий ворот туники обхватывал шею, и застежка мантии сверкала так, что было больно глазам. Он выглядел как истинный король. Вздохнув поглубже, Джаван расправил плечи, и свита преклонила перед ним колени.
— Боже храни короля, — воскликнул Робер, ударив себя кулаком в грудь, и остальные повторили вслед за ним.
Глаза Джавана защипало от непрошеных слез, и он жестом велел им подняться, не осмеливаясь заговорить, чтобы не разразиться рыданиями. Рыцари выстроились вокруг него, чтобы отправиться вниз по лестнице во двор замка. По пути к ним присоединились Райс-Майкл и Томейс. Принц был одет с головы до ног во все алое, и лев Халдейнов горел у него на груди и на спине с отметкой третьего сына. Черные волосы обхватывал серебристый обруч. Он радостной улыбкой приветствовал брата, они сжали друг друга в объятиях, а затем вместе двинулись во двор. Свита короля уже ожидала его, друзья и враги — все они были пышно наряжены, насколько позволяло состояние кошельков и жаркая погода. Возможно, Джаван предпочел видеть бы другие лица в этой процессии, однако он гордился тем, что смог значительно разбавить ряды своих противников преданными ему людьми.
Возглавлял процессию и сейчас лишь ожидал сигнала к выходу отряд одетых в черное рыцарей Custodes. Это были суровые мужчины в стальных доспехах, восседавшие на черных как смоль лошадях, совершенно не замечая жары, несмотря на тяжелые черные накидки с алым подбоем, украшенные изображением разлапистого креста и львиной головы в золотом ореоле. В руках каждый из них сжимал штандарт — черный с красным крестом. Выглядели они великолепно, но Джаван, скользнув по ним взглядом, постарался больше не смотреть в ту сторону, ибо расценивал алые кисти на их белоснежных кушаках как оскорбление самого понятия рыцарства, точно так же, как он не признавал за ними права на символ дома Халдейнов — вервие из переплетенных алых и золотых нитей, которое они носили через левое плечо.
Куда больше радовала взор элита гвардейцев, состоящая из десяти копьеносцев в алых ливреях Гвиннеда, выстроившихся позади рыцарей Custodes и ожидавших, чтобы к ним присоединились Джейсон с Робером. Единым слитным движением они склонили копья при появлении Джавана на ступенях, и тот отметил, что выглядят они ничем не хуже, хотя число их вдвое меньше, нежели Custodes. А прямо следом за ними, держа в поводу лошадей, на которых поскачут Райс-Майкл и Томейс…
— Ого, взгляните сюда, сир, — шепотом произнес Карлан и тронул Джавана за локоть, чтобы привлечь его внимание.
Со смесью опаски и облегчения Джаван увидел в той стороне, куда указывал Карлан, келдишских лордов. Графы Истмаркский и Марлийский и впрямь решились почтить коронацию своим присутствием, однако одеяние их внушало серьезные сомнения в искренности их намерений. Презрев шелковые наряды, они обрядились в тяжелые кожаные доспехи, волосы зачесали назад и заплели в косу, под седлом у них были мохнатые низкорослые пограничные лошадки, смотревшиеся совершенно нелепо среди рослых тонконогих скакунов прочих придворных. Окинув быстрым взглядом двор замка, Джаван не смог обнаружить их племянника Грэхема, но решил, что, вероятно, юный герцог тоже должен быть где-то поблизости.
— Ну, надо же, — пробормотал Райс-Майкл. — Вы посмотрите, кто здесь. Неужели ты и вправду хочешь, чтобы я ехал с ними всю дорогу до собора?
Джаван постарался, чтобы лицо его не выдало никаких чувств, ибо обнаружил наконец, куда с таким напряженным вниманием смотрели оба графа. Они искали глазами Мердока, которого считали виновным в убийстве их брата. Тот стоял чуть дальше в процессии и нес королевское знамя, рядом с лошадью, на которой должен был ехать сам Джаван.
— Не думаю, что они вздумают ссориться с тобой, Райсем, — заметил он негромко. — Однако не хотел бы я оказаться сегодня на месте Мердока… особенно позже вечером, когда все как следует выпьют и позабудут о пристойных манерах. Но сейчас спускайся и передай им мои приветствия.
Райс-Майкл с Томейсом повиновались и Джаван медленно двинулся вниз по ступеням, обмениваясь любезностями с друзьями и врагами, но продолжая пристально следить за братом и обоими графами. Те поклоном приветствовали Райса-Майкла, однако в излишней почтительности их едва ли кто-то мог бы упрекнуть. Томейс, ощущая напряженность, зорко следил за горцами и за своим господином.
Лишь тогда Джаван заметил наконец герцога Грэхема. Тот восседал на мышасто-серой кобыле у подножия лестницы, в простой тунике без украшений, серого цвета, которая лишь еще больше привлекала внимание к герцогской короне у него на голове. Едва ли мальчик сам додумался нарядиться таким образом, однако за него подумали его дядья. Но даже без этого рассчитанного напоказ жеста самое его присутствие служило напоминанием придворным о том, что бывшие королевские регенты так и не удовлетворили требования горцев о справедливом суде. Если Грэхем вздумает потребовать правосудия, в котором было отказано ему прежде, в залог вассальной верности королю, Джавану придется уступить. В душе он почти надеялся, что именно так Грэхем и поступит.
Встретившись с юным герцогом взглядом, он любезно кивнул ему, а затем прошел туда, где его ожидала лошадь — тот же самый высокий белоснежный жеребец, на котором он ехал с похорон брата; тот же, который пять лет назад нес в седле брата на его собственную коронацию. Ран и Таммарон удерживали скакуна под уздцы, оба разряженные, словно принцы, в бархат и шелка, в коронах с самоцветами, но Таммарон, по крайней мере, почтительно поклонился Джавану, когда тот приблизился.
— Доброе утро, сир, — произнес Таммарон.
— Милорд Таммарон, милорд Ран, — ровным тоном поприветствовал их Джаван.
Карлан подставил ему сцепленные руки, и Джаван забрался в седло. Он взял в руки поводья и расправил складки туники, тогда как Карлан с Гискардом уложили на круп лошади белоснежную мантию, которая по бокам спадала почти до земли. Когда все было сделано к их вящему удовлетворению, они также вскочили в седло своих вороных жеребцов, которых до сих пор держали пажи, и подъехали к Джавану с обеих сторон. Позади выстроились молодые рыцари, которые помогли Джавану захватить и удержать престол, и процессия наконец выехала из двора по направлению к Ремутскому собору под звучный голос фанфар с замковых укреплений.
По мере того, как они продвигались вперед, жара делалась все более невыносимой, особенно когда они въехали непосредственно в сам город. Ремут не видел коронации Халдейнов уже больше века, поскольку и Синхил, и Алрой приняли венец в Валорете, где держали свой двор Фестилы. Улицы были полны людей, которым не терпелось взглянуть на нового короля. Они знали его еще мальчиком, видели всего пару месяцев, когда двор только что переехал в Ремут и прежде чем он уехал в семинарию, а затем имели возможность мельком его заметить во время похорон прежнего короля. По-прежнему люди сомневались, имеет ли право бывший монах вернуться из монастыря, чтобы взойти на престол вслед за братом.
