Как только церковные сановники убедились, что король настроен серьезно, им ничего не оставалось, кроме как сопровождать его. Полин и Хьюберт вышли с королем из зала совета, а отец Лиор с лордом Альбертом присоединились к ним по пути. Они спустились по главной лестнице, прошли через парадный зал в сад, а оттуда по крытой галерее — во внутренний дворик, куда выходили вспомогательные замковые службы.

Через двор Хьюберт провел их к лестнице, ведущей в башню, и к тому времени, когда они достигли площадки, где стояли на страже двое рыцарей Custodes, от долгого подъема у всех начала кружиться голова. Стражники немедленно взяли на караул, завидев высокопоставленных гостей. Хьюберт подозвал одного из них и протянул связку ключей.

— Мы желаем видеть пленного Урсина О'Кэррола, — объявил Хьюберт и жестом указал на массивную дверь, закрывающую дверь в коридор, где также стоял на страже рыцарь Custodes.

Когда Полин кивнул, подтверждая приказ, стражник поклонился, выбрал большой ключ из связки и направился к дверям. Замок открылся почти неслышно, и дверь повернулась на хорошо смазанных петлях. Первыми вошли Полин с Лиором, за ними последовал Хьюберт и Джаван. Лиор факелом осветил коридор. Остальные советники и сопровождающие остались снаружи.

За три года Урсин О'Кэррол сильно изменился. Ему не было еще и тридцати, но на висках обильно пробивалась седина. Волосы отрасли так, что их приходилось завязывать в хвост, и кроме того, Урсин носил теперь бороду. Впрочем, выглядел он достаточно чистым и опрятным, в бесформенном буром балахоне, но плечи его безвольно поникли от безнадежности. И если прежде он казался смирившимся со своей участью и готов был сотрудничать с регентами ради того, чтобы уцелеть, то теперь и эта решимость, казалось, навсегда покинула его.

С другой стороны, сказал себе Джаван, за последние три года не произошло ничего такого, что могло бы внушить Урсину надежды на перемены к лучшему. Отныне все его существование сводилось к бесконечной процессии дней и ночей в одиночном заключении, причем время от времени его одурманивали до потери чувств без всякой причины и в конечном итоге обрекли на погребение заживо, без надежды на милосердие или уступки.

Урсин сидел посреди комнаты на единственном стуле, завернувшись в рваную накидку и пытаясь согреться у небольшой жаровни. По размерам и обстановке комната напоминала покои отца Фаэлана, за исключением, разве что, молельни.

Сквозь зарешеченное окно пробивался тусклый серый цвет, столь же мрачный, как лицо Урсина, которое он обратил к вошедшим. Признав гостей, он упал на колени и склонил голову. Судя по всему, Джавана он не узнал, ибо тот сегодня поверх алой туники Халдейнов накинул неприметный серый плащ. И осознав это, Джаван подумал, что, вполне возможно, Урсин даже не знает о смерти Алроя и о том, что теперь у них новый король.

— Урсин, король желает говорить с тобой, — заявил Хьюберт.

Урсин медленно поднял голову, и в карих глазах его отразился страх. Лиор передал Альберту факел и извлек из складок туники длинную железную трубку, готовый всадить пленнику дозу мераши. Урсин, не скрывая ужаса, покосился на священника, но затем вновь устремил взгляд на фигуру в алом одеянии, и карие глаза его удивленно расшились.

— Принц Джаван? — пробормотал он.

— Молчи, пока к тебе не обратились, — грозно велел ему Хьюберт и вскинул руку, словно готовый ударить Урсина.

Человек в тот же миг съежился на полу, инстинктивно пытаясь защитить голову, и Джаван догадался, что пленник, как видно, уже привык к побоям.

— Довольно, — прервал он резко и встал между Урсином и архиепископом. — Урсин, посмотри на меня. Ты не сделал ничего дурного, и я не позволю, чтобы с тобой плохо обращались. Выпрямись и взгляни мне в глаза.

Урсин медленно поднялся на колени и осторожно поднял голову, скрестив на груди руки умоляющим жестом… или чтобы продемонстрировать, что он не в силах оказать физического сопротивления. Джаван мысленно попытался нащупать его защиты, но не обнаружил никакого намека, что стоящий перед ним человек когда-то мог быть Дерини.

— Вот так-то лучше, — заметил он негромко. — Сколько времени прошло, Урсин, с того дня, как мы были в Валорете и приняли очищение из рук мастера Ревана?

— Больше трех лет, сир, — прошептал Урсин.

— И ощущал ли ты, что скверна вновь затронула тебя, — спросил король.

Урсин медленно покачал головой с выражением тоски и отчаяния.

— Нет, сир.

Со вздохом Джаван устремил взгляд на Лиора.

— Испытайте его, отче.

Урсин дернул головой, и в глазах его на миг мелькнуло возмущение от подобного предательства. Сопровождавшие Джавана люди зашептались между собой. Преисполненный самодовольства, Лиор подскочил к коленопреклоненному Урсину, развинтил «деринийскую колючку», и на двойной игле заблестела мераша.

С выражением самоотречения на лице Урсин сам подал руку и отвернул рукав, а затем опустил глаза. Иглы были тонкими и не слишком длинными, и все равно Урсин не смог удержаться от вскрика, когда Лиор вонзил пыточный инструмент ему в предплечье. Он не попытался вырвать руку, вероятно, за три года успев осознать, что любое сопротивление бесполезно.

Когда Лиор извлек иглы, Урсин опустил руку и бездумным движением поправил рукав, стараясь, чтобы никаких эмоций не отразилось на его лице. И хотя Джаван в общих чертах знал, что должно было сейчас произойти, он не предполагал, что все это будет настолько бесчеловечно, и лишь сейчас, завидев обреченность Урсина, осознал, насколько унижен и растоптан был этот человек, и что пришлось претерпеть ему за последние три года.

— Что ты чувствуешь? — спросил Джаван, пристально наблюдая за Урсином, в ожидании, пока снадобье возымеет действие. Он благодарил бога, что никому не пришло в голову использовать мерашу против него в Arx Fidei, как они поступили с Фаэланом. И, кроме того, он не мог не подумать о том, как сам уязвим в этот миг, если бы Лиору вздумалось направить «деринийскую колючку» против него.

Веки Урсина уже потяжелели, а зрачки расширились. Напряжение постепенно покидало его тело, плечи повисли, голова опустилась на грудь. По всем признакам мераша действовала на Урсина усыпляюще, как на обычных людей, и он не выказывал ни одного из признаков, свойственных Дерини.

— Урсин, — повторил Джаван. — Что ты чувствуешь?

— Голова… кружится, сир, — задыхаясь, выдавил Урсин в ответ. — Спать хочется… — а затем, словно помимо воли прошептал. — Боже правый, сколько же еще…

Он закрыл лицо рукой, и Джаван на миг утешающим жестом положил руку ему на плечо. Затем обернулся на свою свиту и вновь посмотрел на Хьюберта.

— Ладно, именно этого я и ожидал, — заявил он. — А теперь пора решить вопрос с его семейством. Урсин, твоя жена обычный человек, не так ли?

Урсин непонимающе вскинул голову, затем с трудом кивнул.

— А сын?

Он пристально наблюдал за Урсином, ибо помнил слова Тависа о том, что человек этот «неудавшийся Целитель». Джаван не знал толком, что это означает, но уж конечно, Урсин получил достаточно хорошее образование и вполне способен был определить, является ли его сын Дерини. Джаван меньше всего хотел бы подвергать малыша этому испытанию, однако Хьюберт с Полином никогда не пошли бы ему навстречу, если бы не вызнали наверняка все, что касалось ребенка.

— Как зовут твоего сына, Урсин? — спросил он негромко.

Даже хотя разум его был затуманен наркотиком, Урсин, как видно, догадывался, к чему ведет разговор… И сознавал, что никак не сможет предотвратить того, что должно было случиться.

— Его зовут К… Карролан, сир, — с трудом прошептал Урсин. — Его назвали в честь деда.

— Так он Дерини или нет? — спросил Джаван. — Урсин, я знаю, что ты получил хорошее образование. Я уверен, что прежде ты старался не отвечать на этот вопрос, чтобы его защитить. Но я должен знать наверняка. Если отец Лиор даст мальчику мерашу, то будет ли он реагировать как Дерини?