Чуть позже во дворце в честь молодоженов был устроен пир, где Джаван занял почетное место рядом с невестой. Танцы затянулись далеко за полночь, и Джаван старательно танцевал со всеми дамами. Как бы это ни было ему отвратительно, он постарался уделить особое внимание Джулиане Хортнесской, которая вызывающе флиртовала с королем с полного одобрения заботливого отца.

Прекрасно сознавая, на какую опасную тропу он ступил, Джаван решил сделать еще один шаг. Наутро он намеренно отыскал нового духовника, которого назначил ему Полин, и вновь покаялся в том, что питает греховные мысли по отношению к Джулиане. Он не сомневался, что исповедь эта дойдет до ушей тех, кому предназначена, и он не прогадал. В последующие дни Ран обращался с ним куда почтительнее, чем обычно, и даже Хьюберт как будто бы слегка смягчился… И только Полин постоянно держался настороже.

Празднества длились еще добрых две недели. Днем придворные ездили на охоту, по вечерам закатывали пиры. То и дело прибывали новые гости, поскольку знать со всех концов королевства готовилась праздновать Двенадцатую ночь, самый важный день года.

Утро выдалось холодным, но ясным. Землю покрыл свежий снег. В полдень двор должен был собраться на торжественную церемонию, и потому сегодня Джаван одел Державную Корону с ее переплетенными листьями и крестами, а также светлую шерстяную тунику с золотым шитьем и алую мантию, отороченную горностаем. Райс-Майкл с Микаэлой восседали по левую руку от него, также в коронах и в церемонных одеждах синего цвета, а оба архиепископа стояли справа в золотых митрах, торжественно приветствуя придворных.

Одним из самых приятных событий были гонцы из далекого Кассана, которые привезли послание от принцессы Анны и Фейна Фитц-Артура, с припиской, сделанной неуверенной ручонкой четырехлетнего герцога Тамберта, где значилось: «Друзья — Тамберт и Джаван». Мальчик так явственно боготворил короля и не скрывал своей привязанности, что это вызвало улыбки и веселость по всему залу, когда Джаван прочел послание вслух, ибо здесь присутствовали многие из тех, кто был свидетелями, как король принял мальчика перед коронацией. Письмо это также значительно приободрило Джавана, в особенности учитывая, что впереди его ожидало посвящение в рыцари Кешела Мердока и еще нескольких старших оруженосцев, по большей части приходившихся родней его сановникам. Он с радостью воздержался бы от посвящения, ибо не считал этих юнцов достойными доверия, однако прекрасно знал, что не рискнет настроить против себя их отцов. По крайней мере, меч при акколаде держал в руках Робер, хотя бы отчасти снимая с короля ответственность, ибо тот не достиг еще возраста, когда имел право лично посвящать кого-либо в рыцари, и лишь немногие из присутствующих знали о том, что сам он прошел посвящение в тот самый день, когда он вернулся, дабы потребовать корону.

— На будущий год вы будете первым, мой принц, — прошептал ему Робер, когда к трону приблизился очередной кандидат. — Видит Бог, вы больше чем все они, заслужили свои шпоры.

Вести пришли даже из далекого Келдора. Герцог Грэхем прислал почтительное письмо королю с наилучшими пожеланиями в новом году, а еще спустя пару дней граф Хрорик известил Джавана, что, как и ожидалось, им были получены письма от торентского короля. Эти письма он прислал с гонцом и приложил к ним копию ответа леди Судри, и свои собственные комментарии.

«Возможно, кто-то скажет, будто я ослеплен любовью, сир, но даже люди самые подозрительные не смогут упрекнуть мою госпожу в недостатке преданности, ни супругу, ни королю, простирающему свое правосудие до этих далеких северных земель. Надеюсь, что ваше величество может быть совершенно спокойным относительно моей супруги, ибо нет никакой вероятности, что она когда-либо вздумает вернуться в Торент или сообщить им какие-либо сведения в ущерб Келдору или законному сюзерену Келдора.

Засим остаюсь верным подданным вашего величества, Хрорик, граф Истмаркский.»

Слава богу, похоже, с Келдором было достигнуто перемирие, и Джаван мог лишь сожалеть, что не в силах добиться подобной преданности от прочих своих сановников. Он до сих пор не решил, как ему поступить с Полином и Хьюбертом, заслужившими самой строгой кары за участие в похищении его брата.

Коварный замысел их уже принес свои плоды. Джаван старался не выдать своих подозрений при виде Микаэлы с Райсом-Майклом, однако к концу января попросил Гискарда задать пару вопросов прислуге… о чем те, разумеется, позже даже и не вспомнили.

— Боюсь, ваши опасения подтвердились, сир, — заявил Гискард, когда помогал королю раздеться перед сном пару дней спустя. — Одна из королевских прачек рассказала мне много интересного о семейной жизни вашего брата. Похоже, что вот уже два месяца, как у юной принцессы не было месячных кровей, а по утрам она все чаще плохо себя чувствует. Полагаю, брат ваш прекрасно об этом осведомлен.

— Проклятье, — выдохнул Джаван. — Я надеялся, что он все же решится воздержаться.

— Будем справедливы к принцу, возможно, все уже случилось к тому времени, когда вы разговаривали с ним, — возразил Гискард. — А когда выяснилось, что она в тягости, то воздерживаться уже не было причин, не так ли?

— Но насколько мы можем быть уверены? — спросил Джаван. — Конечно, с одной стороны я должен радоваться, но, может быть, случится выкидыш?

— Закрыв глаза, он потряс головой. — Нет, конечно, я этого не желаю и тем более не стану ни о чем просить Ориэля…

— Конечно, нет, — кивнул Гискард. — Но может быть, стоит сперва переговорить с Райсом-Майклом?

Наутро, вернувшись с конной прогулки, Джаван попросил брата поговорить с ним наедине. Они как раз чистили лошадей, поскольку обоим нравилось делать это, если не было каких-то срочных забот. Барон Хилдред, в свое время наставлявший принцев в верховой езде, всегда говорил, что заботы о внешнем виде лошади хорошо влияют на внутренний мир человека.

— Ну, и когда же нам ждать счастливого события? — напрямую спросил Джаван, пристально наблюдая за братом, когда тот счищал грязь с лошадиного бока пучком соломы.

У Райса-Майкла рука повисла в воздухе, и он изумленно обернулся к брату.

— Кто тебе сказал? — чуть слышно выдавил он.

— Неважно. Так это правда?

Райс-Майкл со вздохом потрепал лошадь по крупу.

— Боюсь, что да. Мы, честное слово, не собирались. Клянусь, я… полагаю, в начале декабря она уже была в тягости, когда мы вернулись в Ремут. Скорее всего… все началось еще в ноябре.

— Понятно. То есть ребенок появится в августе или в сентябре, — Джаван вздохнул. — Да, не так уж много времени ты мне оставил…

— А я уверен, ты преувеличиваешь опасность, — пробормотал Райс-Майкл, отбрасывая пучок соломы. — Кроме того, раз уж ты сам принялся ухаживать за Джулианой…

— Это все сплошное притворство, и ты прекрасно это знаешь, — возразил Джаван. — И если Ран это обнаружит, вот тогда я и вправду погиб.

— Все равно, теперь ты им интересен больше, чем я, — резонно ответил Райс-Майкл. — Даже если ты прав, все равно они предпочли бы скорее иметь наследника от тебя, чем от меня.

— Весьма утешительно, — сухо промолвил Джаван.

Принц согласился никому не сообщать о состоянии своей супруги так долго, пока это будет возможно. Джаван в свою очередь по-прежнему продолжал оказывать знаки внимания Джулиане, и это во многом улучшило настроение его советников; хотя отношение Рана по-прежнему едва ли можно было назвать дружелюбным, он все же сделался более снисходительным к Джавану, и даже проявлял подобие интереса к заботам короля.

Примерно месяц спустя на заседании совета, слегка поредевшего из-за отъезда части его членов, Джаван решил наконец вновь вернуться к своему замыслу, который временно пришлось оставить после похищения брата. С тех пор у него было время поразмыслить, и он осознал, что к вопросу о Дерини следует подходить очень осторожно, и одним из самых очевидных шагов для начала будет постараться облегчить участь семей Дерини, сотрудничающих с властью, таких как Ориэль.