– Эй, там! – негромко, но и, не таясь, окликнул он и помахал рукой. Девушка подняла голову и совсем близко увидала старую черную дорожную карету с каким-то непонятным изображением на дверце. За ней следовала совсем уж странная крытая повозка, длинная и высокая, с нашитыми там и сям золотыми блестками. Карета была запряжена парой довольно изможденных лошадей, а правил ею худой старик с седыми длинными волосами, спутанными прядями, ниспадавшими ему на плечи. При виде Саймона возница натянул поводья так резко, что лошади, несмотря на свою изможденность, едва не стали на дыбы, отчаянно захрапели, и карета остановилась.
– Макнелли, дружище! Как же я рад тебя видеть! – воскликнул обрадовано беглец, а старик, спрыгнув на землю, подбежал к нему, обнял за плечи и от избытка чувств изо всех сил хлопнул его по спине.
– Джозеф, что там у тебя? – с этими словами с повозки спрыгнул еще один старик, толстый и заросший бородой. Увидев, что происходит, он расплылся в улыбке и воскликнул: – Саймон! Вот это да! Я знал, что мы тебя встретим на этой дороге!
Саймон счастливо засмеялся и сразу стал казаться моложе на несколько лет.
– Какую пьесу ты тут играешь, мой старый бородач?
Толстяк довольно ухмыльнулся, почесал бороду и, к удивлению Бланш, наблюдавшей за всем происходящим из своего укрытия, в следующее мгновение одним движением снял свою огромную бороду. Да он же просто загримирован! Кто эти люди?
– Мы слышали, что ты можешь пойти по этой дороге, – пояснил между тем один из незнакомцев, обнимая Саймона за плечи. – Как я понимаю, у Табарда возникли кое-какие сложности.
– Как оказалось, Портер не совсем тот друг, на которого можно положиться, – согласился Саймон, слегка нахмурившись, и спросил: – Ну а вы тут как оказались?
– Считай, что мы гастролируем. Ездим от театра к театру и ищем тебя. Гарри попросил меня об этом.
– Мой дядя? Как он, в порядке?
– Ну, просил вообще-то не только Гарри, – толстяк хихикнул. – Знаешь, у юной Генриетты тот еще язычок. Слышал бы ты, что она говорила старому Гафферу, когда узнала, что он тебя не встретил!
– Ладно, об этом у нас еще будет время поболтать, – прервал его второй мужчина. – Давайте убираться отсюда, неизвестно, кто еще будет ехать по этой дороге.
– Да, забирайся скорей в повозку, парень. Там ты будешь в безопасности.
– Я не один, – сказал Саймон, и мужчины многозначительно переглянулись.
– Да, мы слышали, – нахмурившись, произнес толстяк. – А что там за история?
– Ты ведь мне не отец, правда, Жиль? Ну и нечего тут меня допрашивать, – Саймон повернулся, подошел к кустам у обочины и позвал: – Бланш, где ты там? Выходи, принцесса! Мы среди друзей.
Саймон сделал шаг ей навстречу, протянул руку и, взяв девушку под локоть, подвел ее к актерам.
– Это лучшее из того, что могло с нами случиться, принцесса, – сказал он. – Мы встретили труппу бродячих актеров. Конечно, эта труппа не так хороша, как труппа Вудли, но…
– Если мы хотим сегодня добраться до Рочестера к вечеру, то нам следует поторопиться, – перебил его седовласый, мужчина. – А то нам и дня не хватит.
Вблизи Бланш заметила, что он значительно моложе, чем показался ей с первого взгляда.
– Я не задержу вас, – сказала она, стараясь говорить спокойно. – Просто довезите меня до следующего перекрестка, и я…
– Да что вы такое говорите! – воскликнул второй, перебивая ее, и девушка вдруг осознала, что и его возраст явно меньше, чем, кажется издалека. Под его седыми бровями сверкали по-молодому ясные глаза. – После того, что вам пришлось испытать по милости этого чурбана Вудли, вы заслуживаете лучшей участи. Нет, дорогая моя, мы довезем вас туда, где вы будете в безопасности.
Теперь уже он церемонно взял девушку под локоть, при этом, правда, сжав ее руку несколько сильнее, чем позволяли правила приличия, и сказал:
– Позвольте представиться, Жиль Роули, ведущий актер и руководитель передвижного театра Роули. Думаю, вам следует знать, – перешел он на конфиденциальный тон, – что не все артисты такие неотесанные и грубые люди, как наш Саймон.
– Рада это слышать, – пробормотала Бланш, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Ей почему-то показалось, что над ней слегка подшучивают, как это бывает в компании добрых друзей. Жиль улыбался, и даже кучер вежливо кивнул ей, но все это было в высшей степени странно. После двух дней, проведенных под открытым небом в компании с беглым преступником, с нею обращались так, словно она знатная леди, окруженная толпой поклонников. Полное сумасшествие! А Жиль между тем показал на второго мужчину и представил его:
– Наш кучер. Этого, несомненно, почтенного, старика зовут…
– Макнелли, – перебил тот и сдернул со своей головы парик, под которым оказались огненно-рыжие волосы.
– Боюсь, что ваши ухищрения не введут в заблуждение Портера, – сказал Саймон, вместе с Бланш подходя к разбитому экипажу.
– А он про них ничего не знает, – усмехнулся Жиль, открыл дверцу кареты и сказал, подмигнув: – Садитесь, дорогая моя. Там едет моя супруга, так что вам не о чем беспокоиться.
Бланш поблагодарила и забралась в повозку. Когда она привыкла к темноте, то увидела у дальней стенки молоденькую женщину, почти девочку, с огромными удивленными глазами. Господи, подумала Бланш, она-то как здесь оказалась?
– Моя жена Феба, – сказал Жиль, забравшись в карету и обнимая девушку за плечи. – Несколько членов нашей труппы едут в повозке с реквизитом, а остальные добираются на своих двоих.
– Они идут пешком? – удивилась Бланш и тут же сообразила, что удивляться, собственно, нечему. Разве сама она не прошла за эти дни почти двадцать две мили от Лондона до этого места?
– Ничего, мы привыкли, – улыбнулся Жиль и, взглянув на жену, добавил: – Феба немного стесняется.
– Рада с вами познакомиться, – сказала Бланш, но девушка только теснее прижалась к мужу, робко поглядывая на гостью. Вообще все ее поведение совсем не походило на то, как должны были бы себя вести актрисы.
В эту минуту в карету забрался Саймон, сел рядом с Бланш и облегченно вздохнул.
– Все, – он подмигнул ей. – Теперь мы в безопасности.
Она с трудом выдавила ответную улыбку. На какое-то время, может быть – подумалось ей. Но кто те люди, которые их преследуют? И что с нею будет дальше?
Гонория смотрела в окно и раздраженно говорила:
– Плохо, что он ускользнул один раз. Еще хуже, что ему удалось это сделать дважды. Но трижды, Квентин!
Она обернулась, и хотя лицо ее было бесстрастным, мужчина заметил, как побелели костяшки пальцев виконтессы, сжимавшие расшитую золотом портьеру.
– Трижды ты находился от него на расстоянии вытянутой руки, и каждый раз он от тебя скрывался. Это непростительно, Квентин!
Мужчина медленно склонил голову. Гостиная в Стэнтон-хаус в этот час была ярко освещена десятками свечей. Их золотистый свет падал на полированный стол из вишневого дерева и отражался в большом зеркале, висевшем над камином. Обстановка располагала к мирной неторопливой беседе, но Квентина это кажущееся спокойствие не обманывало, в любой момент над ним могла разразиться гроза. Поэтому он виновато произнес:
– Мне нет прощения. К сожалению, этот лицедей оказался проворнее, чем я думал.
– Даже не надейся меня успокоить своими извинениями, Квентин! – с ледяным спокойствием произнесла виконтесса. – Я чертовски раздосадована!
Она стремительно подошла к креслу и села в него. Даже в гневе Гонория двигалась очень грациозно, сидела, выпрямившись, гордо вскинув голову, и выглядела так, как должна выглядеть красивая, страстная женщина. Выдавали ее только глаза. Они казались двумя кусочками льда, и сейчас в них не отражались никакие эмоции. Но хорошо знавшие ее люди могли бы сказать, что вот это состояние виконтессы является самым опасным.
– Я думала, что ты опытный и ловкий человек, – она смерила взглядом стоявшего перед ней мужчину. – К сожалению, Квентин, оказалось, что я жестоко ошиблась.