Мариетта, Дармон и Жинесте проследили за направлением его взгляда и вслед за ним снова посмотрели на металлическую дверцу.

Было ясно, что они не видят ничего необычайного, тогда как Поль сразу узнал лицо и фигуру Изабеллы… Он изменил положение, отвернулся от шкафа. Но смятение его было заметно.

– «Мемо-2»,– с усилием продолжил он,– в действительности не представляет никакого интереса.

– Почему? – живо откликнулась Мариетта, поддерживая игру.

– Потому что мы ищем не средство, которое давало бы нам возможность вновь переживать свои воспоминания… Как бы это ни было приятно… или неприятно. Мы ищем вещество, способное удержать воспоминание, обеспечить его постоянство и облегчить его восстановление в памяти.

– Вернее…– заметил Жинесте.

– Мы все с этим согласны,– эхом отозвался Дармон.

Поль продолжал разглагольствовать об исследованиях, нудно повторяя то, что давно было известно всем. Он сидел, прислонившись к дверце металлического шкафа. Его друзья превратились в неясные силуэты, замершие в оцепенении перед этим потоком пустых фраз.

Услышав над самым ухом голос звавшей его Изабеллы, Поль оборвал речь на полуслове. Он рывком распахнул створки. Внутри шкафа на вешалке тихонько покачивалась куртка в красно-черную клетку.

Поль молча повернулся к товарищам, не в силах выговорить ни слова.

– Тебе не мешало бы заглянуть к Карлену,– как можно более небрежным тоном проговорил Дармон.– Здорово тебя все-таки шарахнуло… Хотя он уже сделал все, что мог…

Поль долго смотрел на него не отвечая.

– Появилось еще кое-что,– наконец выговорил он.-Раныне все окружающие видели и слышали то же, что и я после галлюцинаторной фазы. Теперь обе фазы накладываются одна на другую…

– Но ведь… мнимые восприятия не так растянуты, не так устойчивы…

– Тебе прекрасно известно, что все происходит наоборот. Обычно все начинается с галлюцинаций, и лишь затем на их основе выстраивается интерпретативный бред. Я же иду обратным путем.

– Тогда это, возможно, стадия, через которую нужно пройти, стадия регресса заболевания…

– Такого еще не бывало, и ты это знаешь. И потом, я считал, что все происходившее со мной до сих пор объяснялось либо потерей, либо расстройством памяти, но уж никак не галлюцинациями, разве нет?..

Все промолчали.

– Похоже, сегодня я работать не смогу,– заявил Поль.

Он взял куртку Изабеллы, аккуратно положил ее на стол, снял халат, надел пальто и сунул куртку под мышку.

– Вы не будете на меня в претензии? – спросил он и ушел, провожаемый встревоженными и сочувственными взглядами коллег.

Куртка заняла место в гардеробе среди прочей одежды Изабеллы. Что же касается брошки, то тут загадка оставалась необъяснимой: было совершенно непонятно, каким образом она покинула свитер и очутилась на столе в лаборатории.

Если только Поль снова не оказался жертвой мнимого воспоминания. Это объяснение было самым удовлетворительным… Поль криво усмехнулся. Он приколол брошку к клетчатой куртке, потом приготовил себе кофе и поставил на проигрыватель Квартет ре минор Шуберта. Однако музыка оказалась настолько мрачной, что Поль почти сразу снял пластинку.

Подойдя к телефону, он набрал номер.

– Профессора Карлена, пожалуйста… Говорит доктор Эрмелен.

Ему пришлось подождать.

– Бенуа, похоже, со мной снова начинает твориться неладное… Нет, по-другому. Завтра в котором часу?.. Хорошо. Спасибо.

Положив трубку, Поль выпил кофе, оделся и вышел на улицу.

На афише была изображена молодая домохозяйка в кокетливом фартучке с банкой «Нескафе» в руках. Обычная рекламная афиша, если не считать того, что домохозяйка была вылитая Изабелла.

Поль точно знал, что Изабелла никогда не снималась для рекламы. Он также был уверен, что никто, кроме него, не видит голову Изабеллы на плечах любительницы растворимого кофе. Но эта уверенность не помешала ему застыть перед афишей в оцепенении.

После недолгого созерцания ему показалось, что изображение теряет четкость. Оно начало дрожать, как дрожит пейзаж в летний день из-за поднимающегося от раскаленной земли воздуха.

Изображение за этим полупрозрачным экраном претерпевало чудовищную метаморфозу. Кожа становилась зеленоватой, нос проваливался, веки исчезали… Подавив стон ужаса, Поль спрятал лицо в ладони.

Прохожие на тротуаре обходили его стороной.

Уже давно наступила ночь, когда Поль узнал вывеску. Ноги, словно чужие, неожиданно привели его к китайскому ресторанчику, где они так часто ужинали с Изабеллой.

Поль миновал было витрину, но замедлил шаг. Потом остановился и вернулся назад. Поколебавшись немного, он наконец вошел.

Сел Поль подальше от столика, который они тут облюбовали, занимая его всегда, когда он оказывался свободным. Свободен был он и сейчас: Поль смутно различал его в темном зеркале. Но одно дело было войти в ресторанчик, и совсем другое – занять место, где Изабеллы ему не хватало бы куда сильней…

Поль углубился в изучение меню, которое знал наизусть. Когда он оторвался от него, его взгляд неудержимо устремился к зеркалу. За их столиком теперь сидела женщина, которую он видел со спины. Он почти не удивился, узнав ее фигуру, прическу, манеру держать сигарету: локоть на столе, ладонь на уровне уха, указательный и средний пальцы вытянуты, большой отставлен, два остальных согнуты. Все это было Полю знакомо, но он знал, что Изабелла не может быть здесь, поскольку она мертва. А если бы ему посчастливилось и он попал бы в один из своих снов наяву, в котором она осталась живой, то Поль сидел бы сейчас напротив нее, за их любимым столиком…

Он заказал кушанье, которое, как ему было известно, готовят быстро: теперь он уже ругал себя за то, что переступил порог этого ресторанчика, где сама обстановка благоприятствовала галлюцинациям. В ожидании блюда Поль продолжал наблюдать за незнакомкой, чьи движения были видны ему в зеркале. Ей уже принесли заказ. Видимо, женщина сделала его сразу, как только вошла… И, разумеется, она держалась в точности так, как держалась бы Изабелла. Та же сноровка в обращении с палочками, та же манера брать крохотные пирожки левой рукой с помощью салатного листика…

Проклиная себя, Поль все больше поддавался искушению встать и подойти к незнакомке, чтобы увидеть ее лицо.

Он почти не сомневался, что это будет лицо Изабеллы. Как она себя поведет, когда он с ней заговорит?

Поль наспех проглотил поданное кушанье, чтобы его уход, во время которого ему представится возможность обменяться с ней двумя-тремя фразами, выглядел естественным. Тем временем она потребовала счет и вдруг принялась что-то записывать на бумажной скатерти. Поль тоже потребовал счет, который ему подали сразу вслед за тем, как принесли счет молодой женщине. Та положила на столик банкнот и поднялась. Все то время, пока она шла к двери, Поль по-прежнему видел ее со спины, лихорадочно шаря по карманам в поисках денег. Наконец, расплатившись, он поднялся, прошел мимо столика, за которым ужинала она, и застыл, потрясенный, на бумажной скатерти красовалась структурная формула «меморила».

Потеряв у столика несколько секунд, Поль спохватился и чуть не бегом устремился к выходу. Когда он очутился на тротуаре, улица была пуста.

Чтобы скрыться из поля зрения, никому этих секунд не хватило бы. Незнакомка улетучилась. Поль стоял как вкопанный, недоверчиво всматриваясь то в один, то в другой конец улицы.

Из ресторана вышел мужчина. Оборачиваясь, Поль толкнул его и извинился. Мужчина ответил обычной формулой вежливости. Но, увидев блуждающий взор Поля, он несколько растерялся.

– Вот у вас, скажите, бывают галлюцинации? – спросил у него Поль.

– Нет,– попятившись, ответил мужчина.

– Не правда ли,– продолжал Поль,– исчезновение кого-то, кто не существует, не более странно, чем его появление?

Мужчина что-то невнятно пробормотал и заспешил прочь. Поль рассмеялся. Заслышав его смех, мужчина ускорил шаги.

Поль медленно побрел в другую сторону.