— Мы играем с правдой, — произнес Эльвира. — С удобопредставимой правдой и приемлемой правдой. И все это…

— А как насчет истинной правды? — спросил Фалькон.

— И все это — вопрос правильного выбора времени, — продолжил Эльвира, кивком ответив на его замечание. — Какую правду когда сообщать.

— Доделан ли перевод арабских текстов, которые были приложены к чертежам? — спросил Фалькон.

— Значит, вы не видели новостей перед тем, как мы продолжили наши исследования, — сказал Эльвира. — И мы тоже их не видели, вот почему проклятая журналистка так уцепилась за слова судьи дель Рея. Только после передачи мы узнали, что эвакуацию двух школ и биологического факультета снимали телевизионщики и что в эфир эти кадры дали вместе с переводом арабского текста с одного из листов.

— На каждом листе давалась полная инструкция, как перекрыть все подходы к зданию, где держать заложников и где разместить взрывчатку, чтобы добиться максимума жертв, если спецслужбы станут штурмовать здание, — объяснил дель Рей. — Последний пункт в каждой инструкции был таким: каждый час одного заложника (начиная с самых младших там, где речь шла о школах) следует выпускать, и, пока он бежит на свободу, в него стреляют на глазах у журналистов. Так будет продолжаться до тех пор, пока испанское правительство не признает Андалузию исламским государством, которым управляют законы шариата.

— Теперь понятно, почему в баре, где я тогда был, так все разбушевались, — проговорил Фалькон. — Как СМИ заполучили текст?

— Его привезли на мотоцикле и оставили в «Канал Сур» на столе дежурного, в коричневом конверте из плотной бумаги, который был адресован продюсеру редакции текущих событий, — ответил дель Рей.

— Ведется разбирательство, — добавил Эльвира. — Что вы делали в этом баре?

— Беседовал с последним человеком, который разговаривал с Рикардо Гамеро перед тем, как тот покончил с собой, — сказал Фалькон — Это менеджер по продажам компании «Информатикалидад».

— Это не тот старик, которого видели с Гамеро в Археологическом музее? — спросил дель Рей.

— Нет. Я говорю о последнем звонке, который Гамеро сделал со своего личного мобильного, — ответил Фалькон. — Я полагаю, комиссар, что все сотрудники антитеррористического отдела КХИ проходили проверку, которая касалась в том числе и их сексуальной ориентации?

— Конечно, — подтвердил Эльвира. — Все, кто имеет доступ к закрытой информации, проходят предварительную проверку: следует убедиться, что у них нет уязвимых мест.

— Значит, если бы Гамеро был гомосексуалистом, об этом стало бы известно?

— Безусловно. Разве что он был, так сказать… не практикующим.

— Марко Барреда, тот парень, с которым я говорил, уже был готов расколоться, когда в баре началось это безумие. Он что-то знает. Думаю, он чувствует, что то, во что он или они вовлечены, вырвалось из-под контроля. Начать с того, что он очень переживает из-за смерти Гамеро. Этого в сценарии не было.

— А что это был за сценарий? — сейчас же спросил Эльвира, которому не терпелось получить хотя бы один.

— Не знаю, — ответил Фалькон. — Но он объясняет то, что случилось во вторник в мечети. Если бы у нас хватало людей, я бы привел всех сотрудников «Информатикалидад» в наше управление и допрашивал бы их, пока они не расколются.

— И какими же, как говорит Марко Барреда, были последние слова Гамеро? — поинтересовался Эльвира.

— Что Гамеро в него влюблен, — сказал Фалькон. — Барреде не хотелось что бы то ни было рассказывать, он был смущен. Думаю, он не случайно пошел в туалет. Наверняка он кому-то оттуда позвонил, и ему дали совет, что говорить. Он уже готов был все выложить, а потом, похоже, вдруг вернулся в прежнее состояние.

— Что же у нас есть на «Информатикалидад»?

— Ничего, кроме того факта, что квартиру они купили на «черные» деньги.

— И для чего, по-вашему, использовали эту квартиру?

— Для наблюдения за мечетью.

— С какой целью?

— Совершить на нее нападение — или дать возможность другим совершить такое нападение.

— На это были какие-то определенные причины?

— Пока у меня только одна причина: это организация, которая набирает сотрудников среди прихожан католической церкви, а значит, представляет их религиозное право и противостоит влиянию ислама в Испании. Может быть, тут есть политическая или финансовая сторона, но я о них пока ничего не знаю.

— Этого недостаточно, — заявил Эльвира. — Вы опросили всех торговых представителей и безуспешно попытались использовать уязвимые места Марко Барреды. Для продолжения расследования у вас есть лишь неподтвержденная теория. Как вам удастся усилить давление? Если вы пригласите их к нам в управление, они явятся со своими адвокатами. А потом нам придется иметь дело с прессой. Чтобы расколоть «Информатикалидад», нужно нечто более веское, чем ваши интуитивные предположения.

— А еще меня беспокоит, что это, возможно, все, чем они занимались, — кивнул Фалькон. — Обеспечивали наблюдение — и больше ничего. Тогда мы можем допрашивать их хоть целыми днями и все равно не продвинемся дальше. Мне требуется еще одно звено. Мне нужен старик, с которым Гамеро разговаривал в Археологическом музее.

— Вы показали рисунок Марко Барреде? — спросил дель Рей.

— Нет. Я опасался, что сходство может оказаться слишком отдаленным, и потом, я хотел бить в его уязвимую точку, а эта точка — Рикардо Гамеро.

— Каков будет ваш следующий шаг?

— Посмотрю на членов правления «Информатикалидад» и других компаний из этой группы, а также из их материнской компании, «Горизонта». Может быть, кто-то из них похож на портрет, — сказал Фалькон. — Чем сейчас занимаются СНИ и КХИ?

— Сейчас их заботит будущее, — ответил Эльвира. — Хуан вернулся в Мадрид. Остальные с помощью имен, которые всплыли в этом расследовании, надеются выйти на другие террористические ячейки или сети.

— Значит, в нашем здешнем расследовании мы остались в одиночестве?

— Они вернутся к нам, только если мы после анализа ДНК выясним, что имама или Хаммада и Сауди не было в мечети в момент взрыва, — сказал Эльвира. — На их взгляд, из этой ситуации они больше ничего не могут для себя извлечь. Сейчас их больше волнуют будущие теракты.

Вернувшись к себе в кабинет, Фалькон поискал в Интернете информацию об «Информатикалидад» и «Горизонте» и нашел фотографии директоров всех отдельных компаний, групп компаний и материнской компании. Просматривая результаты поиска по «Горизонту», он набрел на страницу, посвященную празднованию сороковой годовщины компании: она отмечалась в 2001 году. Как он и надеялся, на странице имелись снимки банкета — больше двадцати пяти фотографий сильных мира сего за пиршественными столами.

Память — странный орган. Иногда кажется, что она работает случайным образом, однако порой ее могут подстегивать другие органы чувств. Фалькон понимал, что, если бы он не видел его только что по телевизору, он никогда бы не выделил его среди прочих лиц на ужине «Горизонта», среди цветов и зажженных свечей. Он остановил просмотр, вернулся к снимку. Да, это, несомненно, был Хесус Аларкон, его красавица жена сидела справа, через три места от него. Он посмотрел на подпись к фотографии, но там было сказано лишь, что за этим столом сидели банкиры «Горизонта» — представители «Банко омни». Ну да, все совпадает. Перед тем как переехать в Севилью, Аларкон работал в мадридском банке. Он распечатал страницу вместе со всеми фотографиями директоров и вышел из управления, узнав у Серрано фамилию охранника из Археологического музея.

Охранника вызвали к столу продажи билетов, и Фалькон показал ему фотографии, которые он быстро пролистал, качая головой. Потом он поводил пальцем по снимкам праздничного банкета. Его внимание не привлек никто.

Было чересчур жарко даже для того, чтобы наскоро закусить под лиловыми цветами джакаранд в парке, и Фалькон поехал обратно в центр. Слишком о многом надо было подумать. Ему позвонил Пабло из СНИ, и они договорились встретиться в баре на улице Леона Двенадцатого рядом с взорванным жилым домом.