Юлия всегда понимала, что в ней самой, в ее родителях, в привычном круге ее общения есть нечто исключительное, что ограждало и ограждает ее семью от многих бед и напастей того времени. Эта уверенность в своей исключительности не была ни разу поколеблена до страшной осени 1991 года.
Исключительность была во всем – в квартире на Кутузовском, которую отец как инструктор отдела ЦК получил как раз после Юлечкиного рождения в 1962 году, в государственной даче в Кратово, где Юля с братом проводили лето, в выборе школы и мест отдыха. Исключительность была и в одежде, что, согласитесь, весьма немаловажно в подростковые годы. Отец привозил из заграничных командировок кофточки, комбинезоны, прелестные дубленочки и шапочки с перчаточками необыкновенных цветов, а потом – первые джинсы, курточки, кожаные пиджачки и туфельки, каких не было ни у кого в классе, хотя рядом с Юлей учились тоже не рядовые школьники.
В те годы отец был почти всемогущ. Главный человек в семье, центр ее мироздания. И поскольку Юлия с братом были поздними детьми, отец всегда ценил их общество. Именно он, а не мама или бабушка впервые повел Юлю на балет, который оставил в ее душе след романтический и, как ни странно, эротический – именно с балетом у нее оказалось связано сильное детское эротическое переживание. Что это было действительно так, она поняла, конечно, уже гораздо позже, когда ей стало однажды невероятно сладко и томительно хорошо от объятий мужа, от поддержки – не балетной, а так, слегка напоминающей балетную, просто при легком отрыве от пола…
Отец водил их в музеи. И оттого что она попала туда не с толпой, не с классом, оттого что это было по-настоящему личное, от отца идущее приобщение к искусству, она сумела воспринять все эти красоты и исторические ценности действительно серьезно. В начале 70-х годов отец таскал Юлю с братом по всем выставкам, проходившим тогда в Москве. Вот тогда-то, в детстве, лет в одиннадцать-двенадцать, Юля узнала, что есть на свете реалисты и есть другие художники – люди иного взгляда на жизнь и бытие человека. Импрессионисты, Дега, Моне, Сислей, Сезанн – их работы были знакомы ее отцу, любимы и ценимы им, хотя многие в это время только начинали открывать для себя этих больших мастеров.
Как ни странно, Юля не стала зазнайкой, хотя кругозор ее был намного шире, чем у сверстников и даже учителей. Она всегда много читала, а в последние годы учебы в школе дополнительно занималась с преподавателями из МГУ и выросла в результате мудрой и эрудированной девочкой. Несмотря на эти избыточные гуманитарные знания, она всегда уважала математику, поступила на экономический факультет МГУ и училась на удивление успешно.
Юлия всегда оберегала свою семью, это было свойством ее натуры, такой же щедрой и цельной, как у отца. Ценить более всего на свете покой близких, душевное тепло, довольные лица детей и мужа – в этом было ее жизненное кредо и женское призвание. Она постоянно что-то устраивала, улаживала, о чем-то хлопотала. Причин для волнений всегда хватало, хотя беспокойства ее часто бывали приятного, творческого свойства. Ей всегда хотелось что-то исправить, усовершенствовать – будь то интерьер их городской квартиры, гардероб детей или проект нового загородного дома на берегу Пироговского водохранилища, которым она очень гордилась и которому были посвящены их с мужем немалые заботы и хлопоты.
Ее беспокойная натура вечно стремилась к идеалу, к совершенству. Когда она еще училась в университете, подруги по группе полушутя-полусерьезно звали ее перфекционисткой. И действительно, она была ею, любила и умела доводить до совершенства все стороны своей жизни. Она старалась быть на высоте в материнстве, в быту, в браке, во внешности… Что касается последнего, то обладая от природы завидной фигурой, она умудрилась сохранить форму даже после рождения и кормления детей. Не полагаясь только на природные данные, Юлия следила за модой, оставаясь, как умная женщина, в полушаге от острой модной волны. Умела всегда быть интересной и нестандартной. Зная меру во всем, она и тут сумела уловить нужную грань, рассчитать правильный интервал «отставания».
После недавних своих тридцати пяти она предпочитала классический стиль как форму на выход и спортивную одежду – для дома и поездок. Однако и приодеться для появления в свете, щегольнуть Юлия могла с блеском. У нее была приличная коллекция украшений, ее собственность, которая составлялась всю жизнь – часть досталась от матери, часть подарил отец, и самые солидные драгоценности, которые более походили на капиталовложения, были подарены в последние годы мужем. Кроме классики был в ее коллекции и авангард. Такие украшения покупались в поездках, это были работы известных европейских мастеров или же изделия лучших ювелирных фабрик мира. При этом Юлия не любила носить бриллианты каждый день, как это делали большинство ее московских подружек. Не любила по три браслета на одной руке. Нет, благородная сдержанность, минимализм всегда были ее девизом…
В городской квартире и в загородном доме Юлия стремилась собрать все лучшее из того, что ей было доступно. Со стройматериалами, которые сами «приехали» в Москву благодаря зарождению рынка, слава богу, проблем не было. Не требовалось тащить в багаже из поездок обои, плитку, ручки для окон и дверей, держатели для рам и прочие вещи, которые, в общем-то, и создают дом. Все эти трудности, имевшие место двадцать-тридцать лет назад, ушли в прошлое; теперь вместе с материалами в Москву прибыли и мастера. Так что проблемы переместились в область организованности хозяев, финансового обеспечения.
Первую из этих проблем взяла на себя Юлия, вторую – ее муж. И в результате в последние годы Земцовы смогли переоборудовать городскую квартиру и построить великолепный загородный дом. В этом была заслуга и самой Юлии, и Алексея, который заранее определял смету, обеспечивал финансирование стройки и изыскивал средства, когда они неожиданно заканчивались. Но в детали сам не вникал – просто радовался всему, что она делает, полагаясь на ее деловые качества и вкус. Взяв в свои руки строительство их загородного дома на стадии подготовки котлована, закладки фундамента, возведения стен и крыши, Алексей всю планировку и отделку доверил жене. Ей и нельзя было не доверять: Юлия стала хорошо разбираться в строительном деле и даже любила шутить, что может теперь зарабатывать на жизнь, устроившись топ-менеджером строительной компании. И в самом деле, все, за что бы она ни бралась, выходило у нее хорошо, даже превосходно.
Последние три года загородный дом был ее страстью. К слову сказать, появилась эта страсть вполне вовремя. Муж все больше и больше погружался в работу, дети были заняты школой и друзьями, а ей оставались только кухня и быт. Не очень увлекательно, но, как человек сознательный, Юлия свои обязанности выполняла неукоснительно. Еще была московская светская жизнь, которая делилась на две части – участие в мероприятиях мужа и своя собственная, очень приятная женская компания, в сборищах которой Юлия с удовольствием участвовала, когда такую возможность давали «окошки» в стройке или между поездками.
При всей своей уравновешенности и деловитости Юлия была человеком увлекающимся. Когда у нее появился шанс отделать старую квартиру на Кутузовском, она потеряла покой и сон. Этот серьезный ремонт стал ее «первой любовью», и с тех пор создание интерьеров оказалось для нее одним из главных занятий в жизни. Едва ли не первой из своих знакомых Юлия завела американскую стойку-бар, встроенные шкафы, двухуровневую детскую. Полностью сменила старое столовое серебро, привезя новое, более стильное, из Италии. Приобрела дорогой фарфор, придавший гостиной особый шик и очарование. Но самым большим новшеством оказалась приватизация и освоение чердака. Там у нее теперь был зимний сад. Ремонт и переустройство, эскизы интерьера настолько увлекли Юлию, что, возможно, она не остановилась бы в своих бесконечных переделках, но все построенное требовало времени и сил на поддержание в достойном виде.
