Пятьдесят девять шагов… ковра под ногами больше нет. Еще один шаг, и нога касается первой ступеньки лестницы. Пять ступеней, площадка, поворот направо, еще три ступени… Человек протягивает руку и касается двери.
Осторожно, осторожно он открывает ее. Дальше ведет винтовая лестница, и проникающий с нее еле заметный свет кажется ужасно ярким после полной темноты. Человек начинает подниматься, ставя ноги ближе к стене: так ступеньки не заскрипят. И все-таки одна чуть слышно трещит под ногой… Человек замирает на месте. Минута, две… Никто ничего не заметил. Огромный старый дворец издает по ночам тысячи еле слышных звуков, дерево отдыхает ночью от дневной суеты, и никто не обращает на это внимания.
Вверх по оставшимся пятнадцати ступеням. Лестница крутая, но человек осторожен. У двери на верхней площадке он останавливается и заглядывает в щель — створки закрыты неплотно. В широком коридоре у позолоченной двери в кресле под единственной тусклой электрической лампой спит лакей; он откинулся в кресле и храпит.
Бесшумное движение по коридору…
Через полминуты лакей уже больше не храпит… и не дышит тоже.
Теперь нужно делать все быстро, но не производя ни малейшего шума. Вывинтить лампу из патрона. Подождать несколько секунд, пока глаза снова привыкнут к темноте. Беззвучно повернуть ручку двери. Сейчас человек попадает в единственное помещение, которого не смог увидеть при дневном свете. Теперь приходится полагаться только на зрение и на известное заранее описание апартаментов.
В первой комнате спит фрейлина. Она тихо дышит в своей постели.
Через полминуты сон ее делается беспробудным, дыхания больше не слышно. Человек двигается дальше на ощупь: в полной темноте не видно ничего. Вот он нашел дверь во внутреннее помещение, осторожно нажимает на ручку.
Дверь распахивается внутрь.
Темнота, тишина. Нет, не совсем: слышен тихий шелест простыни — впереди и слева.
Только теперь человек начинает испытывать возбуждение, сердце его начинает колотиться. Ему говорили: десять шагов… довольно широкая постель. Горничные шепчутся, что она все еще предпочитает спать на левой половине, оставляя правую для того, кто здесь больше не спит.
Десять шагов. Человек прислушивается к тихому дыханию… потом наклоняется.
Тихий удивленный вскрик, заглушённый его рукой в перчатке… больше ни звука. Он держит свою жертву до тех пор, пока тело не перестает биться: иначе рука или нога может сбросить что-нибудь с ночного столика. Он вытирает влагу с рук о простыню, скользит к другой стороне кровати и привязывает к массивной ножке тонкий шелковый шнур. Теперь — к окну.
Человек бесшумно проскальзывает за штору и открывает окно — широко, чтобы никто не догадался, что щуплому человечку хватило бы и узкой щели. Словно паук, скользит он вниз по шнуру. Его ноги касаются камней Северной террасы; теперь — через парк, к Датчет-Роуд. Там, где Броуд-Уотер пересекает узкий мостик, его ждет брогам. Еще пять минут — и он в карете; к утру он будет в Кале.
Ночная работа, выполненная спокойно и без шума. Заплатят ему хорошо. Никогда больше не придется работать в теплице, да и посещать по ночам банки и ювелирные лавки не будет нужды. Начинается новая жизнь.
К тому же и она счастлива теперь. Она с Альбертом……Видение растворилось в воздухе… но после секунды мельтешения образов ясность вернулась: теперь в центре видения была Сиффха. Юная кошечка со стоном закрыла глаза лапами, и Рхиоу могла понять почему: видеть свое отражение, отражение отражения… и так до бесконечности было, должно быть, мучительно.
Впрочем, стон, который услышала Рхиоу, издала не Сиффха. Это был Арху. Он тихо, испуганно плакал, как маленький котенок.
— Нет… Это ты! Я не знал… Что я мог сделать? Разве мог я что-нибудь сделать?
…Образ тьмы, хруст пластиковой сумки, в которой бьются маленькие беспомощные тельца, стараясь найти опору, выбраться из того, что безжалостно поглощает их. Холодная вода, черная, как смерть. Под ним, вокруг него булькает вода… последние пузырьки, вырывающиеся из легких тонущих котят…
Арху кинулся бежать по платформе; секунда — и он исчез.
Кошки и пораженный Арти, остолбенев, смотрели ему вслед; все, кроме Сиффхи. В ее глазах не было ничего, кроме неукротимой ненависти.
— Никогда не буду иметь с ним дел, — прошипела она. — И не просите. Я убью его, если он снова коснется моего разума. Почему бы и нет? Разве он не убил меня первым?
Глава 7
Рхиоу кинулась бежать следом за Арху, но он исчез. Он совершил собственный переход, не потрудившись добраться до ворот: Рхиоу учуяла след заклинания в коридоре. Она решила, что догадывается, куда он направился.
Рхиоу быстро повернулась на месте, очертив хвостом круг, и завершила его магическим узлом. Потом она распорядилась, чтобы заклинание перенесло ее туда же, куда совершился последний переход с этого места, и поспешно добавила требование снабдить ее при этом воздухом.
Раздался громкий хлопок — Рхиоу забрала с собой большой объем воздуха из туннеля. Не успел звук утихнуть, как Рхиоу оказалась стоящей на холодной белой пыли, покрывающей поверхность Луны.
Оглянувшись, она увидела Арху всего в десяти футах от себя.
Арху оглянулся на нее и уже открыл рот, чтобы произнести новое заклинание и убежать подальше.
— Не надо! — мысленно остановила его Рхиоу.
Арху понурил голову; он выглядел совершенно замерзшим, испуганным, одиноким… Таким Рхиоу не видела его с тех пор, как вместе с остальными членами команды обнаружила на вокзале; она даже уже забыла, какую боль вызывает подобное зрелище.
— Прошу тебя, расскажи мне, что случилось, — сказала она.
— Не могу.
— Можешь, — настаивала Рхиоу, — и расскажешь, иначе я уши тебе оторву!
Арху жалобно посмотрел на нее.
— Да кому нужны мои уши!
— Арху, сейчас не время себя жалеть. Если ты видел что-то, что может представлять опасность для нашей команды…
— Команды? — горько рассмеялся Арху. — На этот раз проблема гораздо более личная.
— Это не было… ты же не увидел что-то вроде собственной смерти?
— Нет, не собственной. Другой…
— Ради Иау, расскажи мне все! Может быть, мы сможем ее предотвратить.
— Ты не понимаешь, — отмахнулся Арху. — Все уже случилось. — Он снова горько рассмеялся. — Ты только послушай: я начал вещать, как ворон.
Рхиоу раздраженно покачала головой.
— О чем, милосердная Прародительница, ты говоришь?
Арху улегся на мягкой лунной пыли.
— Рхиоу, — сказал он очень тихо, — Сиффха — моя сестра.
— Что?!
— Мне было видение… Я видел ее в той сумке… со мной и остальными, когда эххиф бросил нас в реку, чтобы утопить. И она тоже видела это — только что, разделив со мной видение. Только смерть ее не остановила. Она сразу же вернулась. Ее следующая жизнь началась через несколько дней, а может быть, и часов. Мне понадобилось так много времени, чтобы это понять… Она была моим близнецом, Рхиоу, у нее были такие же пятна! И именно на нее я вскарабкался под конец, чтобы продолжать дышать…
Арху выглядел совершенно потерянным. Несколько секунд Рхиоу могла только стоять и с изумлением смотреть на него. Между Сиффхой и Арху всегда было сходство, и даже очень заметное. И то, как Арху тянулся к Сиффхе… Понимание обрушилось на Рхиоу, как удар: ее имя!
Почему я ни разу не догадалась понять его буквально? — подумала она. — Правда, никому и в голову не приходит проделывать это с именем «Рхиоу» — «темная, как ночь».
По-айлурински «Сиффха» просто означало «Сиф-сно-ва»; у кошек даже существовала поговорка: «если не удалось с первого раза, пробуй снова», рифмующаяся с именем.
Сиффха…
— Что мне теперь делать? — безнадежно прошептал Арху. — Как я могу вернуться? Тогда… тогда я думал, что ее гибель — несчастный случай. А может быть, я убил ее намеренно? Ее, моего близнеца? И самое главное: считает ли она, что я убил ее нарочно? — Арху с горечью рассмеялся. — А я-то никак не мог понять, почему она меня не любит. Теперь все ясно. Как иначе можно относиться к брату, который вскарабкался на тебя, может быть, даже утопил тебя, чтобы самому продолжать дышать?
