Немедленно возникло странное ощущение: не перемещения из одного места в другое, как при обычном переходе через ворота, а навалившейся тяжести.

Похоже на клаустрофобию, — подумала Рхиоу. Невыносимое давление исходило со всех сторон разом, как будто стиснувшие ее гигантские лапы пытались выдавить ее из жизни. Может быть, так оно и было. — По крайней мере, из этой жизни…

Рхиоу не могла ни сглотнуть, ни вдохнуть воздух, ни облизать нос — никакое, даже малейшее движение было невозможно. Весь мир превратился в одно — сокрушающую тяжесть…

…И вдруг все кончилось. Рхиоу упала.

Упала в грязь.

Она с трудом поднялась на ноги и разлепила веки достаточно, чтобы разглядеть: они оказались на какой-то улице, по обеим сторонам которой тянулись дома. Рядом с Рхиоу поднимался с земли Арху; Урруах уже стоял и отчаянно ругался.

— Что? — спросила Рхиоу. — Что случилось?

— Ты не сломала нос? — поинтересовался Урруах. — Милосердная Прародительница, ну и вонища! Как в логове Саррахх! А уж грязь!

Мордочку Рхиоу буквально перекосило от невыносимого запаха, поэтому она от всей души согласилась с Урруахом. Улицу не менее чем на четыре дюйма в глубину покрывала густая черная грязь, состоящая, судя по аромату, в основном из конского навоза с добавлением гнилой соломы, сажи и всевозможных помоев. Можно было подумать, что сточные трубы переполнились настолько, что нечистоты потекли даже вверх по холму. Воздух был не чище; такого Рхиоу не видела с тех пор, как оказалась в Лос-Анджелесе во время смога, только здесь было еще много, много хуже: в бурый воздух выбрасывали гарь трубы десятков тысяч печей, в большинстве которых горел уголь. Воздух был виден: он колыхался вокруг, как дым от пожара в соседнем квартале. На самом деле ничего не горело — точнее, горело все: дрова, уголь, кокс, мусор.

— «Расцепляющая» струна на месте? — спросил Арху.

— Конечно, — немного раздраженно ответил Урруах. — Я вижу ее даже в этом сумраке. Все идет по плану… пока. — Урруах с отвращением взглянул на грязь на мостовой. — Хотя должен признать, что такое в мои планы не входило.

— Наши носы не скоро привыкнут к подобным запахам, — сказала Рхиоу, озабоченно озираясь. — Так что нет смысла стоять и ждать, пока это произойдет.

— Ты как-то упомянула, что играть посреди мостовой при оживленном движении опасно, — сказал Арху, глядя на запряженные лошадьми экипажи — телеги, которые тянули тяжеловозы, юркие гиги с изящными пони между оглобель, кебы, возницы которых погоняли высоких тощих коней. — Много бы я дал, чтобы меня переехало сейчас симпатичное такси.

— Я бы тоже не возражал, чтобы тебя переехало такси, — проворчал Урруах, оглядывая улицу и с отвращением погружая лапу в жижу, чтобы перейти на другую сторону. — Никогда больше не буду ругать Нью-Йорк за грязь!

— Да будешь, будешь, — возразил Арху безнадежным тоном; он достаточно хорошо знал Урруаха, чтобы предсказать это, не прибегая к своему провидческому дару.

Урруах настолько был расстроен всем окружающим, что даже не отвесил Арху оплеухи.

— Для жителя мусорного контейнера, — подхватила Рхиоу, не в силах противиться соблазну подразнить коллегу, — ты очень привередлив.

— Мой контейнер гораздо чище. Даже поля орошения чище! Если…

— Я поняла тебя, Урруах, — сказала Рхиоу. — Что ж, пошли, выбора все равно нет. Вперед!

Все вместе они перебежали улицу… и Арху совершенно растерялся, когда из переулка донесся шум мотора и в облаке дыма появился экипаж на колесах со многими спицами и тонкими шинами; он вынырнул из-за угла и помчался прямо на кошек.

Времени на то, чтобы отпрыгнуть, не оставалось. Арху в ужасе вытаращил глаза, но присутствия духа не потерял. Он распластался по земле, и автомобиль с ревом пронесся над ним. Эххиф, сидевший за рулем, то ли не заметил, что чуть не задавил кошку, то ли отнесся к этому с полным равнодушием.

Урруах, успевший уже пересечь улицу, подбежал к Арху, который, поднявшись, пытался стряхнуть с себя грязь.

— Тебе нужно быть осмотрительнее, когда ты высказываешь желания, — рявкнул старший кот. — Кто-то ведь прислушивается… Ты в порядке?

— Ну, пока ведь мне еще не пришлось вылизываться и ощутить, какова эта гадость на вкус, — пробормотал Арху. — А в остальном да, в порядке. — Он поспешно переместился на тротуар — или то, что считалось таковым в этом районе: его можно было скорее описать как «место, которое грязь покрывает всего на дюйм, а не на три или четыре».

Кошки остановились у кирпичной стены и посмотрели в обе стороны вдоль улицы. Они, несомненно, находились на Тауэр-Хилл, недалеко от того места, где она выходит на Грейт-Тауэр-стрит, но названия были другими: Джордж-стрит и Грейт-Тауэр-Хилл. Все едущие по улице экипажи тянули лошади, но это не делало движение менее оживленным, чем в покинутом кошками Лондоне; скорее даже можно было сказать, что экипажи передвигались немного быстрее.

Вокруг сновали люди: некоторые — одетые хорошо, другие — в бедной и заштопанной, но чистой одежде; попадались и оборванцы, еле прикрытые лохмотьями. Никто из них не обращал никакого внимания на грязь, а вот вслед изредка появлявшимся автомобилям головы поворачивались. Рхиоу не могла определить: то ли такие экипажи — диковинка, то ли дело в оглушительном шуме, который они производят. Глушитель явно оставался еще изобретением будущего.

— Что они здесь делают? — удивился Урруах. — Двигатель внутреннего сгорания появится только на рубеже веков.

— Название для смога тоже еще не придумано, — ответила Рхиоу, глядя на грязно-серое непроницаемое небо, — но это, похоже, никого не останавливает: смог тут налицо. Какой сейчас час, как ты думаешь? Освещение такое странное…

Урруах покачал головой.

— Может быть, вечереет? Даже смог не сделал бы день таким сумрачным.

— Тут ни в чем нельзя быть уверенными, — вздохнула Рхиоу.

— Все кажется неправильным, — сказал Арху, — абсолютно все. — Выражение отвращения покинуло его мордочку; глаза смотрели в пространство.

— Ты прав, — кивнул Урруах. — С историей что-то случилось… и мне это не нравится. Как и запах.

Рхиоу сморщила нос.

— Запах был бы таким же и в нашем прошлом. — Она приподняла переднюю лапу и стряхнула с нее грязь. — Эххифы этой эпохи только еще начинали видеть необходимость в тех санитарных правилах, которые мы принимаем как сами собой разумеющиеся. Да и технология им еще не позволяет улучшить гигиену, даже если необходимость этого они понимают. В этом городе жителей больше, чем в любом другом, а все, чем они вооружены, — это метлы и совки. Четыре миллиона эххифов и четверть миллиона лошадей… — Рхиоу мрачно улыбнулась. — Сам подсчитай — сколько кубических миль…

— Прошу тебя! — перебил ее Урруах и чихнул.

Кошки двинулись дальше, высматривая более чистое местечко. Обнаружить таковое, по крайней мере на общедоступных улицах, им не удалось. Только за рвом, окружающим Тауэр, виднелись островки зеленой травы у подножия древней каменной стены. Сам замок выглядел так же, как в современном Лондоне, но камни его почернели от многолетнего воздействия полного дыма воздуха. Трое кошек медленно прошли к реке, высматривая место, на котором Рхиоу с Арху стояли всего несколько часов назад.

— Тут все неправильное, — прошептал Арху. На противоположном берегу высились громады зданий, которые были явно много выше тех, что могли существовать во времени королевы-эххифа Виктории. — Ничего этого здесь не должно быть. А посмотрите туда!

Все взглянули на величественный мост, увенчанный башнями с пирамидальными крышами и висящей пешеходной частью, что так часто украшал открытки и футболки, которые эххифы продавали у станции метро «Тауэр-Хилл».

— Он тоже неправильный, — сказал Арху. Рхиоу с сомнением посмотрела на него.

— Ты уверен? Даже в нашем мире он выглядит ужасно старым…

Урруах глядел в пространство, насторожив уши; по-видимому, он прислушивался к голосу Шепчущей.

— Он прав, — сказал он наконец. — Шепчущая говорит, что в нашем мире Лондонский мост построили только в 1886 году. Независимо от того, в какой год этой временной линии мы попали, ему еще рано тут быть.