— Трудно, очень трудно, ваша эксцеленца…

— Что трудно?

— Уединиться с великим князем. — Отец Бенедикт скривил рот, обнажив большие желтые зубы. — Вокруг него наушники и соглядатаи. Великая княгиня Улиана крепко держит сына в руках.

— Постой, брат, — раздумывая, медленно сказал посол. — А если заранее спрятаться в охотничий дворец и, когда князь останется один, сказать ему о короне?

Монахи переглянулись.

— Ваша эксцеленца, — опять сказал отец Бенедикт, — это очень опасно.

— Опасно! Я знаю… Но не перевелись же в Польше храбрые люди. Кто отважится во имя святой матери церкви совершить подвиг, тому его святейшество папа простит все грехи на сто лет вперед. Помните, братья: кто отважится на подвиг, будет славен и на этом, и на том свете.

Францисканцы посмотрели на Андреуса Василе. Длинноносый монах долго молчал.

— Есть ли у вашей эксцеленцы пластырь? — неожиданно спросил он посла.

— Да, мой брат, возьми. — Епископ, недоумевая, открыл шкатулку, где хранились лекарства.

Монах оторвал кусок черного пластыря и заклеил им левый глаз.

— Даю обещание святой деве Марии, — торжественно сказал он, подняв кверху руку, — носить пластырь до тех пор, пока князь Ягайла не станет польским королем… Я готов во имя святой девы и отчизны пожертвовать жизнью. Благословите, ваша эксцеленца.

Папский посол торжественно благословил францисканца на подвиг.

— Ягайла боится мести, — снова начал отец Бенедикт, — он приговорил княгиню Бируту к позорной смерти. Князь Витовт будет мстить.

— Приговорил мать князя Витовта к позорной смерти? — оживляясь, повторил легат. — Это интересно! Я хочу знать подробности.

— Бирута, жена трокского князя Кейстута, прежде была жрицей в храме богини Прауримы, ваша эксцеленца, — кланяясь, продолжал настоятель.

— Богини Прауримы? — спросил итальянец. — Кто это?

— Одна из главных литовских богинь, ваша эксцеленца. Огонь вечно пылает в ее капище, и жрицы должны его поддерживать… Кстати, если огонь потухнет, виновную сжигают. Если я не ошибаюсь, храм и сейчас стоит где-то на берегу моря. Тридцать лет назад красавица Бирута, став жрицей, обрекла себя на безбрачие. Слухи о ее красоте достигли Кейстута, молодого тогда трокского князя. Он решил ее взять в жены и, несмотря на заклятия жрецов, силой увез прелестную деву в свой замок на озере Гальва. Там он женился, там у них родился сын Витовт.

— Как романтично! — Епископ Иоанн прищелкнул языком. — Хорошо, брат мой, что поведал мне эту историю… И что же, позорная смерть, к которой князь Ягайла приговорил свою тетку, свершилась?

— Свершилась, ваша эксцеленца. Великий жрец Литвы заступался за Бируту — вероятно, в память больших заслуг ее мужа, — но безуспешно.

— Этот жрец обладает властью?

— Для язычников Пруссии, Литвы и Жмуди, ваша эксцеленца, криве-кривейте — все равно что его святейшество папа для католиков.

— Надо запомнить эту занимательную историю. В Риме она несомненно возбудит интерес, — сказал, зевая, епископ. — Благочестивый брат мой, не согласишься ли ты составить описание сих событий?

— Сочту за честь, ваша эксцеленца, — согнулся в почтительном поклоне настоятель.

— Однако довольно пустых разговоров, братья мои. Время позднее. До утра должно все обсудить.

— Великий князь Кейстут умер в подземелье, под этой башней, — неожиданно сказал Андреус Василе. — Его удавили.

— Под этой башней? — переспросил легат. — Может ли быть?!

— Это правда, ваша эксцеленца, — подтвердил настоятель. — А из комнаты, где мы сидим, бежал его сын, князь Витовт. Его тоже ждала казнь.

Итальянец испуганно посмотрел на монахов. Медленно обвел глазами стены. Он был суеверен.

Францисканцы молчали.

В ночи отчетливо слышались шаги дозорного. Потом они сделались тише. Замковый колокол ударил полночь.

На вершине огромного дуба кто-то заплакал. Внизу протяжно заскрипела дверь, пахнуло свежим воздухом. Густой запах свежескошенных трав заполнил комнату.

Монахи побледнели и по-прежнему не говорили ни слова.

Что-то завыло в трубах, по вершинам деревьев прошел шелест. Протяжно заскрипели деревянные ступени лестницы.

Вдруг дым и сноп искр вырвались из камина и коснулись ног епископа Иоанна.

— Разве на дворе ветер? — спросил он, поспешно убрав ноги.

— Души поганых, — опять сказал Андреус Василе, — много дней обитают подле места, где были убиены.

— Да поможет нам бог! — сказал брат Мартин, младший из францисканцев и перекрестился.

Перекрестились и остальные.

— Великий князь Кейстут был муж воинственный и правдивый, — скривил рот отец Бенедикт. — Мне доводилось его видеть. Лицо белое, губы тонкие, черные глаза насквозь могли пронизать. Седая борода во всю грудь. Голос громкий, как гром.

Странные звуки послышались рядом. Монахи оглянулись. Молодой брат Мартин дробно колотил зубами. С ним начался припадок.

— Нет от него стен, нет окон и дверей, нет запоров! — кричал он, брызгая слюной.

— Давайте, братья, отслужим мессу, — еле выдавил из себя епископ.

По правде сказать, и он чувствовал себя в этой башне не совсем хорошо.

Из походного сундука прислужник вынул несколько толстых свечей. Комната ярко осветилась. И понеслись к небу заунывные молитвы, повторяемые по-латыни дрожащими голосами.

— Возложи, господи, знак спасения на этот дом, — произнес епископ, крестя дрожащей рукой стены и кропя их святой водой, — и не допусти, чтобы тут вредил нечистый дух. Во имя отца и сына и святого духа — аминь! Прибудь к нам с помощью, господи боже наш! — повторял он, поворачиваясь к каждой стене.

Давно сменилась замковая стража. Воин Леховт спал на медвежьей шкуре в душной низкой комнате с маленьким оконцем, у самого потолка.

А в окне на втором этаже башни все еще горел свет.

Оружничий князя Ягайлы боярин Брудено привез княгине Улиане радостную весть о славных победах литовского войска в Мазовии и Польше. Завтра великий князь возвращается в столицу с богатой добычей. Боярин Брудено принял из рук княгини серебряный кубок с хмельным медом, разом осушил его и поскакал обратно.

В дворцовой церкви духовник княгини Улианы торжественно отслужил благодарственный молебен.

По приказу Скиргайлы, брата великого князя, два десятка гонцов на быстроногих конях помчались в разные стороны литовско-русского княжества. Люди везде должны радоваться победам князя.

На площадях и улицах города заиграли звонкие трубы и раздались зычные голоса бирючей.

— Победа, победа! — возвещали они. — Великий князь Ягайла нанес врагам великий ущерб и оскорбление. Завтра он возвращается в стольный город. Радуйтесь, люди, великий князь отомстил полякам и захватил богатую добычу!

Вечером новый гонец известил великую княгиню, что князь Ягайла расположился на ночлег в Троках.

Улиана до поздней ночи молилась в крестовой горнице. На душе ее скребли кошки. Поход великого князя был не только местью за город Мельник и Драгичин. Княгиня хотела помочь Галицкой Руси освободиться из-под власти католической Польши и заодно расширить за ее счет границы Литвы.

Князь Ягайла победоносно прошел по Малой Польше и намеревался завоевать Краков. У Вислицы его нагнал гонец: княгиня Улиана сообщила сыну о походе немецких рыцарей на литовскую землю. И он вынужден был вернуться.

На следующий день толпы народа валом валили к городским воротам. Жители Вильни и окрестных селений встречали князя Ягайлу по старому языческому обычаю — с женами и детьми. Люди кучились в лесу по обочинам трокской дороги. Княгиня Улиана распорядилась выставить бочки с пивом и медом. В ожидании князя люди пели песни и веселились. Недалеко от городских ворот, у высокого дуба, ствол которого не обхватят и десять человек, юноши поставили качели. Девушки повязали платками платье вокруг ног и, посмеиваясь, ждали, когда придет очередь полетать в воздухе на белой липовой доске.