Русский человек – не японец; труд у него лишь приложение к более приятным вещам. Поэтому особого усердия от уборщицы, даже если ей платили очень неплохие деньги, ждать не следовало.

Вечером, во время ужина, Анна Григорьевна заявила:

– Завтра суббота и к нам приедут гости. На барбекю.

Паленый промолчал. Он не знал, как реагировать на это сообщение.

– Ты чем-то смущен? – спросила Анна Григорьевна, пытливо глядя ему в глаза.

– Откровенно говоря, да.

– Чем именно?

– Я так понимаю, это твои знакомые…

– Наши общие знакомые, – поправила Паленого Анна Григорьевна. – Знакомые и коллеги по бизнесу.

– Боюсь, что я буду не в своей тарелке. Ведь я никого из них не помню.

– Но тебе ведь нужно как-то адаптироваться к реалиям. Между прочим, я консультировалась с очень известным врачом, доктором медицинских наук, так он сказал, что в принципе амнезия поддается лечению. Иногда хватает одного толчка – например, какого-то яркого впечатления – чтобы все вернулось на круги своя.

– Не думаю, что таким толчком может стать пьянка с шашлыками, – мрачно заметил Паленый.

– Как сказать… – Анна Григорьевна загадочно улыбнулась. – Мозаика складывается из маленьких кусочков смальты. Так же, как лечение амнезии из совокупности мелких раздражителей.

– Это тебе доктор такие умные вещи рассказал?

– Он самый. Кстати, на следующей неделе я записала тебя на прием к нему.

– Зачем?

– Ты ведь хочешь вернуть память?

– Могла бы и не спрашивать…

– Тогда о чем речь. Без врачебной помощи это вряд ли возможно.

– Что ж… наверное, ты права, – неохотно ответил Паленый.

При этом он мрачно подумал: "На кой мне эта память, по здравому размышлению? Кто знает, что скрывается под моей амнезией…"

На этом разговоре ужин и закончился. И опять Анна Григорьевна, как и в предыдущие дни, легла спать одна.

Но теперь она удалялась в свою спальню безо всяких оговорок и извинений, лишь вежливо пожелав ему спокойной ночи. Паленый был только рад этому.

Правда, уже лежа в постели, он подумал "Уж не лесбиянка ли вы, разлюбезная Анна Григорьевна?" Это предположение почему-то вызвало в душе Паленого целую бурю неприятных чувств.

"Что это с тобой, друг ситцевый? – удивился он. – Не все ли равно, с кем спит жена Князева, совершенно чужой тебе человек, и чем она занимается в постели?"

Не все равно, ответило подсознание. Почему? На этот вопрос Паленый решил не отвечать. Ситуация пока была весьма туманной.

Паленый не знал, были у него женщины в прошлой жизни, или нет. Вопрос взаимоотношения полов не интересовал его и в период прозябания на свалке. Лишь в клинике он начал ощущать себя вполне здоровым мужчиной со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Но там сдерживающими факторами служили непривычная обстановка и вполне понятная робость. Он просто не имел понятия, с какой стороны подступиться к женщине и что ей говорить.

Очутившись в тепличных условиях, Паленый вдруг ощутил, что в нем проснулось мужское начало. Причиной тому была Анна Григорьевна. Временами ее присутствие волновало Паленого сильнее, нежели боязнь быть раскрытым.

Этот процесс начался сразу, как только он увидел ее. Таких красивых женщин ему встречать не доводилось. По крайней мере, насколько он помнил. Анна Григорьевна привлекала его все больше и больше.

Их отношения можно было назвать весьма странными. Эйфория первой встречи прошла, и Анна Григорьевна держала себя с Паленым так, будто он был просто другом или дальним родственником.

Она была вежлива, приветлива, но за ее словами ощущался явный холодок. Так бывает в приполярных широтах, когда в жаркий летний полдень неожиданно начинает дуть северный ветер – и солнце ярко светит, и тело зябнет.

Паленый несколько раз порывался рассказать ей всю правду, но какой-то внутренний замок смыкал его уста, и он, ругая себя последними словами за малодушие, продолжал играть роль Князева, отца семейства и порядочного человека.

В конце концов Паленый понял, что ему не хочется уходить из этого дома. Это объяснение было элементарно простым и ясным.

Возможно, главной причиной этому послужил Антошка. Его привязанность и любовь к отцу были безграничными. Паленый, по отношению к которому никто и никогда не испытывал таких сильных чувств, общаясь с мальчиком, чувствовал себя необычайно счастливым. (Особенно когда забывал, кто он есть на самом деле).

Но временами Паленому казалось, что Анну Григорьевну сильно раздражают и злят душевные порывы мальчика, хотя она успешно скрывала свои эмоции.

С другой стороны такая реакция Анны Григорьевны была вполне обоснованной. Если, конечно, она предполагала (или точно знала), что ее "муж" – удачно слепленный по образу и подобию Князева чужой человек.

Но если это так, то почему Анна Григорьевна играет с ним в кошки-мышки? Что она задумала? От этих вопросов голова шла кругом, и не будь тренажерного зала, где Паленый гонял себя до седьмого пота часа три-четыре, он, наверное, рехнулся бы.

После таких жестких тренировок Паленый падал без сил, и дурные мысли сами собой выветривались из головы.

Внутренне напряжение и впрямь было выше его сил. И с каждым днем оно нарастало и нарастало. Паленый интуитивно чувствовал, что назревают какие-то события. Но что они ему принесут? Может, все-таки, попытаться бежать?

Попытаться можно. И Паленый уже знал, как именно. Но ему очень не хотелось калечить охранников, бдительно стороживших дом и днем и ночью. Эти парни к его истории не имеют никакого отношения. Они всего лишь исполняют свои служебные обязанности.

Он уже приготовил для побега моток прочной бельевой веревки, стянул у Маргоши острый, как бритва, кухонный нож и даже нашел на чердаке забытый строителями ломик. С таким арсеналом Паленый готов был сразиться с кем угодно не на жизнь, а насмерть.

Однако, моральные соображения оказались сильнее кровожадных намерений. Он просто не мог, не имел права сделать что-либо дурное в этом доме, таком уютном для его исстрадавшейся души. И Паленый терпеливо сидел практически взаперти, дожидаясь неизвестно чего…

Гости съехались ближе к обеду. День для отдыха на свежем воздухе выдался чудесным – солнечным, но не жарким.

Дул легкий ветерок, разнося по округе приятные запахи тлеющих в мангале древесных углей, ворковали голуби на коньке крыше – наверное, неподалеку находилась голубятня, из колонок музыкального центра, вытащенного на улицу, доносилась негромкая, ритмичная музыка…

Стол был накрыт в тени. Судя по машинам, на которых приехали гости, это были люди более чем состоятельные.

Антошки дома не было. Наверное, Анне Григорьевне не хотелось, чтобы сын наблюдал за пьяным сборищем. "Мудро…", – оценил ее решение Паленый. Мальчика увезла Маргоша в детский развлекательный центр.

Укрывшись за портьерой окна на втором этаже, Паленый жадно вглядывался в лица мужчин и женщин. Он, кажется, понял, зачем Анна Григорьевна устроила этот пикник…

После завтрака она спросила:

– Ты не забыл, что сегодня к нам приедут люди?

– Не забыл.

Критическим взглядом окинув его одежду – он продолжал носить все тот же спортивный костюм – Анна Григорьевна продолжила:

– Тебе нужно соответствующим образом одеться.

– Это как?

– Костюм, свежая рубаха, галстук…

– Зачем? У нас ведь не светская тусовка, а отдых на свежем воздухе.

– Вот именно. На тусовку не возбраняется прийти хоть в джинсовом костюме. Кто имеет много денег, тот может себе многое позволить. Но наше барбекю – это встреча весьма серьезных и солидных людей одного круга, которые исповедуют определенный стиль в одежде и поведении. Так что, будь добр, не подведи меня.

– Постараюсь, – буркнул Паленый; и пошел одеваться.

Куда нужно идти, он уже знал.

Паленый предстал перед Анной Григорьевной через час. Почти все это время он потратил на выбор костюма. Конечно, можно было надеть первый попавшийся, но у Паленого тоже была своя задумка.