После кратких указаний Лэра в комнате был восстановлен относительный порядок. Зажгли лампы, женщину, не обнаружившую мужа среди трупов, отвели наверх к детям.

Первоначально Лэр намеревался судить префекта перед жителями Андлу, но после того как узнал, что Понс Верне – родственник Симона Карла, переменил свое решение.

Несколько раз Николетт просыпалась среди ночи. Ей казалось, что во дворе слышится ржание лошадей. Она вскакивала с постели и, завернувшись в одеяло, подбегала к окну. Но даже распахнув ставень из старого, изъеденного дерева, ничего не могла увидеть, кроме кромешной тьмы. И она вновь пыталась уснуть.

Когда Николетт проснулась в очередной раз, было все еще темно. Сон больше не шел. Как глупо лежать, уставившись в темноту! Она встала и быстро оделась. Без зеркала, как могла, повязала голову алым шарфом. Как хорошо, что ей не нужно надевать чепец из грубой ткани, который постоянно напоминает о ее положении. Шелк был легким, словно нежный шепот влюбленных, чувственный, как поцелуй. Николетт удивилась себе – что у нее за мысли! Она стянула концы шарфа под подбородком, обвязала вокруг шеи и умело спрятала их на затылке. Неужели волосы никогда не отрастут? Поначалу ее темно-каштановые, почти черные кудри росли быстро, но когда она уже могла дважды обернуть локон вокруг пальца, рост волос неожиданно замедлился. Неужели они такими же и останутся?

Николетт печалилась о потере волос не меньше, чем о потере свободы. Хотя свободной по-настоящему никогда и не была. Став принцессой, все время находилась под наблюдением, каждый день ей напоминали о ее обязанностях. Странно, но только в Гайяре она почувствовала, что за ней не следят, не упрекают, и страшно боялась потерять эту иллюзию свободы.

Николетт зажгла свечу и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Спустившись до конца винтовой лестницы, увидела, что дверь в зал открыта. Вчера вечером она была заперта, Николетт это помнила твердо.

«Он вернулся», – подумала она с облегчением. С порога было хорошо видно, что в камине горит огонь, и у решетки наслаждается теплом белая собака. Ее прозвали Колючкой за то, что морду собаки обрамляли жесткие бакенбарды. Колючка посмотрела на Николетт, приветственно стукнув хвостом об пол, затем вновь уронила голову на лапы. У стены, обитой ветхой материей, лежали плащ, меч и пояс Лэра де Фонтена. Увидев его вещи, Николетт остановилась. Застыв на месте, она какое-то время всматривалась в огонь камина. Но неожиданно поняла – до тех пор, пока не увидит Лэра живым и здоровым, не успокоится. Она бесшумно вошла в комнату, и только сейчас ей стала видна огромная старинная кровать и обнаженный торс Лэра, ничком лежащего среди одеял.

Комнату освещал только неяркий огонь камина и желтый мотылек свечи в руке Николетт. Она подошла ближе. Неожиданно кто-то уткнулся в ее колени, едва не сбив с ног. Это Колючка, виляя хвостом, решила все же лично поприветствовать девушку.

– Тише, Колючка, – прошептала Николетт, погладив голову собаки. Но обрадованное животное продолжало вертеться у ее ног, лапы стучали по деревянному полу, словно барабанные палочки.

Лэр де Фонтен вздрогнул, пошевелил плечами. Перевернулся на спину, но так и не проснулся окончательно.

Хвост собаки довольно громко застучал по полу, Николетт попыталась оттащить животное от кровати Лэра, но собака умудрилась лизнуть руку де Фонтена. Тот вздрогнул, прошептал:

– Ложись, Колючка, ложись.

Но, невзирая на все усилия Николетт, собака рванулась к Лэру и ткнулась холодным носом в его грудь.

Де Фонтен открыл глаза, улыбка заиграла на его губах.

– Мне снится ангел…

Николетт покраснела, сетуя на собственную глупость, и оттащила собаку от кровати.

– Нет, – она не могла не улыбнуться. – Вы еще больший льстец, чем монсеньор Шарль, сын короля. Наверное, это вы продали ему перо Архангела?

Лэр рассмеялся.

– Кто рассказал вам эту историю?

– Вы. А еще рассказали, что мадам Кашо – очаровательная женщина.

– Я? – он закашлялся, думая о том, во что же еще он посвятил Николетт в ту ночь.

Она улыбнулась многозначительной улыбкой.

– В любом случае, я рада, что вы вернулись. Пролилась ли в Андлу кровь?

– Немного, – он приподнялся на локте, ладонью пригладил взъерошенные волосы. – Вы уже знаете?

– Нет. Я только что спустилась. Еще очень рано, – смущенная видом его обнаженной груди, Николетт погладила собаку. – Есть убитые?

– Среди наших – нет. Ранен старший сын Риго, но он поправится.

– А префект?

– Он здесь, – Лэр потянулся. – В том подвале, где были вы. Наслаждается жизнью.

Николетт подошла к маленькому столику и поставила на него свечу. Когда она повернулась, то увидела, что собака начала чесаться – видимо, укусила блоха.

– И что вы будете делать? Повесите его?

– Именно это он и заслужил. Но тогда я вряд ли смогу получить за него выкуп.

– А кто готов заплатить? Карл? Зачем ему платить за префекта?

– Понс Верне – его шурин.

– Да? – глаза Николетт округлились. – А его жена был в доме? В Андлу?

– Да, она и трое детей.

– Вы не причинили им вреда?

– Нет. Я отослал их к Карлу с бумагой о выкупе.

– А люди Верне?

– Убиты, за исключением двоих. Я отослал их вместе с женщиной и детьми.

– Вы поступили благородно.

– Сомневаюсь, что Симон Карл оценит это.

– А кто будет префектом? Жюдо? Лэр улыбнулся:

– А вы не согласны? Николетт рассмеялась.

– Я ему не нравлюсь.

– Только потому, что вы женщина. Подбросьте в камин полено побольше, здесь холодно.

Николетт бросила дрова в огонь, взвился маленький фонтан искр. Она взяла железную кочергу и поправила поленья.

– А вам я тоже не нравлюсь только потому, что я женщина?

Собака неожиданно вскочила и прыгнула на кровать.

– Мне это как раз очень нравится, – Лэр начал в шутку бороться с собакой. Резко откинул одеяло и, уклоняясь от атаки, взял бриджи с табурета рядом с кроватью.

– Я хочу кое-что показать вам, – сказал он с энтузиазмом.

Николетт прислонила кочергу к стене и повернулась, отряхивая юбку. Подняв глаза девушка увидела только розовую кожу – широкие плечи, узкие бедра, упругие ягодицы. Лэр как раз надевал штаны. Николетт резко повернулась и уставилась на огонь. Де Фонтен – стройный, сильный – показался ей очень красивым, но ситуация была несколько двусмысленной, и Николетт не удержалась и захихикала.

– Что с вами? – спросил он, а догадавшись о причине ее смеха, расхохотался сам.

Николетт встряхнула головой и вновь повернулась. Смех еще вздымал ее грудь, таился на кончике языка. Лэр тоже был не в состоянии удержаться и расхохотался еще громче. Несколько удивленная, собака обнюхивала то одного, то другую, виляя хвостом.

Чем сильнее Николетт старалась не смеяться, тем меньше у нее это получалось. В конце концов подавленное хихиканье превратилось в икоту.

– У вас есть… есть… еще что… нибудь… показать… мне? – даваясь от смеха спросила она.

Когда Лэр смог говорить членораздельно, он мягко попросил:

– Помогите мне найти сапоги, черт бы их побрал!

Когда он обулся, натянул шерстяную рубашку, и они, в конце концов, смогли посмотреть друг другу в глаза без хихиканья, Лэр взял со столика свечу и укрепил ее в фонаре.

– Выгоните Колючку и закройте дверь. Де Фонтен полностью оделся, вряд ли он затеял что-то дурное. Николетт выполнила его приказание. Повернувшись к Лэру, она увидела, что тот отбросил со стены обивку, за ней оказалась необычная маленькая дверь. Николетт глянула на Лэра с любопытством.

– Вы это хотели мне показать? Тот усмехнулся:

– Да. Подождите немного. Я подам вам руку.

Николетт увидела, как он нырнул под низкую притолоку, затем осторожно, будто кошка в новом доме, последовала за ним.

Впереди – полная темнота. Николетт даже не думала, что темнота может быть такой густой, как за этой маленькой дверью. Держась за руку Лэра, она ступила в никуда… Деревянные половицы сменили крутые ступеньки. Узкая лестница вела куда-то вверх, в темноту. Основной проход шел между стеной замка и квадратными плитами цитадели.