— Поднимешься на борт? — спросил Том. — Могу я пойти с тобой? Я понесу твое снаряжение, а ты представишь меня как своего помощника.

Хвала Всевышнему, наконец-то у меня появился подмастерье!

— Да; конечно, — сказал я. — Ты потащишь корзину, а я все остальное, — я поднял футляр с камерой и перекинул его через плечо. — Но ты возьмешь меня как-нибудь на «Явелин» и дашь пострелять по монстрам.

Том сказал, что это можно решить. Мне в голову пришла еще одна мысль:

— Биш, может, пойдешь с нами? В конце концов мы с Томом просто два пацана, а если ты к нам присоединишься, это уже будет похоже на представительство серьезной газеты.

Тому моя идея явно пришлась не по вкусу, Биш же покачал головой и Том засиял.

— Мне очень жаль, Уолт, — сказал Биш. — Но я собираюсь подняться на борт один. Надо повидать одного приятеля. Я не видел его целую вечность. Доктор Вадсон, он полетит дальше, на Один.

Это имя бросилось мне в глаза еще когда мы просматривали список пассажиров. Я знал, что многие люди любят называть себя «доктор», а Джон или Вадсон звучит не так уж неправдоподобно, но когда-то давно я читал о Шерлоке Холмсе, и эта фамилия осталась у меня в памяти. Это был первый случай, насколько я знаю, когда Биш Вэр собирался вступить в контакт с человеком с другой планеты.

Мы стали продвигаться к трапу. Впереди нас шли: Стив Равик с Холстоком, президент банка «Точность и Доверие» Сигурд Нгоцори с тяжелым кейсом в компании телохранителя, вооруженного автоматом, а также Адольф Лаутер и профессор Хартзенбох. У прохода стояли два полицейских в стальных шлемах и в защитного цвета униформе. Хорошо бы, если бы наша городская полиция выглядела бы так же круто. Это были люди компании с Одина «Доки и Верфи», оба явно раньше служили в Регулярной Федеральной Армии или в Колониальной Полиции. Космодром не был частью Порт Сандора или даже Фенриса, здесь вся власть принадлежала компании «Доки и Верфи».

Полицейские узнали меня. Увидев, что Том волочет мою корзину, они отпустили пару шуток в адрес нового малолетнею репортера «Таймс» и разрешили нам пройти. Я думал, у них возникнут вопросы к Бишу, но они просто кивнули ему и тоже пропустили.

Когда мы вошли в гостиную «Пинемюнда», капитан корабля представил нас известному писателю. Глен Мюрелл был высокий, преждевременно поседевший человек с довольно приятной мало запоминающейся физиономией. Я бы, скорее, причислил этот тип к разряду бизнесменов. Конечно, писательская работа тоже бизнес, если только он действительно писатель.

Глен Мюрелл пожал нам руки и спросил:

— А не слишком ли вы молоды для репортерской работы?

Я начал заводиться. Меня всегда раздражают разговоры о моем возрасте, а на работе больше всего. Может, мне и нет восемнадцати, но я делаю мужскую работу и делаю ее профессионально.

— Здесь, на Фенрисе, они быстро взрослеют, — вмешался капитан, чем заслужил мою благодарность. — Иначе они бы не только не выросли, но и не выжили.

Мюрелл отстегнул свой мнемофон и наговорил все, сказанное капитаном. Первая строка одной из глав его книги, подумал я. Потом ему захотелось узнать, являюсь ли я коренным жителем Фенриса. Пора было с этим кончать. Такие разговоры надо прекращать сразу, как только они начинаются.

— Кто у кого берет интервью? — поинтересовался я. — В вашем распоряжении как минимум пятьсот часов до прибытия следующего корабля, у меня же есть только два с половиной часа до моего следующего выхода в эфир. Вы хотите, чтобы мы осветили ваш приезд, не так ли? Чем больше рекламы мы вам сделаем, тем легче в дальнейшем будет продвигаться ваша собственная работа.

Затем я представлял Тома и некоторое время изображал, что мне необходима его помощь для подготовки всей моей системы к полноценному интервью. Потом мы расположились в тихом уголке и интервью началось. Всем известно, что журналист, беря интервью, пользуется магнитофоном, то, что было у меня, было гораздо лучше. У меня был записывающий радиопередатчик. Так же, как и аудиовидеосистема, он не только был связан напрямую с «Таймс», но и делал страховочную запись. Я достал блокнот и, вертя в руках карандаш, незаметно щелкнул выключателем. Интервью началось с вопроса о том, что подтолкнуло Глена Мюрелла к решению написать книгу о Фенрисе.

Писатель заговорил, и я лишь время от времени вставлял кое-какие вопросы, не особенно внимательно прислушиваясь к тому, что он отвечал. Приемник справится с этим лучше меня. Одновременно я пытался наблюдать за Равиком, Холстоком и Белшером в другой стороне комнаты и за Бишем в третьей. Биш находился в пределах слышимости. Краем глаза я увидел, что из угла комнаты в его сторону направляется молодой человек, похоже, это был военный в штатском.

— Мой дорогой Бишоп! — приветствовал он.

Насколько мне было известно, родина этого прозвища — Фенрис. Я решил взять это на заметку.

— Ну, здравствуй, — отвечал Биш, протягивая руку. — Ты был в Афганистане, как я понимаю.

Ну точно! уже говорил, что читал истории о Шерлоке Холмсе, это место было мне знакомо. Встреча была организована заранее, подумал я, они не знают друг друга, им необходим пароль. Потом я вернулся к своему писателю, решив позже заняться Бишем Вэром и «доктором Вадсоном».

Вскоре я начал замечать некоторые странности и в поведении Мюрелла, что подтверждало мои прежние подозрения. Он не смог точно назвать имя своего издателя, не знал, кто его литературный агент, а когда мы дошли до воспоминаний о его журналистской деятельности, он постоянно употреблял выражение «ньюс сервис». Так говорят все. Все, кроме журналистов. Журналисты всегда говорят «пресса» вместо «ньюс сервис», особенно между собой.

Конечно, сейчас никакой печати не существовало. Все, что получала публика, — это фотопринт с телепринта. Так как тираж у «Таймс» был не очень большой, в Порт Сандоре и в небольших поселениях на архипелаге имелось всего 400 или 500 принтеров. Большинство из них находилось в кафе, табачных магазинчиках и тому подобных местах. Принтеры арендовали владельцы этих заведений, информацию можно было получить в любую минуту, предварительно опустив в щель монетку. Некоторые крупные корабли, такие, как «Явелин» Джо Кивельсона или «Бульдог» Нипа Спацони также имели принтеры у себя на борту.

Когда-то, очень давно, вся информация печаталась на бумаге, копии размножались, а затем поступали в продажу. Для размножения использовались прессы, такие же тяжелые, как корабельные двигатели. Вот почему мы до сих пор называем себя «пресса». Такие старые газеты Земли, как «Ла Пренса» в Буэнос-Айресе и «Мельбурн Таймс», которая во времена, когда еще существовал Лондон, называлась «Лондон Таймс», первоначально печатались именно таким способом.

Наконец я закончил с моим интервью и убил еще пятнадцать минут на аудиовидеозапись, которая в последствии была сокращена до пяти минут. Биш и доктор Вадсон уже исчезли, я думаю, в направлении корабельного бара, а Равик и компаньоны, с присущей им конспирацией, обсуждали свои дальнейшие действия в отношении охотников. Я оставил Мюрелла на Тома и направился в их сторону. По пути я демонстративно достал из кармана блокнот и ручку.

— Добрый день, джентльмены, — поприветствовал я. — Я представляю «Таймс».

— Проваливай, сынок, у нас нет времени заниматься с тобой, — сказал Холсток.

— Но мне бы хотелось кое-что услышать от мистера Белшера, — начал я.

— Приходи лет через пять-шесть, когда у тебя подсохнет под носом, — сказал мне Равик.

— Наших читателей не интересует состояние моего носа, — сказал я сладким голосом. — Их интересуют цены на воск. Что это за слухи об очередном понижении? Тридцать пять сентисолов за фунт, как я понимаю?

— Стив, молодой человек работает в «Таймс», его отец опубликует все, что он принесет на хвосте, — возразил Белшер. — Лучше дать ему какую-нибудь информацию, — он повернулся ко мне. — Я не знаю, где произошла утечка, но это правда, — сказал он.

У Белшера было длинное, как у лошади лицо. По крайней мере, он был похож на те фотографии лошадей, которые я видел раньше. А когда Белшер начинал говорить, лицо у него вытягивалось еще больше и становилось скорбным, как у владельца похоронного бюро, по десять тысяч солов за похороны.