У тейзе[17] невероятно чувствительные руки, смелые глаза, выдающийся нос. Всевышний не наградил ее сказочной красотой, зато наделил такой щедрой порцией обаяния, что она искупила все скульптурные огрехи. Седые волосы Фериде не красит восьмой год: держит траур по покойному мужу. «В далекой молодости все, кто меня любил, не нравились мне, а кого я любила – не любили меня. Но Кадир все изменил. Полюбили друг друга в одно мгновение и хранили нашу любовь все сорок лет совместной жизни…» Тетя Фериде всегда поддерживала меня. Даже тогда, когда все отворачивались. «Gδzumun igi[18], я доверяла и доверяю твоему сердцу. Ты на правильном пути… Борись за любовь». Она изъявила желание познакомиться с Мирумир. Пригласила нас на ужин. «Постараюсь удивить русскую гостью… Назавтра закажу у мясника Ильхана свежую телячью печенку – приготовлю по старинному османскому рецепту…»
Встретив Мирумир, расцеловывает ее по-турецки в обе щеки, называет «kizim»[19], предлагает «посплетничать за сигареткой, пока племянник нальет нам по бокалу вишневого вина». За двумя моими любимыми женщинами на балкон убегает красотка Багира. Пушистая дворняга с короткими лапками, которую тетя подобрала на улице. Именно ею и своим детским хором сегодня живет Фериде. «Багира сразу полезла целоваться к твоей девушке. Поверь мне, малыш, лучшего детектора на хорошего человека еще не придумано… Она милая, душевная и настоящая. Но у нее так много грусти в глазах…» Наевшись печенки в сумаковом соусе[20], Мирумир отказывается от десерта. И тем самым допускает ошибку! От яств тетушки строго-настрого запрещено отказываться. «Такую отменную баклаву испекла. Никаких „не могу“! Это тебе не та гадость, что турки впаривают туристам. В моей баклаве есть душа… Тебе кофе с сахаром?» Тетушка берется погадать Мирумир: «…много слез выплакала. Вот, смотри, гуща прямо съежилась… Большую трагедию пережила. Женскую… Что-то новое начинается в твоей жизни… Но будет новое испытание… Если выстоишь, получишь счастье».
Выслушав тетушку, Мирумир ничего не говорит. Встает из-за стола со словами: «Извините, я выйду покурить». Фериде понимающе кивает головой. Останавливает меня в попытке пойти за ней. «Дай время… Оно вылечит. Медленно. Сначала грусть заживет, превратится в печаль. Вместе с печалью появится и вера. С помощью Аллаха…» Сажусь на место. Допиваю кофе. Я не верю в предсказания. Я верю в силу любви…
12
…Ее пугают пустые остановки, взгляды луны, дороги без машин. «Вечный страх выпасть из ритма. Думаю, у всех нас, детей Москвы, есть такая боязнь. Изнуряющая мысль о том, что пропускаешь что-то важное. Чисто на интуитивном уровне…» Никогда не сбегала от мегаполисов. Если прячется, то тоже в них. В каком-нибудь потайном уголке, где висит бабушкино пальто с песцовым воротником и пахнет минувшей осенью. Там исчезают страхи. Чаще всего взрослые прячутся в детстве. От себя, от обстоятельств, правд и неправд. Ныряют в светлую пору, когда умели прощать себя, верили в жар-птиц, доставали звезды с неба, засыпали и просыпались с надеждой. «Помнишь фразу из „Часов“? „Я выбираю не удушливую анестезию провинции, а жесткий ритм большого города“. Мой выбор аналогичен. Боюсь в глуши услышать крики прошлого. Не прячу голову в песок. Наверное… Навер… Не знаю… Наверное, просто пытаюсь выжить».
Вкладывает бумаги с отчаянием в белый конверт настоящего. На нем пишет: «Не вникать». «Любимая фраза бабушки. До сих пор в ушах ее категоричная интонация… Я была в детстве жутко сентиментальной. Могла разрыдаться даже от таяния снега. Мне казалось, превращаясь в воду, он плачет. Помню, бабуля обнимала меня, зареванную, со словами: „Солнышко, не вникай“. И когда я выросла, она продолжала говорить мне это. Бабушка не была бездушной. Учила выживать… Сейчас, если отчаяние пытается затянуть меня, я повторяю: „Не вникай“. Как молитву. Отпускает…»
Вспоминая о детстве, всегда плачет. «В России есть такой мультфильм „Умка“. Про белого медвежонка… Каждый раз смотрю его и плачу… Там такая красивая колыбельная звучит… И всю ночь соседи… звездные медведи… светят дальним кораблям…» Наливаю себе мандариновый чай, придвигаю табурет. Сажусь ближе к Мирумир. «Правильно говорят, в каждом взрослом живет ребенок…» – «Так и есть. Я до сих пор та самая худышка с длиннющими косичками, которые таскала всех дворняжек домой… Детство – это то, что мы потеряли во времени, но сохранили в себе»…
* * *
…По мере взросления коллекция наших масок пополняется. К зрелому возрасту можно с легкостью открывать экспозицию «Лица одного лица». Мирумир любит детство за то, что на его сцене нет необходимости играть. В детстве обижаемся, кричим, отворачиваемся, восторгаемся. Все что угодно, кроме игры. Естественность с ограниченным сроком пользования. «Надевать маску – это не значит проявлять неискренность. Маски стали требованием времени…»
Запивает миндальные маффины клубничным латте, мысленно листая альбом детства. Обложилась диванными подушками, скрестив ноги по-турецки. «Знаешь, что важно взять из детства во взрослую жизнь? Мечту. И постараться, чтобы у этой мечты не выцвели глаза…» Спрашиваю у нее, может ли любовь быть мечтою? «Наверное, нет. Любовь стучится в дверь каждого рано или поздно. По-моему, важнее отвоевать любовь у гордости и сохранить ее…»
В розовых переулках юности Мирумир уважала любовь, но считала это чувство преходящим. «У нашего поколения девочек любовь удостаивалась эпизодической роли. Она рождалась либо на шелковом дне кошельков, либо в парках провинциальных районов. Нет, мы не были циничными сучками, которые ставили сумочку „Dior“ превыше чувств. На карту Москвы мы ставили другие ценности. Считали, что добежать до любви еще успеем. Тогда для нас актуальнее была „успешность“. И знаешь, что самое смешное? Под этим словом не подразумевались карьерный рост и светский статус. Нечто другое. Некое совершенство, что ли… Да и не важно уже. Все равно каждая из нас поняла, что успешность – это и есть личное счастье».
Добавляет громкость у телевизора. Вслушивается в прогноз погоды. Завтра обещают солнце. «…Каждый раз слушаю метеопрогноз, и в голове вертится один вопрос: „Может, день счастья – завтра?“ Выхватываю из ее рук пульт, нажимаю кнопку „mute“. „Минутку… Разве ты не счастлива?“ Застегивает куртку пижамы на все пуговицы. „Счастлива… Но то счастье, которого я жду, безоблачное… Я хочу, чтобы у нашего счастья все завтра, послезавтра были счастливыми. Я хочу, чтобы у нашего счастья не было метеозависимости. Чтобы все было в наших руках, а не в руках чертовых обстоятельств…“ Крепко обнимаю ее. „Я тебя не отпущу в Москву“. Закрывает глаза. „Не отпускай… ради бога…“
13
…Обжаривает зеленые помидоры в семенах кардамона, нанизывая на нить повествования истории из своей жизни. Мирумир говорит, что не время изменило ее, а она изменила себя. Переключила скорость, включив сердце. Затягивается сигаретой. Не успевает дотянуться до пепельницы, и столбик пепла срывается в сковороду. «Скучаю по Москве. Не знаю, конкретно по кому, по чему. Родина? Родные? Нет… Там берут начало корни моего отчаяния. Вот какая сердцевина у тоски». Сетует на дурную привычку: постоянно сравнивает прошлое с настоящим. Взвешивает количество минусов и плюсов. Непроизвольно. Будто хочет оправдать нынешние поступки. Раньше такой не была. Раньше было чувство неоправданной безнадежности. Раньше не было чувства вины, как сейчас. Перед кем виновата? Перед собой. Слишком много времени ушло на иллюзии.