Правда, тенденциозный, враждебный Кубе характер информации, лживость которой была очевидна, давал повод думать, что на Кубе совершена такая революция, которая не походила ни на один из многочисленных латиноамериканских переворотов. Для того чтобы правильно понять характер кубинской революции, требовались встречи с кубинским руководством и прежде всего с Фиделем» [343].
Однако сначала Алексеев познакомился не с Фиделем, а с Эрнесто Че Геварой, который тогда руководил отделом индустриализации в ИНРА. Эта встреча состоялась 12 октября 1959 года в два часа ночи. Такое время не удивило советского представителя: он уже знал об «особом графике» работы кубинских руководителей.
«Беседа с Че была для меня большим откровением. Он рассуждал как марксист–ленинец. По всем вопросам наши мнения совпадали, – вспоминал Александр Алексеев. – Че был первым из кубинских руководителей, который сказал тогда, что для завоевания полной свободы и независимости страны от американского империализма у Кубы есть только один путь – путь строительства социалистического общества и сотрудничества с Советским Союзом и другими социалистическими странами. В обстановке антикоммунистического психоза, нагнетаемого реакционной прессой, Че не считал возможным афишировать свои взгляды, но в работе он твердо придерживался своих принципов» [344].
Алексеев приготовил Че небольшой подарок – пачку аргентинских сигарет, правда, с названием американского штата «Техас». «Ну, ты и удружил!» – И Че высказал всё, что думает о Соединенных Штатах и американском империализме. «Мне стало ясно, кто такой Че, – пишет Александр Алексеев. – Я тут же сказал, что рад своей неуклюжей попытке сделать приятное, раз она дала ему возможность искренне высказаться» [345].
Кстати, когда врачи велели Че, страдавшему тяжелейшими приступами астмы, свести курение до одной сигары в день, он выполнил их указание так, что они больше не докучали ему подобными советами. На следующий день врачи застали Че в его кабинете, сидящим в кресле и курящим полуметровую сигару, сделанную на заказ рабочими одной из табачных фабрик. Так он показывал эскулапам, что прислушался к их советам и действительно курит одну сигару в день. Позже, в середине 1980–х годов, этот «фокус» точь–в–точь повторит Фидель.
В ночь с 16 на 17 октября в гаванскую гостиницу «Севилья», где остановился гость из СССР, приехали два «барбу–дос» с автоматами и сказали, что «Фидель ждет». Перепуганные служащие гостиницы подумали, что «советского арестовали».
Алексеева привезли в многоэтажное здание ИНРА, где его уже ждали Фидель и директор института Антонио Нунь–ес Хименес. «Мы внимательно смотрим друг на друга. Они, конечно, в полевой военной форме оливкового цвета с расстегнутым воротом, в высоких солдатских ботинках, а я почти в парадном наряде. Мне стало не по себе, – писал Александр Алексеев. – Фидель заметил мое смущение и, чтобы успокоить меня, шутливо сказал, что через сорок два года, а тогда приближалось 42–летие Октябрьской революции, они, кубинцы, также начнут соблюдать протокол. С тех пор я редко появлялся в костюме, предпочитая кубинскую рубаху–гуяверу, за что и получил прозвище „посол в гуявере“» [346].
Александр Алексеев, так же как и к Че, пришел к Фиделю с сувенирами. На этот раз, чтобы не опростоволоситься, он захватил с собой бутылку известной на весь мир «Столичной», несколько банок черной икры, которая потом всегда включалась в подарочный набор для Фиделя Кастро, а также альбом с видами Москвы. Но прежде чем продегустировать дары из России, Александр Алексеев предложил Фиделю попробовать изделие советской «табачки» – любимые папиросы Сталина «Герцеговину флор». Но здесь, уже второй раз, как и при встрече с Че, случился прокол. Фидель Кастро, весьма критически относившийся к Сталину, поперхнулся его любимыми папиросами, сделав только одну затяжку. «Слишком много картона и слишком мало табака, – сказал Фидель. – Зачем портить удовольствие от курения, напихав в сигареты столько бумаги?» Алексеев не растерялся, а отбился шуткой, что это сделано специально для «барбудос», чтобы не подпалить свои роскошные бороды. Шутка понравилась Фиделю, и он угостил московского гостя тридцатисантиметровой сигарой, которой хватило на полтора часа беседы. С первых минут их беседа приняла дружественный характер. Алексеев рассказывал, каких успехов добился Советский Союз после революции, а потом, в короткий срок, восстановился после опустошительной войны. Фидель в свою очередь рассказал о принципах политики его революционного правительства, о сути реформ на Кубе.
Когда речь зашла о восстановлении дипломатических отношений, разорванных при Батисте, Фидель сказал, что у кубинского правительства нет никаких возражений против этого, но признался, что «значительная часть народа, которому местная реакционная и американская пропаганда навязали антисоветские предубеждения, еще не готова к этому». «Потребуется время, чтобы искоренить эти предрассудки, а пока отношения, в частности торговые, могут налаживаться без их формального восстановления» [347]. Налаживающиеся отношения тут же «скрепили», откупорив бутылку водки.
«„Какая вкусная водка! Какая вкусная икра! Нуньес, мне кажется, стоит установить с СССР торговые отношения“ <…> Это была первая бутылка советской водки, попавшая на Кубу после победы революции. Подняв рюмку, Фидель произнес тост: „Установление дипломатических отношений – сейчас не самое важное. Самое главное, что кубинцы и советские люди – друзья“» [348].
На этой встрече случился еще один примечательный эпизод. Узнав, что Фидель родился 13 августа, Алексеев заметил, что их дни рождения совпадают, так как он сам родился 1 августа 1913 года, когда еще был старый календарный стиль. Фидель сказал, что в таком случае Алексеев родился не 13, а 14 августа. «Наш человек в Гаване» быстро сориентировался и тут же заявил, что Фидель не учитывает восьмичасовую разницу во времени между Гаваной и Москвой. Фидель громко рассмеялся.
Чуть позже настоящим ценителем русской водки станет брат Фиделя – Рауль. Один из советских специалистов, который в начале 1960–х годов совершил поездку по Кубе вместе с Фиделем, писал в отчете в Москву: «Рауль однажды на дне рождения администратора одного из никелевых заводов поинтересовался, есть ли у советских друзей московская водка, а когда узнал, что есть только кубинский ром, сказал, что московская водка лучше и он пьет только ее» [349].
Фидель Кастро предложил Александру Алексееву привезти на Кубу советскую торгово–промышленную выставку, которую Нуньес Хименес видел в Нью–Йорке. Фидель был убежден, что эта выставка, которая в то время проходила в Мексике, помогла бы кубинскому народу избавиться от заблуждений в отношении СССР. Он также был заинтересован в приезде на Кубу первого заместителя председателя Совета министров СССР Анастаса Микояна, который в те дни находился в Мексике. На следующий день Александр Алексеев вылетел в Мехико, где встретился с Микояном. К его удивлению, Анастас Микоян без колебаний принял эту идею и в тот же день согласовал с Москвой вопрос о том, чтобы отправить выставку из Мексики на Кубу.
Алексеев вернулся в Гавану, но, добившись встречи с Кастро, был разочарован: тот попросил перенести выставку на начало следующего года, мотивировав это полученной информацией о том, что контрреволюционеры намереваются активизировать свою деятельность в конце года и могут сорвать выставку. Александр Алексеев снова вылетел в Мехико для встречи с Микояном, правда, не один, а с представителем МИДа Кубы Э. Родригесом Льомпартом. «Сначала я встретился с Микояном один. Рассказал ему всё, как было, думая, что сейчас он посчитает меня и кубинских руководителей несерьезными мальчишками. Но он слушал мой рассказ с большим вниманием, и я не заметил в нем какого–либо раздражения. Микоян сказал: „Они правильно делают, зачем раздражать врага. Ведь я могу приехать в Гавану позже на открытие выставки“» [350]. В качестве предварительной даты был намечен февраль 1960 года.
