В этот решающий момент начальник вооруженных сил противника, генерал Эулохио Кантильо, попросил Фиделя о срочной встрече. Она произошла 28 декабря 1958 года, на старом разрушенном заводе по производству сахара, недалеко от Пальма–Сориано. Фидель так вспоминал об этом разговоре: «Он сказал, что мы были очень мужественными и храбрыми людьми, и жалел, что мы потеряли стольких замечательных товарищей. Наша встреча была высокомерной, но рыцарственной.
До этого иногда мы обменивались с ним сообщениями, например, когда мне надо было освободить сотню вражеских солдат. Очень часто мы обменивались сообщениями с руководителями закрытых городов, чтобы убедить их разрешить нам расположить войска в городе. Это был стиль и метод борьбы. Кантильо <… > прилетел один на вертолете. Я помню, он мне говорил, что проиграл войну. Я ему ответил: «Мы не будем арестовывать офицеров и солдат, которые не совершили преступлений. Вам надо поговорить с гарнизоном Сантьяго, чтобы они объединились с Повстанческой армией». Ко всему прочему, Кантильо был начальником восточного региона страны. Он согласился принять мое предложение, и мы договорились о дате. Он сказал: «Когда это случится, через 24 часа Батиста уже не будет у власти»» [245].
По мнению Фиделя Кастро, для того чтобы свергнуть Батисту, было необязательно брать его главную военную ставку – крепость Колумбия. Достаточно было бы того, чтобы Кантильо приказал защитникам Сантьяго разоружиться. Тот тянул время и попросил несколько дней для принятия решения. Генерал Кантильо пообещал, что гарнизон Сантьяго присоединится к повстанцам 31 декабря, но попросил об одном условии. Он хотел поехать в Гавану, чтобы якобы уговорить сдаться своего брата, занимавшего высокий пост в батистовской армии. Фидель Кастро был против этого, заявив, что генерал подвергает себя ненужному риску. Но скрепя сердце согласился подождать и отложить наступление на Сантьяго.
«Мы думали начать атаку с 1200 бойцами. Противник насчитывал примерно 5000 бойцов. Однако никогда у нас не было такого благоприятного соотношения сил, и мы собирались использовать такую же тактику, как и на главном хребте: осадить город. Эта операция, по моим подсчетам, должна была продлиться пять дней. Мы переправили сто единиц оружия защитникам Сантьяго, потому что на пятый день осады в городе вспыхнуло бы восстание. Эта битва должна была длиться шесть дней максимум <…> После встречи с Кантильо мы ждали подписания с ним соглашения. У Камило был рядом вражеский батальон, а Че уже вошел в Лас–Вильяс» [246].
Фидель поставил Кантильо три условия. «Вы едете в Гавану, но, первое: мы не хотим государственного переворота. Второе: мы не хотим, чтобы кто–то помог Батисте сбежать. Третье: мы не хотим контактов с посольством Соединенных Штатов Америки. <…> Генерал согласился с ними и поехал в Гавану».
Но сделал все с точностью наоборот. «…Во–первых, он поужинал с Батистой вечером 31 декабря 1958 года и потом сопроводил его до самолета, на котором тот и улетел с группой генералов; во–вторых, он организовал государственный переворот в столице и поставил во главе правительства самого старого члена Верховного суда, которого звали Карлос Пьедра; и, в–третьих, после всего он заключил контракт с посольством США. Это было подлое предательство!» [247]
Таким образом, было потеряно несколько решающих дней. Военные получили возможность перегруппироваться, а Батиста успел бежать в Доминиканскую Республику, прихватив государственную казну – 424 миллиона долларов в придачу к своему личному состоянию в 300 миллионов. (Впоследствии группа высших офицеров вынесла Батисте смертный приговор за то, что он прикарманил казну Кубы.)
Тем временем отряд Че Гевары уже выдвинулся в Санта–Клару. В полдень 28 декабря бойцы Восьмой колонны, «вооруженные» гранатометом без гранат, подошли к горе Ка–пиро, которая возвышалась над городом. Там повстанцам преградили путь два танка и бронепоезд с более чем 400 солдатами, которыми руководил тот самый полковник Флорен–тино Россел Лейва, командующий инженерными войсками, который несколько дней назад безуспешно предлагал повстанцам объединиться. И тут у него сдали нервы. Узнав, что перед ними находится колонна во главе с Че Геварой, Флорентино Россел спрыгнул с бронепоезда и ретировался в Санта–Клару. Оба танка развернулись и поехали в город.
Вскоре позиции противника на горе были взяты, хотя локальные стычки там продолжались до 31 декабря. Гораздо более упорными оказались те, кто находились внутри бронепоезда, – его успели отправить по железнодорожным путям в центр Санта–Клары, – и летчики. В отличие от деморализованных солдат они не выказывали ни малейшего намерения сдаться, подвергая массированной бомбардировке не только позиции повстанцев, но и дома мирных жителей.
На следующий день повстанцам удалось переместить свой штаб в центр города, овладеть укрепленными пунктами противника. Но Че не давал покоя бронепоезд. Бойцы Че нашли два бульдозера и в считаные минуты разворотили колею, чтобы не дать бронепоезду уйти из Санта–Клары на запад страны. Че, как охотник, почуявший крупную добычу, буквально ходил кругами вокруг бронепоезда, а солдаты, находившиеся в нем, упорно отказывались сдаваться. «Завязался довольно интересный бой, – вспоминал Че, – повстанцы стали буквально выкуривать противника из бронепоезда, бросая бутылки с горючей смесью. <…> Бронепоезд превратился в настоящее пекло для батистовских солдат. Через несколько часов вся его команда сдалась, в наших руках оказались 22 вагона, зенитные орудии, пулеметы и баснословное количество боеприпасов (баснословное, конечно, в сравнении с тем количеством, которым располагали мы)» [248].
Самое удивительное, что против 400 солдат, находившихся внутри бронепоезда, сражалось всего 18 повстанцев. Но «коктейль Молотова» сделал свое дело. Вскоре вся Санта–Клара оказалась под контролем революционных сил. А продолжавшееся по инерции сопротивление гарнизона Леонсио Видаль, самой крупной крепости в центральной части Кубы, было подавлено 1 января.
В тот же день, 1 января, стало известно о том, что Батиста бежал с Кубы. Фидель Кастро немедленно связался с Че Геварой и Камило Сьенфуэгосом и приказал им выдвигаться в Гавану. Че Геваре поручалось захватить крепость Кабанья, а Камило Сьенфуэгосу главную военную ставку диктатора крепость Колумбия. Те из военных, кто еще не перешел на сторону повстанцев и колебался, кто поддерживал Батисту, узнав о его бегстве, пребывали в подавленном состоянии и практически не оказывали сопротивления колоннам Че и Камило.
Сам Фидель отправился на «Радио Ребельде» и выступил с заявлением, что категорически не признает военную хунту, и призвал кубинцев к всеобщей забастовке. Обращение Кастро вышло в эфир в десять часов утра 1 января. Через несколько часов оно было передано радиостанциями других стран Латинской Америки. Практически все радио–и телестанции перестроили свои передатчики, чтобы связаться с радио повстанцев, объединить радиоволны и вещать на всю страну – радиопередатчик повстанцев был слабым, мощностью в один киловатт. Теперь повстанцам принадлежали почти все радио–и телестанции, и они могли передавать сообщения в самые отдаленные уголки Кубы.
Выступив по радио, Фидель поехал в Сантьяго, чтобы там с балкона здания городского муниципалитета объявить о победе революции. По пути ему встретилась группа военных, производившая довольно жалкое впечатление. Они сказали Кастро, что гарнизон Монкады не намерен сдаваться и готов сражаться до победного конца. Фидель тут же связался с начальником военного гарнизона Сантьяго, и тот подтвердил, что «солдаты не сдадут оружия». Фидель не стал брать крепость штурмом, считая, что это принесет напрасные жертвы. Он поехал в деревню Пальма Сориано, где находилось радио повстанцев, на северной окраине Сантьяго–де–Куба, и объявил в эфире, что готов принять военных батистовской армии и выслушать их требования и пожелания. Спокойствие и выдержка Фиделя, как выяснилось, сыграли решающую роль. «Я принимал офицеров гарнизона Сантьяго и глав подпольных группировок города. Ко мне пришли примерно 300 офицеров. 300 офицеров, чьи войска защищали Сантьяго!
