В эти дни Фидель часто вспоминал своих погибших товарищей, с которыми прибыл на Кубу на «Гранме». Много времени было упущено из–за того, что новых бойцов было необходимо как следует обучить. «Если бы мы высадились там, где было запланировано, с 82 бойцами, война длилась бы только семь месяцев. Почему? Из–за опыта. С той группой, с 55 винтовками с оптическим прицелом, с замечательными стрелками и с нашим опытом война, в конце концов, не длилась бы и семи месяцев» [219], – до сих пор убежден Фидель Кастро.
Когда новое пополнение завершало курс обучения огневой подготовке и основам партизанской борьбы, Че Гевара предложил Фиделю «обкатать» новобранцев – напасть на первый попавшийся блокпост или захватить грузовик с оружием противника. Фидель сказал другу, что если рисковать, то «по–крупному». Он убедил Че попытаться взять штурмом один из гарнизонов, расположенных у подножия Сьерра– Маэстра. По замыслу Фиделя эта операция должна была отвлечь военных от судна «Коринтия», которое в скором времени должно было доставить из Майами группу добровольцев во главе с Каликсто Санчесом.
Для проведения акции повстанцев была выбрана казарма, расположенная в селении Уверо, в пятнадцати километрах от Сантьяго. Она имела определенное стратегическое значение, так как преграждала путь повстанческому отряду с гор Сьерра–Маэстра в равнину, в провинцию Ориенте. С военной точки зрения эта операция была рискованной, так как повстанцы решили атаковать хорошо укрепленный гарнизон, находившийся на побережье у самого подножия горного хребта.
Впоследствии повстанцы оценивали этот бой как самый кровопролитный за всю войну, принимая во внимание его продолжительность и число жертв в пересчете на количество участников. Совершив ночной шестнадцатикилометровый марш–бросок со своей базы в горах в Уверо, бойцы окружили казарму с трех сторон. Нападение было совершено в самый разгар дня. Бойцы получили строгий приказ Фиделя не открывать огня по жилым строениям, где находились дети и жены военных.
Повстанцы учли горький опыт некоторых предыдущих операций (штурм Монкады, неудавшийся захват президентского дворца «Революционным директоратом»), когда военные успевали сигнализировать о вторжении и запрашивали поддержку. Бойцы Фиделя разрушили сеть коммуникаций в первые минуты атаки. По этой причине в районе боя не появилось ни военных кораблей, ни самолетов.
А сигналом к бою послужил выстрел Фиделя из оптической винтовки. Еще много раз залп из ружья Фиделя будет служить сигналом к началу боевых операций Повстанческой армии. Фидель оставил несколько человек в резерве, а сам переместился на небольшую высоту, чтобы видеть, как солдаты в крепости отреагировали на нападение. Местность вокруг крепости была лесистая. Возле ворот казармы были сложены спиленные деревья, которые солдаты готовили к отправке в Сантьяго. Толстые стволы послужили укрытием для обороняющихся.
В этом бою отличились командиры отделений: Гильермо Гарсиа, Хуан Альмейда и Че Гевара. После трех часов изнурительного боя военные дрогнули и сдались. Повстанцы потеряли убитыми и ранеными 15 человек. Потери противника были серьезнее – 19 человек ранеными и 14 убитыми. Повстанцы захватили 45 винтовок, из них 24 полуавтоматические типа «гаранд», 20 винтовок «спрингфилд», один автомат; почти 6 тысяч патронов, пистолеты, униформы, ботинки, сумки, каски, штыки.
Значение этой победы было трудно переоценить. Отряд Фиделя, в котором не было ни одного военного, действовал строго в соответствии с правилами ведения боя против хорошо укрепленной обороны.
Но не менее важным было и другое обстоятельство. Еще в феврале Фидель Кастро обращался к своим сторонникам с призывами не допускать жестокости в обращении с пленными. Первый по–настоящему серьезный бой, а точнее поведение бойцов по отношению к военным, захваченным в плен, показало, что повстанческий отряд разительно отличается от батистовцев, истязавших пленных. Че и военный врач казармы вместе оказывали помощь раненым солдатам, которых было намного больше, чем повстанцев.
У Фиделя своя концепция гуманизма на войне: «Нельзя убивать беззащитных, надо сражаться с настоящим противником. <…> Когда враг начинает уважать противника, ты одерживаешь очень важную психологическую победу. Нас уважали, потому что знали, что мы никогда не нанесем никакого вреда пленным». «<… > Наша война длилась только 25 месяцев, и я не помню, чтобы хоть один мирный житель погиб во время сражений Первой колонны (которую возглавлял Фидель. – М. М.)с врагом; надо спросить других начальников подразделений, помнят ли они такие случаи. Для нас была одна из главных теорий, что невинные люди не должны страдать. Это был вечный принцип, почти догма. Были случаи, когда бойцы Движения закладывали куда–нибудь бомбы, которые были традиционно включены в революционные средства борьбы на Кубе. Но мы были не согласны с этим методом. Мы на самом деле беспокоились о гражданских людях, которые во время войны не должны были подвергаться опасности. <…> с помощью террора нельзя выиграть ни одну войну. Потому что ты добиваешься обратного, вражды со стороны тех, чья поддержка помогла бы выиграть. Поэтому мы защищали практически 90 процентов населения. Вы думаете, что, если бы мы мучили и убивали невинных людей, мы смогли бы победить на Кубе? Вы думаете, что, закладывая бомбы, убивая заключенных солдат, мы бы получили то оружие, которое нам было необходимо? А сколько жизней мы спасли?» [220].
На закрытии I Международного конгресса по культуре и развитию в Гаване 11 июня 1999 года Кастро тоже говорил об этом: «Помню, во время нашей освободительной борьбы мы как–то окружили одну часть, и они остались без воды и продовольствия, потому что воду мы отрезали, а продукты у них кончились; наши бойцы делились своими сигаретами и едой с взятыми в плен измученными солдатами, потому что в революционных войсках выработалось чувство благородства по отношению к побежденным и существовала даже определенная политика в отношении противника. Если такой политики нет, войну не выиграть. Если ты жестоко обращаешься с ними, пытаешь их, они никогда не сдадутся и будут сражаться до последнего патрона. В этом плане у нас была строгая политика, через 24 или 48 часов мы их освобождали. Сначала они яростно сражались, но потом, когда чувствовали, что проиграли, вступали в переговоры, и мы отпускали офицеров даже с личным оружием. Не было необходимости заставлять их голодать или распределять наши малые запасы продуктов <…> За время войны в сражениях мы взяли в плен тысячи человек, окружали целые части и обращались с ними безупречно <…>».
После боя в Уверо Батиста впервые признал поражение части правительственных войск, приказал приспустить флаги над своей ставкой – крепостью Колумбия и приказал выселить со склонов Сьерра–Маэстра всех крестьян, по его мнению, оказавших помощь Фиделю. Но это только способствовало притоку крестьян в отряд повстанцев. Правда, отсталые и забитые крестьяне не всегда понимали суть революционной борьбы, но это была не главная проблема внутренней жизни отряда. Недостаточная «спаянность» коллектива порой приводила к очень серьезным инцидентам. Самый показательный случай произошел в отсутствие Фиделя Кастро. Командир одного из подразделений Лало Сар–диньяс допрашивал бойцов, нарушивших дисциплину. В какой–то момент он не сдержался и ударил одного из них пистолетом. Оружие выстрелило, и смертельно раненный боец упал. По приказу Фиделя, немедленно прибывшего в расположение отряда, Лало Сардиньяс был арестован.
На удивление, многие из тех, кто еще недавно симпатизировал храброму командиру, стали требовать для него смертной казни, утверждая, что Сардиньяс убил бойца преднамеренно. Большинство из них составляли те, кто неоднократно был замечен им в нарушении дисциплины. И тут слово взял Фидель Кастро. Он не стал винить в случившемся одного только командира, а рассказал о неоднократных нарушениях дисциплины в отряде, о том, что без устранения ошибок нельзя выиграть главное сражение. В итоге Фидель переубедил тех, кто требовал казнить Лало Сардиньяса. Вопрос о наказании для командира был поставлен на голосование. Из 146 бойцов отряда 76 голосовали за понижение Лало в звании, а остальные 70 – за расстрел. Лало Сардиньяс был понижен в должности, а командиром отряда Фидель Кастро назначил Камило Сьенфуэгоса.
