Но не только интересы Латинской Америки отстаивал Фидель, будучи четыре года председателем Движения неприсоединения. В феврале 1982 года он обнародовал декларацию, в которой предупреждал о военных приготовлениях Израиля, выражая солидарность с Палестиной. Неоднократно обращался к Генсеку ООН, требуя прекратить израильскую агрессию. Столь же последовательно выступал за разрешение ирано–иракского конфликта и в защиту Анголы, подвергавшейся агрессии со стороны ЮАР.
В 1983 году на церемонии передачи полномочий председателя ДН от Кубы Индии премьер–министр этой страны Индира Ганди от имени неприсоединившихся стран выразила Фиделю Кастро глубокую благодарность «за ту решимость, эффективность, достоинство, с которыми он нес председательское бремя в последние три года».
Говоря о международной политике Фиделя, конечно, нельзя обойти весьма щекотливую в тот момент тему его непростых отношений с Москвой.
В августе 1979 года за пару недель до открытия Гаванской конференции Движения неприсоединения американцы, как уже говорилось, развернули мощную пропагандистскую кампанию с целью дискредитировать кубинское руководство и сорвать этот представительный форум. В американских СМИ появились сообщения о наращивании советского военного присутствия на острове. В соответствии с отработанным в Северной Америке сценарием следующее слово сказали конгрессмены. Сенатор Стоун потребовал провести по этому поводу специальное расследование. Кроме того, американцы организовали крупномасштабные военно–морские учения в непосредственной близости от берегов Кубы.
На самом деле история не стоила и выеденного яйца. Речь шла о советской военной бригаде численностью в три тысячи человек, которая находилась на Кубе со времен Карибского кризиса, то есть уже почти два десятилетия. И о существовании которой Белый дом был давным–давно осведомлен подробно. Но рядовым американцам этот факт был преподнесен как «безусловная сенсация».
По воспоминаниям Виталия Воротникова, который в то время был послом СССР на Кубе, США искали любой повод, чтобы сорвать Гаванскую конференцию. Сразу же после публикации этой «сенсационной информации» в американской прессе в советское посольство приехал Рауль Кастро, который имел продолжительную беседу с советским послом. В конце беседы он сказал: «Наша позиция такова, что ни в коей мере мы не должны камуфлировать реальное положение вещей и тем самым делать уступки американцам, которые могут легко интерпретировать попытки отрицать наличие бригады – советского учебного центра на Кубе как отказ Кубы и СССР от права создания подобного центра и направления туда воинского персонала. Ведь им давно известно об этой бригаде и меня поражает, что она „недавно обнаружена“. Не следует отказываться от привычного названия» [588]. Рауль Кастро попросил срочно проинформировать об этой позиции кубинцев Москву. Виталий Воротников незамедлительно сообщил об этом в высокие советские инстанции.
Но дело в том, что Москва не хотела ссориться с США. Тем более с демократической администрацией Картера в преддверии новых выборов на пост главы Белого дома, учитывая антисоветскую риторику кандидата в президенты от республиканцев Рональда Рейгана.
Из Москвы пришел ответ, который поразил сначала посла, а затем пришедших в недоумение кубинцев. Дескать, Советский Союз признает наличие на Кубе советских военных в составе некоего «Учебного центра № 12». Никакой же военной бригады на Острове свободы не должно было быть и в помине. Не объяснялось и то, почему этому «учебному центру» присвоена цифра «12».
Таким образом, советское руководство не только не поддержало просьбу кубинцев, которая не была невыполнимой, но пошло на политическую уступку США, что называется, «даже не ввязавшись в бой». Виталий Воротников решил пока не информировать об этом кубинцев.
Как только завершилась Гаванская конференция, в резиденцию Воротникова снова приехал Рауль Кастро, который возмут и лся тем, что Москва до сих пор не поддержала просьбу Гаваны. Он сообщил об искреннем недоумении этим обстоятельством команданте эн хэфэ, занятость которого пока не позволяла тому самому прояснить ситуацию. Лишь 12 сентября Виталий Воротников получил текст личного послания Фиделю Кастро от Леонида Брежнева. Советский лидер в присущем ему «мягком стиле» заверял кубинского коллегу в том, что советские военные и впредь будут присутствовать на Кубе. Но добавлял, что советская сторона не хотела бы осложнять нормализовавшиеся отношения с США перед грядущими президентскими выборами.
Сам Фидель, с которым встречался Воротников, действительно не вникал в детали и не высказывался по этому вопросу, поручив его обсуждение Раулю. Виталий Воротников, который поддерживал позицию Кубы, так вспоминает о том нелегком периоде в советско–кубинских отношениях, который сами кубинцы назвали мини–кризисом: «Я считал, что для руководства Кубы наличие в стране „символической советской военной части“ нечто большее, чем деталь нашего сотрудничества, это вопрос и морально–психологического характера, влияющий, с одной стороны, на настроение кубинцев, воспринимавших это как поддержку истинного друга и защитника – Советского Союза. С другой стороны, этот символический военный контингент определенным образом воздействовал и на США, ограничивая их постоянное стремление давить на Кубу вплоть до возможного десантирования войск. Поэтому руководство Кубы, как мне представлялось, интуитивно чувствуя, что изменение наименования части дело не формальное, стремилось сохранить статус–кво, тем самым противостоять наглому нажиму американцев и успокоить свой народ – „Советы с нами“» [589].
Итак, Москва проигнорировала «маленькую просьбу» маленького острова. Американцы потирали руки. Советская военная бригада с ноября 1979 года стала именоваться «учебным центром».
Фиделя Кастро поджидал еще один неприятный сюрприз от Москвы в декабре 1979 года, когда советские войска, не информируя своих союзников и Кубу, которая была председателем Движения неприсоединения, вошли в Афганистан. Это мусульманское государство было активным членом ДН и, более того, одним из основателей движения.
Фиделю пришлось столкнуться с лавиной критики и давления со стороны государств—членов движения, которые осуждали агрессию великой державы в отношении «маленького неприсоединившегося государства». А ведь он только только на Гаванской конференции рассказывал ее делегатам, как СССР помог выжить Кубе, воспевал Октябрьскую революцию, заявив, что «у всех мировых национально–патриотических движений есть за что благодарить СССР».
Виталий Воротников вспоминает, что Фидель Кастро буквально примчался в советское посольство, едва получив информацию о советском вторжении в Афганистан. «Его реакция на эту акцию была нервной, эмоциональной. Фидель был огорчен и возмущен не столько фактом ввода войск, как тем, что ситуация ухудшается, выразил недоумение и формой, как произошла смена власти в ДРА, к чему не было подготовлено общественное мнение. Беспокоили его и санкции, другие ответные действия США и Запада, которые, безусловно, будут приняты по отношению к СССР и другим странам соцсодружества» [590].
Кастро был разочарован тем, что революция, внесенная в Кабул на советских штыках, не была как следует подготовлена, не учитывала особенностей этой мусульманской страны, раздираемой противоречиями. В результате Советский Союз увяз в Афганистане на долгие годы и потерял там 15 тысяч солдат и офицеров.
Шли недели, а Фидель никак не обозначал своей позиции по афганской проблеме. Момент истины наступил во время голосования на конференции Движения неприсоединения по резолюции ООН, осуждающей советское вторжение. Куба оказалась в числе девяти стран, которые не поддержали резолюцию. За нее выступили 55 стран. Таким образом, Фидель Кастро не пожертвовал дружбой с Москвой.
