Все это, по примеру Советского Союза, предполагалось сделать в короткие сроки, полагаясь на отвагу, энтузиазм и чувство ответственности кубинских людей. Как оказалось, желание Че рубить с плеча и отдать безусловный приоритет промышленности было ошибочным.
Че Гевара руководил промышленностью на Кубе в течение четырех лет. За это время в стране была полностью ликвидирована частная собственность на средства производства, исчезла безработица, которая была страшным бичом дореволюционной Кубы. Тысячи кубинцев с охотой включились в социалистическое соревнование, стали передовиками производства. Но Че Гевара не добился главной своей цели – появления нового человека, победы морали над деньгами.
Эксперимент по превращению аграрной страны в индустриальную провалился по целому ряду причин: неготовность существенной части кубинцев трудиться исключительно из энтузиазма; ошибочные представления о качестве кубинской нефти, оказавшейся тягучей и перенасыщенной сероводородами, не способной конкурировать ни с арабской, ни с венесуэльской нефтью; зависимость страны от импорта, вынуждавшая ее не развиваться, а просто выживать; огромные расходы на оснащение армии оружием; постоянно накапливающиеся долги как перед развитыми, так и социалистическими странами; стихийные бедствия, по злому року судьбы обрушившиеся на Кубу в начале 1960–х.
На Кубе не были построены ни новые цеха, ни заводы, и техника, поступавшая из стран социалистического лагеря, ржавела и портилась под открытым небом. Вдобавок в некоторых случаях купленные за рубежом станки и оборудование оказывались устаревшими.
Новое правительство наступало на те же грабли, что и большевики после Октябрьской революции, развившие постулат о том, что «кухарка может управлять государством». Руководителями предприятий назначались не профессионалы, а люди, преданные делу революции и лично ее лидерам.
К чести Че Гевары, он в 1963 году признался в одном из интервью, данном иностранному журналисту: «Броситься сломя голову в индустриализацию было грубой ошибкой. Мы хотели одним махом избавиться от всего нашего импорта, выпуская готовые изделия. Мы не видели тех огромных сложностей, которые были связаны с ввозом полуфабрикатов» [470].
Ладно бы дело ограничилось только провалом индустриализации! Революционное правительство допустило серьезные перегибы в сельскохозяйственной политике. Большие площади, занятые ранее сахарным тростником, были распаханы под другие культуры.
Это было не первое «сахарное потрясение» в кубинской истории. В 1920—1921 годах во время так называемой «пляски миллионов», когда американцам удалось обрушить банковскую систему Кубы, цены на сахар поднимались до 22 центов за фунт, а потом резко падали до 2 центов. Сахарный бум привел к быстрому обогащению, но затем к такому же стремительному разорению сотен банков и фирм. Мировой экономический кризис 1929—1933 годов привел к сокращению посевов сахарного тростника на острове более чем в три раза. «На всю историю нашей страны, – пояснял Фидель Кастро, – наложило свой отпечаток то обстоятельство, что цены на сахар являются конъюнктурными, что они подвержены резким скачкам. Агония и максимальная неустойчивость нашей экономики отражали неустойчивость цен, повышавшихся во время войн и понижавшихся, когда эти войны кончались, цен, повышавшихся и понижавшихся в результате спекуляций. Таким образом, вся экономика страны много раз зависела от биржевой игры» [471].
Возможно, кубинские руководители в начале 1960–х годов поняли, что можно неплохо существовать и за счет Москвы. «Добрый» Советский Союз в мае 1962 года списал накопившиеся к тому времени долги Кубы перед СССР, что впоследствии станет обычной практикой, обязался поставлять в течение двух лет безвозмездно, за счет Советского Союза, вооружение и боеприпасы для кубинской армии, а также оказать помощь в ирригации.
В начале 1960–х годов наиболее слабым местом кубинской экономики была энергетика. Старые электростанции, в частности, в Гаване и Сантьяго–де–Куба, построенные еще в начале XX века, не обеспечивали в достаточной степени электроэнергией промышленные предприятия, часто выходили из строя. В короткие сроки с помощью Советского Союза были пущены две крупные электростанции в Мариэле и Ренте, почти вдвое увеличившие производство электроэнергии на Кубе, построен в Гаване рыбный порт, параллельно создавался рыболовецкий флот. СССР на правах аренды предоставлял суда. Надо отметить, что Фидель всегда высоко ценил помощь советских специалистов. На митинге в мае 1965 года по случаю проводов 250 советских комсомольцев, добровольно работавших на уборке тростника на Кубе, Фидель Кастро сказал: «Отмечая наши успехи, радостно празднуя наши экономические победы, мы никогда не должны забывать, что в условиях нашей маленькой страны, подвергающейся империалистической блокаде, мы не смогли бы одержать таких побед без этой помощи, без этого технического сотрудничества, без этой поддержки советской техникой, не говоря уже, конечно, о многих других аспектах, в которых наша страна получила важнейшую помощь братского советского народа. Советский Союз покупает наш сахар, снабжает нас нефтью, когда наши враги угрожают парализовать нашу экономику, лишая поставок, предоставляет нам локомотивы и средства транспорта, тысячи машин для доставки тростника <…>, не говоря уже о других аспектах советской помощи, таких как оружие для наших Революционных вооруженных сил. Мы потому чувствуем себя уверенно, чувствуем себя в безопасности, чувствуем себя способными оказать сопротивление империалистам и сражаться против них, что имеем много современного военного снаряжения, которое получили своевременно и бесплатно от Советского Союза» [472].
В споре, который в свое время возник по этому вопросу между Фиделем Кастро и Эрнесто Че Геварой, оказался прав тот, кто главнее – «хэфэ максимо», – верховный вождь, который выступал против ускоренной индустриализации. В итоге было принято решение направить усилия на достижение более скромных, «осязаемых целей», таких как строительство предприятий по обработке местной продукции, по производству товаров народного потребления и домашнего обихода.
В 1975 году на I съезде коммунистической партии Кубы Фидель Кастро, анализируя ошибки первых лет после революции, сказал: «Революциям обычно свойственны периоды утопий, когда их участники, посвятившие свою жизнь благородной задаче – осуществлению на практике своих мечтаний и идеалов, – полагают, что исторические цели гораздо ближе и что воля, желание и намерения людей всесильны и стоят превыше требований объективной действительности. Наши руководящие кадры, как правило, не имеют должных экономических знаний, недостаточно занимаются вопросами себестоимости и повышения эффективности производства. Невозможно определить, какую цену в сверхурочных часах и чрезмерных материальных затратах нам пришлось и приходится платить за отсутствие экономических знаний. В управлении нашей экономикой мы, безусловно, страдали от идеалистических ошибок, а иногда не отдавали себе отчета в существовании объективных экономических законов, которым мы должны следовать» [473].
Итак, спустя четыре года после революции на Кубе снова поменялась экономическая модель развития страны. С 1959 по 1963 год правительство Фиделя Кастро проводило курс на многоотраслевое развитие национального хозяйства Кубы. С 1963 года в качестве базовой отрасли экономики Фидель Кастро рассматривал сельское хозяйство, провозгласив в качестве приоритетного производство сахарного тростника.
Национальной целью кубинцев, провозглашенной Фиделем в 1965 году на несколько лет вперед, стала задача сбора в 1970 году 10 миллионов тонн сахара. Но ущерб этой отрасли уже был нанесен серьезный. Если в 1961 году производство сахара составило на Кубе 6,5 миллиона тонн, то в 1963 году было произведено всего 3,8 миллиона тонн. На Кубе буквально восприняли призыв руководства страны «покончить с монокультурностью» – вырубали посевы тростника, а других сельскохозяйственных культур на этих площадях не высаживалось. Непоправимый урон кубинской сахарной промышленности нанесли еще два фактора: диверсии и поджоги плантаций, на восстановление которых требовалось время.
