Я подозревал, что Марья считает меня примитивным обывателем, ожиревшим пингвином, которому дороже всего родное гнездышко, выстеленное теплым мягким пухом. Ладно, пусть ее…

Увы, рассказать ей, кто я на самом деле, не позволяет не только присяга, но и элементарная осторожность.

Бахвальство до добра не доводит…

Мы продолжили застолье. Я по-прежнему посматривал на зеркальную поверхность ведерка, чтобы не выпускать из виду Анубиса, но уже сидел прямо и не изображал из себя пенек в камуфляже.

"Мистер Смерть", конечно, крутой мужик, но и мы, чай, не пальцем деланные. Я сейчас не на службе и мне он до лампочки. Я не хочу становиться ему поперек дороги. Пусть им занимается моя бывшая "контора".

Но я и не позволю, чтобы он встал на моем пути. Это если молодой прилизанный Чебурашка с ушами врастопырку, который сидит с Анубисом за одним столом и который, скорее всего, принадлежит к его команде, продолжит играть роль "покупателя" моего магазина на Левобережной.

Анубис тоже как будто расслабился, но продолжал держать мой сектор под прицелом своих колючих глаз.

Но мне почему-то показалось, что он смотрит не на меня, а куда-то левее нашего с Марьей столика.

Я осторожно рассмотрел гуляющую по полной программе братию. И не нашел ничего такого, что могло бы привлечь внимание шакала-Анубиса. С моей точки зрения.

Тогда какого хрена "мистер Смерть" так насторожился!? Я, похоже, ему неинтересен – что, кстати, не факт, а предположение. Но если не я, то кто? Кто тот человек, из-за которого Анубис начал икру метать?

Сотрудник моей бывшей "конторы"?

Возможно. Вполне вероятно. Как офицер службы внутренней безопасности, Анубис, в отличие от меня, многих сотрудников центрального аппарата знал в лицо. Не исключено, что кто-нибудь из моих коллег по каким-то своим делам приехал в наши палестины и пришел посидеть в ресторане с друзьями или подругой.

Есть и другой вариант. Существует вероятность, что в "Третий Рим" заглянул клиент с той стороны,

"варяжский" гость. Приехал в бывшую "империю зла" в качестве туриста или как бизнесмен. И Анубис его узнал.

Впрочем, нельзя исключить предположение, что клиент продолжает трудиться по своей прямой специальности. После развала Союза разведчики многих стран запада нагло и практически безнаказанно закружили над Россией – как воронье.

Но где он? Где человек, который встревожил Анубиса? Или, все-таки, шакал почуял волкодава?..

Вопросы, вопросы…

От нехороших мыслей мне стало неуютно. Даже спиртное не возбуждало, а угнетало. В конце концов, мне совсем расхотелось пить. Не будь в ресторане Анубиса, я бы давно направился домой.

Неожиданно я почувствовал сильное сердцебиение. Анубис встал и направился к выходу! Он сделал это быстро и решительно, даже ни с кем не попрощавшись. Его никто не провожал.

Что делать, что делать!? Извечный русский вопрос.

Анубиса упускать нельзя! Ни в коем случае. Обязательно нужно найти его логово. Придется тряхнуть стариной…

– Марья, вот деньги, – выпалил я скороговоркой и бросил на стол несколько крупных кредиток. – Заплатишь за стол и вызовешь такси. Здесь вполне достаточно. Я ухожу.

– Максим Семенович!..

– Надо, Марья, надо! Притом в авральном порядке. Извини. Потом объясню…

И я устремился к выходу, оставив бедную Марью в состоянии близком к трансу. Хотелось бы думать, что мое поведение не бросит тень на всех мужчин.

Сознание возвращалось медленно, и так же постепенно вырисовывались предметы окружающей обстановки: сначала контуры, затем более мелкие детали, а потом словно кто-то с помощью дистанционного пульта включил цвет. Андрей с недоумением рассматривал невзрачную комнатенку, в которой он очутился непонятно как.

Андрей лежал, одетый лишь в трусы и майку, на обычной медицинской кушетке, прикрытой грубошерстным солдатским одеялом. Комнату освещала единственная лампочка, висевшая под потолком. В помещении он был один.

Потрогав голову и убедившись, что с нею все в порядке, юноша сел – и охнул, неловко поставив на пол левую ногу. Боль вернула ему способность мыслить. Он вспомнил все: и милиционеров, передавших его бандитам, и Февраля, и схватку с Самураем, и побег.

Но потом в памяти появились провалы. Перед его внутренним взором завертелся калейдоскоп несвязных сюжетов и картинок: лесная поляна, Февраль с ножом в руках, какой-то странный длинноволосый мужчина, ощущение полета и сплошное мелькание снежной целины и кустарников, над которыми он летел на низкой высоте.

Андрей перевел взгляд на ногу, потрогал со знанием дела наложенную повязку и наконец сообразил – он ранен! В него стреляли!

Но где он находится? Что это за комната? Больничная палата? Непохоже.

Юноша встал и поковылял к столу. Усевшись на табурет, он с любопытством начал рассматривать жалкую посуду, прикрытую вафельным полотенцем. На дощечке лежала краюха хлеба в прозрачном полиэтиленовом пакетике, и только теперь юноша понял, как сильно он проголодался.

Чуток поколебавшись и бросив вороватый взгляд на дверь, он мысленно махнул рукой на приличия и, достав хлеб из пакетика, начал жадно жевать. Съев краюху без остатка и немного удовлетворив чувство голода, Андрей выпил кружку воды, которую налил из графина.

В голове наконец прояснилось, и юношу постепенно начало охватывать чувство тревоги. Он подошел к двери и попытался ее открыть. Но она была заперта.

Тогда Андрей направился к окну и выглянул наружу. Он увидел просторный двор, который освещал одинокий фонарь. Чуть поодаль виднелись какие-то здания. Все их окна были темны, и лишь в одном, самом большом, горел свет.

На душе стало совсем муторно. Может, сбежать через окно? Но для этого нужно выставить раму, что было совсем не просто.

А есть ли смысл бежать? Тот, кто его сюда привел, – вернее, принес, поправил себя Андрей, вспомнив ранение и свой "полет", – видимо, был добрым человеком. И аккуратным: постиранная и заплатанная одежда юноши лежала на скамье у окна, тщательно сложенная стопкой.

Наконец, он спас его от бандитов. Кажется, спас, уточнил юноша: события на поляне все еще виделись расплывчатыми, нереальными.

Неожиданно его внимание привлек шорох и писк. Он оглянулся и увидел мышь, которая сидела в углу и, как ему показалось, смотрела на него черными бусинками крохотных глаз с доброжелательным интересом.

Андрей поискал что-нибудь тяжелое, чтобы бросить в мышь, но не нашел. Тогда он сказал "кыш!" и махнул рукой. Но крохотная зверушка даже не шевельнулась.

Ладно, пусть ее, решил Андрей. На него вдруг навалились апатия и усталость, и он, вернувшись к медицинской кушетке, лег и укрылся одеялом до подбородка. В комнате было тепло – в "буржуйке" возле двери все еще тлели уголья – но его зазнобило.

Так он пролежал добрый час, весь во власти тревог и сомнений. Как там мать? Она работает в ночную смену и пока не знает, что сын ночует не дома.

А что будет, когда мать придет с работы? Вдруг она звонила ему поздним вечером.

Служебным телефоном мать пользовалась очень редко, так как младшему медперсоналу это не разрешалось.

Все зависело от дежурного врача. А они были разными. И отнюдь не все относились к медсестрам доброжелательно и с пониманием их проблем.

Андрею было хорошо известно чутье матери на опасные ситуации. Она как будто видела их в волшебном зеркале, скрытом у нее внутри. Сколько он ее помнил, она всегда находилась в состоянии постоянной настороженности. Поэтому, Андрей совсем не удивился бы позднему звонку матери.

Юноша нередко задавал себе вопрос – почему? Почему она так напряжена, будто каждую минуту ждет чегото страшного, смертельно опасного? Но удовлетворительного ответа он не находил. А сама мать избегала разговоров на эту тему…

Неожиданно за окном мелькнула тень, и Андрею послышался скрип ключа, который поворачивался в замке.