Нас завели в сторожку и оставили в пустующей комнате без окон. Это было пределом моих мечтаний в создавшейся ситуации. Мне край нужно было пошептаться с Каролиной и Зосимой, чтобы на грядущем допросе придерживаться какой-то одной версии.

Пока мы шли под конвоем, такой возможности я был лишен. Нам не разрешали даже чихнуть. В какой-то момент, не выдержав большого внутреннего напряжения, Каролина попыталась заговорить с одним из парней, но тут же получила пинок, от которого у нее едва дух не отшибло.

Сторожка и впрямь содержалась в отменном состоянии. Даже в нежилом помещении, куда нас определили, пол был покрашен, а стены побелены. Мебели в комнате не оказалось, и мы уселись прямо на пол.

– Иво, кто эти люди? – спросила Каролина немного надтреснутым от волнения голосом.

– Не знаю, – ответил я громко. – Какие-то военные. Хорошо, что мы все-таки выбрались из леса. Надо же так заплутать… – Я перешел на шепот: – Сидите тихо и слушайте. Придвиньтесь поближе. В комнате могут быть микрофоны. Слушайте и запоминайте: мы пошли в лес на пикник, попали в трясину, еле выбрались, потеряли ружье и съестные припасы, заблудились. В общем, почти так, как на самом деле. Это чтобы не завраться. Держитесь за эту версию руками и ногами!

– Дык, это понятно… – Зосима изо всех сил старался держаться с достоинством.

– Деньги нашли? – спросил я Каролину – все так же шепотом.

– Нет, – ответила она, касаясь губами моего уха; это было очень приятное ощущение. – Деньги в нагрудном кармане комбинезона. Они там не искали.

– Постеснялись, – ухмыльнулся я в темноту. – Придется нам раскошелиться – дать взятку, чтобы нас отпустили.

– Нам?

– Извини, не так выразился, – тебе. Ты у нас будешь выступать в качестве богатенького Буратино.

– Мне сейчас хочется быть не Буратино, а черепахой Тортиллой. Залезть бы в ее панцирь, лечь где-нибудь на дно тихого пруда и чтобы глаза мои не видели подлых и злобных Карабасов.

– Да ты, оказывается, романтическая натура. Никогда бы не подумал.

– Перестань шутить! Мне не до шуток.

– Все, умолкаю. И прошу вас, друзья: успокойтесь и будьте предельно сосредоточенными. Будьте естественными и не забывайте ни на миг, что мы самые обычные граждане, забредшие сюда в силу обстоятельств.

Каролина прижалась ко мне потеснее (я и не подумал возражать), а Зосима шумно вздохнул. Больше говорить было не о чем. Каждый остался наедине со своими мыслями.

Мне вдруг показалось, что в наступившей тишине я отчетливо слышу, как моя жизнь, словно вода из ладоней, по капле утекает в вечность. Это было пронзительное чувство, сродни прозрению. Я вдруг понял, что все наши ухищрения ни к чему не приведут и нас отсюда живыми не выпустят.

Допрос состоялся ближе к вечеру. Нас повели скопом, что несколько упрощало ситуацию. Мы прошли по узкому коридору десять шагов (здание сторожки на поверку оказалось совсем не маленьким) и очутились в просторной светлой комнате, напичканной электроникой. Похоже, это был главный пульт.

Я смотрел и глазам не верил: весь периметр комплекса был оснащен видеокамерами, и на дорогих современных мониторах была видна каждая травинка, каждый камешек местности. Увидел я и ту гряду, за которой мы прятались, когда рассматривали неожиданно возникшее на нашем пути препятствие. Похоже, нас заметили уже на подходе и выслали группу захвата.

Кроме мониторов внешнего обзора, в комнате находился большой стенд, расцвеченный мигающими индикаторами. Я лишь сокрушенно вздохнул: да, эта "контора" была весьма серьезным объектом.

Оказывается, окрестности комплекса были напичканы еще и разнообразными датчиками. А это значило, что охрана, дежурившая на пульте, могла заметить даже зайца, решившего пощипать травку в охраняемой зоне.

Так что же, черт возьми, скрывают эти полуразрушенные здания!? Секрет должен быть просто глобального характера, если судить по уровню оснащенности и подготовке охраны.

Глядя на дорогую импортную аппаратуру, я все больше и больше утверждался во мнении, что мы попали в руки не военных, а какой-то коммерческой структуры. Очень богатой структуры. Все охранные мероприятия были проведены с поистине купеческим размахом. В деньгах явно не скупились.

В помещении, кроме дежурного оператора, не отводившего глаз от мерцающих экранов, находились еще четверо: два здоровенных бугая, которые привели нас, и еще двое, в гражданской одежде. Первый из них, с холодным непроницаемым лицом и светло-голубыми зенками, стоял у окна, скрестив руки на груди.

Второй, постарше, с квадратным лицом и длинными, гладко зачесанными назад рыжими волосами, сидел в неудобном креслице возле небольшого письменного стола, на котором лежали все изъятые у нас вещи и документы. Он смотрел на нас с каким-то странным, брезгливым любопытством, – будто перед ним были не нормальные люди, а уродцы.

– Кто вы? – спросил он каким-то ржавым голосом.

Зосима и Каролина переглянулись, и обратили свои взоры на меня – мол, давай, старшой, отдувайся за всех.

Но я отвечать не торопился, пристально рассматривая рыжего. Он нетерпеливо забарабанил по столу короткими толстыми пальцами, покрытыми жесткими волосами медного цвета.

– Вы что, глухонемые!? – В его голосе явно слышалось раздражение.

– Нет. Мы нормальные, – ответил я спокойно. – И нам хочется знать, почему нас задержали.

– Здесь вопросы задаю я, – отрубил рыжий. – И не сильно петушитесь, иначе вас быстро приведут в чувство.

Повторяю вопрос: кто вы и как здесь оказались?

Стоявшие позади нас неподвижные, как каменные столбы, здоровяки зашевелились. Я не стал нагнетать ситуацию, – мало ли что взбредет в голову этим дуболомам – и поторопился ответить:

– Мы деревенские… – Я назвал деревню. – Пошли в лес за грибами, ну и, ясное дело, хотелось отдохнуть, расслабиться на природе, и заблудились. Неделю бродим. Попали в болото, еле выбрались. Рюкзак с продуктами и ружье потеряли в трясине. Обувь прохудилась, одежда в клочья… Места тут какие-то дикие.

Хорошо, на вас вышли. Третий день во рту не было даже крошки. Думали, каюк…

Я "лепил горбатого", смешиваю правду с ложью. Историю с грибами я придумал на ходу, вспомнив, что они составляли наш основной рацион, да и насчет вынужденной голодовки несколько расцветил события.

Мы и впрямь недоедали, но не настолько, чтобы откинуть копыта. Этой многословной ложью я пытался заставить наших тюремщиков думать, будто мы настолько ослабли, что не в силах оказать им даже малейшего сопротивления.

– Ты лжешь, – безапелляционно перебил меня рыжий.

– Простите, не понял… – Я изобразил искреннее недоумение. – Зачем мне лгать? По-моему, наш внешний вид подтверждает мои слова.

– Он подтверждает лишь то, что вы хитры и изворотливы. – Он взял в руки паспорта – мой и Каролины;

Зосима документов не имел. – Ответь на простой вопрос: кто, отправляясь в лес, который находится в двух шагах от деревни, берет с собой документы?

Этот рыжий сукин сын ударил не в бровь, а в глаз. Паспорта и впрямь не очень вписывались в изложенную мной версию. А они еще не знают о двадцати тысячах долларов, которые хранятся в большом кармане на груди Каролины…

– Я беру… и моя подруга.– Мне хотелось выглядеть невинным, как младенец. – Мы ведь дачники.

Документы нельзя оставлять, где попадя. Замок на двери хлипкий, а народ у нас, сами знаете, какой…

Неровен час, обворуют, – как тогда быть? Сейчас без паспорта и шагу нельзя ступить, милиция на вокзалах проверки устраивает. Упрячут в кутузку для выяснения личности, – и кукарекай там до новых веников.

– Логично, – вынужден был согласиться рыжий. – А ты, дед, почему не носишь с собой паспорт?

Зосима, который выглядел словно с креста снятый, тоскливо ответил:

– Дык, мы что, мы люди маленькие, и годы, конечно… Мы местные, никуда не ездим, зачем нам пачпорт в лесу?

– И то верно. Ты у них вроде проводника?