– Ай-яй-яй, Пал Палыч, как нехорошо… Вы оставили без завтрака и обеда своих друзей по несчастью.

– Не ваше дело! – огрызнулся Пал Палыч, воровато пряча за пазуху недоеденного рябчика – одного из тех трех, которыми я намеревался кормить свою команду до завтрашнего вечера.

Между прочим, после того, как мы покинули деревню, Пал Палыч стал обращаться ко мне только на "вы".

Правда, я разговаривал с ним очень редко и чаще всего короткими фразами. А он по-прежнему в основном отмалчивался.

– Бунт на корабле? – спросил я строго. – Вам повезло, что я добрый. Мы не будем вешать вас на рее, а просто спишем на берег, уважаемый. Дальше будете топать сами. Впрочем, это решит коллектив. Утром. А пока отправляйтесь на боковую. Надеюсь, теперь вы сыты.

Пал Палыч не стал спорить, но спать не лег, а скрылся в темноте – наверное, чтобы продолжить свой поздний ужин. Я печально посмотрел на единственную птичью тушку, которую удалось вырвать из его ненасытной глотки. Для троих это меньше чем ничего. А нам предстояло углубиться в Кадью, где никто легкой дороги нашей команде не гарантировал.

Я прислушался. Из зарослей доносились шорохи и аппетитное "хрум-хрум", отчетливо слышное в ночной тишине. Похоже, Пал Палыч перемалывал птичью тушку вместе с костями. И мне вдруг захотелось пойти туда и попинать его ногами. Сукин кот…

По дороге он все время что-то жевал. Запойный период неожиданно закончился, и теперь его организм требовал срочной подпитки. Я наблюдал за ним какое-то время и в конце концов понял, что Пал Палыч пробовал на зуб все, что только попадалось ему в пути: осиновые ветки, сосновые шишки, какие-то корешки, не говоря уже о ягодах и грибах, которые он трескал сырыми. Похоже, в его похмельной башке произошел какой-то сдвиг, и я побаивался, что он может впасть в буйство.

Но все шло более-менее нормально – до сегодняшней ночи. Теперь нужно думать, как с ним поступить. Не было печали… Однако, безнаказанным неповиновение нельзя оставлять. Иначе начнутся распри, коллектив утратит свою жизнеспособность, и мы попадем в лапы людей Ильхана… или кого там еще.

До утра я так и не уснул. Потому что ругал себя последними словами. До меня только этой ночью дошло, что мы почему-то не посчитали нужным выставлять часовых. Мы, то есть, я. Понадеялся на глухомань.

Опасное заблуждение. Особенно если учесть, что нас усиленно ищут…

Утром все собрались на большой совет. Пал Палыч держался чуть поодаль, но, как мне показалось, виноватым себя не чувствовал. Скорее наоборот: он приосанился и, крепко сжав в руке топорик, с которым не хотел расставаться ни в какую, посматривал на нас свысока – будто мы были представителями неполноценной расы.

– Вот, – сказал я, выставляя на всеобщее обозрение аппетитно выглядевшую птичью тушку. – Это все, что у нас имеется в наличии.

– А где… где остальные!? – Голос Каролины неожиданно стал хриплым.

– Пал Палыч слопал. Ночью, когда вы спали.

Каролина медленно повернулась к Пал Палычу и несколько секунд разглядывала его – будто видела в первый раз.

– Ах ты, гад… – наконец с ненавистью молвила Каролина; ее голос утратил хриплость, но понизился почти до женского баса (если такое понятие существует). – Убью…

Не отрывая глаз от Пал Палыча, она стала с лихорадочной поспешностью шарить рукой по земле, выискивая камень покрупнее. Он тоже смотрел на нее, набычившись. И мне очень не понравилось выражение его обрюзгшего лица. Я понял, что сейчас он готов раскроить ей голову топориком, даже не мигнув глазом.

– Ну-ка, остынь, подруга! – рявкнул я, заслонив собой Пал Палыча. – Человек совершил ошибку. С кем не бывает. Он исправится. Разделим птицу на троих и позавтракаем, а потом я пойду на охоту, чтобы заготовить мяса впрок.

Последнюю фразу я произнес не совсем уверенно. Раз на раз не приходится, а в таком деле, как охота, – тем более. Но иного выхода просто не было – чтобы идти дальше, нужны хоть какие-нибудь припасы. На первое время.

– Горбатого могила исправит, – злобно сказала Каролина, но камень, который держала в руке, положила. – Гнать его нужно в три шеи. Гнать! Дармоед…

– Это почему вы будете делить рябчика на троих? – вдруг подал голос Пал Палыч. – А про меня забыли?

На какое-то время нас заклинило. Мы смотрели на него с диким удивлением и негодованием. Ни фига себе заявочка… Неужто Пал Палыч забыл, что ночью он съел две тушки? Чудеса…

– Вот, я вам говорила? – с победными нотками в голосе наконец первой высказалась Каролина.

– Говорила… – Я тяжело вздохнул; ну и как мне теперь быть?

Положение было хуже некуда.

– А что ты скажешь, Зосима? – Я попытался часть ответственности за решение переложить на плечи своего приятеля.

Но он тоже был не лыком шит.

– Дык, я как все… – ответил Зосима, пряча глаза.

Чертов приспособленец! Член партии под названием "Моя хата с краю". Что ж, его не переделаешь.

Придется решать одному.

– Пал Палыч, народ требует наказания, – сказал я как можно строже. – Не стройте из себя идиота. Вы съели почти все наше мясо. Поэтому звание "вождь могикан Чингачгук" отныне упраздняется, и вы назначаетесь почтальоном Печкиным. Сдайте личное оружие. Только без глупостей! – прикрикнул я на Пал Палыча, заметив, что он злобно оскалился и, подняв свой "томагавк", приготовился к нападению. – Иначе зашибу. – И тут же я добавил более миролюбиво: – Давайте сюда топорик. И мы вам все простим.

На физиономии Пал Палыча вдруг появилось хитрое выражение. Он начал медленно отступать, но только не по прямой, а по дуге. Когда я понял, что он задумал, уже было поздно: Пал Палыч упал, словно ястреб, на землю, схватил лежавшие поодаль лук и стрелы, и с победным кличем скрылся в лесу.

– Стой, идиот! – заорал я и бросился ему вслед. – Вернись, мать твою!..

Но тут же и остановился. Не хватало мне еще стрелу в живот схлопотать. С этого чокнутого взятки гладки.

С перепугу выстрелит – и лечись потом, как знаешь. Стрела легкая, предназначенная на птицу и зайца, убить ею невозможно, а вот ранение она может нанести серьезное. Занесет наконечник какую-нибудь инфекцию – и все, капут.

– Я с тобой! – самоотверженно предложила свою помощь Каролина.

Она где-то раздобыла увесистую палку и теперь взмахнула ею с грозным видом.

– Пусть бежит, черт с ним, – пресек я ее патриотический порыв. – Без него нам будет легче. А лук я сделаю новый, лучше прежнего.

– Пропадет он в лесу, – угрюмо сказал Зосима и неодобрительно покачал головой.

– Не думаю, – ответил я, и поставил на костер котелок с водой.

– Это почему? – заинтересовался Зосима.

– Если у него не совсем крыша поехала, он будет держаться поблизости и топать за нами. Твой клиент, Зосима, хитрый, как змей. Нам теперь нужно уши держать востро. И прежде всего не мешает вооружиться хотя бы дрекольем.

– Ну, если так… – Зосима успокоился и повеселел.

– Будем чай пить? – скучным голосом спросила Каролина, глядя на мои хлопоты возле костра.

– Нет. Сварим бульон. Думаю, с печеной птицы тоже будет неплохой навар. Нам нужно хорошо подкрепиться, потому что переход ожидается длинный. До самого вечера. На обед у нас все равно ничего нет. Опять перейдем на подножный корм. Зосима, давай твои травки. Да, да, именно их я и имею ввиду.

Каролина с удивлением смотрела на Зосиму, который доставал из карманов уже увядшие листья и корешки.

Только я заметил, ЧТО именно собирал по дороге мой приятель. Знал я и для чего все это предназначено.

Вечером, с голодухи, я как-то забыл о находках Зосимы. И вот теперь вспомнил.

– Дай немного аира и девясил. Хватит… Остальное спрячь, пригодится. У тебя есть и бедренец? Отлично.

Брось в котелок несколько листочков – для запаха.

Зосима глядел на меня во все глаза. Он никак не предполагал, что мне известно назначение его "гербария".

Тем более, что Зосима никогда не посвящал меня в секреты своей кухни.