О чрезвычайном происшествии в дивизии было моментально доложено в штаб округа. Наутро, едва я вошел к себе в служебный кабинет, дежурный офицер доложил: Товарищ командир, вас вызывает округ.

И взял телефонную трубку.

По голосу узнаю командующего.

– Сергей Данилович, как самочувствие?

– Нормально, товарищ командующий.

Дежурный офицер не уходит. Красноречивым взглядом он спрашивает, о чем речь. Так же, мимикой лица, я отвечаю, что о чем же еще может говорить командующий: конечно, о вчерашнем. Офицер сочувственно покачивает головой: он не сомневается в том, что сейчас последует, в лучшем случае, служебный выговор. Однако командующий настроен ровно и доброжелательно. Он спрашивает: – Причины выяснены? Почему вдруг такое?

– Выяснили, товарищ командующий. Отказ генератора. Перегорел аккумулятор.

Машина пострадала?

– Не особенно, товарищ командующий. Чуть брюхо поцарапано. Отремонтируем моментально.

По голосу, по выражению моего лица дежурный офицер догадывается, что нагоняя, кажется, не будет – пронесло.

Поговорив еще о текущих делах, командующий пожелал нам успехов и предупредил, чтобы были поосторожнее.

– Зря-то головой рисковать незачем!

Жизнь на аэродроме продолжалась своим чередом. Я долго наблюдал, как разгоняются и уходят в небо стремительные машины, и в душе удивлялся тому, как скоро миновало напряжение вчерашнего случая. Светило солнце, голубело огромное небо и как бы приглашало снова углубиться в его бескрайние просторы, пережить очарование полета. Видимо, летчики, как и моряки, остаются верны своей стихии, несмотря ни на какие бури и испытания.

В авиации, как я уже говорил, очень ценится личный пример командира. Он обязан быть лучшим летчиком среди своих подчиненных. В этом залог его непререкаемого авторитета.

Став авиационным командиром, я отнюдь не оставил штурвала боевого самолета. Но… Годы войны, да и вообще возраст нет-нет, да и давали себя знать. Поэтому не удивительно, что все авиационные, так сказать, действующие командиры находились под постоянным медицинским контролем, а время от времени вызывались в Москву, в Центральный госпиталь, и там подвергались самому тщательному обследованию. Скорость самолетов, их «потолок» неудержимо росли, и от летчика требовалось безупречное здоровье.

Поездки в Москву являлись своего рода отдушиной в довольно однообразной армейской жизни. Спадает напряжение, можно расслабиться, отдохнуть, заняться чисто мирными городскими делами.

Каждый раз, попадая в столицу, мы старались побывать и в Монино, в нашей академии.

Не без волнения переступали порог родного учебного заведения. Еще в наше время, когда мы учились, академия за успехи в подготовке кадров была награждена орденом Красного Знамени. Теперь же у нее была всеми признанная репутация крупного научного центра, задающего тон при разработке перспективных проблем применения авиации.

Во время этих поездок мы встречали много знакомых не только среди слушателей, но среди преподавателей. Приятно было слышать, что усилиями всего профессорско-преподавательского состава уровень учебной и научной работы поднялся на высокую ступень, еще крепче стала связь со строевыми частями. Новые научные исследования, теоретические расчеты становились достоянием широкого круга офицеров-практиков.

И мы, выпускники академии, по праву гордимся тем, что питомцы нашего учебного заведения приняли непосредственное участие в освоении космического пространства. Так, в составе экипажа космического корабля «Восход-2» были командир корабля летчик-космонавт П. И. Беляев и второй пилот летчик-космонавт А. А. Леонов. Павел Иванович Беляев в свое время прошел полный курс обучения в нашей академии, «в высшем учебном заведении,- как подчеркивала в те дни «Правда»,- известном своими традициями, стоящем на уровне растущих достижений современной авиации».

Многие еще до сих пор помнят, что слушатель капитан Беляев отличался в учебе своим трудолюбием и настойчивостью. Успешно окончив академию, он получил право стать адъюнктом. Но тут перед ним открылись совершенно новые возможности. Еще несколько лет упорного труда, и он вместе с подполковником Леоновым впервые в истории осуществил увлекательнейший научный эксперимент – полет с выходом человека в космическое пространство. Смелый, дерзновенный полет обогатил отечественную науку, возвеличил авторитет нашей Родины. По отзывам председателя Государственной Комиссии, Беляев показал себя Прекрасным волевым командиром. Он блестяще руководил всеми работами на корабле, хорошо произвел посадку.

Из стен академии вышел и космонавт Г. Т. Береговой. Фронтовой летчик-штурмовик, он долгое время работал летчиком-испытателем. Боевая выучка, академические знания помогли Герою Советского Союза Г. Т. Береговому с честью завершить сложную программу новых космических испытаний.

Здесь, в Москве, зачастую происходили неожиданные встречи фронтовых друзей, которых послевоенная жизнь разбросала в самые разные края. Об ином человеке уж и думать забыл, а глядишь – встретил! Помнит он тебя, помнит, что было, что пережито вместе, и сердечно, до слез радуется случайной встрече.

Однажды в коридоре Центрального военного госпиталя в Сокольниках я столкнулся с невысоким человеком в больничной пижаме. Мы разошлись было, но тут же, как по команде, оглянулись.

– Иван?- позвал я, все пристальней всматриваясь.

– Господи,- удивленно проговорил человек, разводя руками,- Серега, что ли?

И мы обнялись.

Это был Иван Драченко, боевой летчик-штурмовик, человек нелегкой фронтовой судьбы.

Мне несколько раз приходилось вылетать на прикрытие группы штурмовиков, которых вел Драченко, и я бывал свидетелем боевой лихости этого незаурядного летчика.

На долю Ивана Драченко выпала горькая участь – плен. У него был редкостный дар разведчика, воздушного разведчика, и всегда на самые ответственные задания командир корпуса генерал В. Рязанов посылал его. Бывало, прилетает Иван из разведывательного поиска и докладывает: «Засек аэродром. Семьдесят два «хейнкеля». В том, что летчик засек вражеский аэродром, нет ничего удивительного. Но как он в какие-то мгновения на бреющем полете успел сосчитать самолеты – в это поверить трудно. Однако проявленная фотопленка показывала: действительно семьдесят два самолета.

Глаз у разведчика был исключительно точен. Это своеобразный дар человека – быть разведчиком, и авиационное начальство особенно дорожило такими людьми.

В одном из полетов самолет Драченко подбили, и летчик попал в плен. Раненый, он еле вывалился из кабины горящего самолета, нашел силы раскрыть парашют и потерял сознание от резкой боли – стропами парашюта ему сильно ободрало лицо.

В плену Иван прошел все круги ада. Был в лагере, бежал, снова поймали. Дополнительные муки принесли ему глаза, талантливые глаза воздушного разведчика. Помимо всего, глаза у Ивана были редкой красоты, и для женского населения аэродромов лихой штурмовик был просто неотразим. Заметили красоту глаз пленного летчика и немцы. Забрав Ивана из барака, они поместили его в больницу и там, под наркозом, вырезали один глаз.

Наши войска освободили Драченко из лагеря. Истощенный, без глаза, измученный издевательствами, бывший штурмовик вернулся в родной полк. Узнав, что нашелся Драченко, его вызвал командир корпуса генерал В. Рязанов.

– Куда теперь тебя, Иван?- спросил генерал, всей душой стараясь ему помочь.

Драченко ответил твердо:

– Только на штурмовик!

– С одним-то глазом!…

– Прошу, товарищ генерал! Разрешите! Я сумею.

И сумел. Сумел же Маресьев летать без обеих ног, смог вернуться в строй и одноглазый штурмовик. И снова летал он в разведку, и снова не знал ошибок его точный глаз.

Помимо разведывательных полетов Иван Драченко водил свой грозный ИЛ и на штурмовку. У летчика к ненавистному врагу был свой счет, и он торопился получить по нему. В октябре 1944 года Ивану Григорьевичу Драченко присвоили звание Героя Советского Союза. Он был одним из немногих летчиков, который стал кавалером Ордена Славы трех степеней.