Обо всех завоеваниях Гитлера, совершенных с 1936 по 1941 год, можно сказать то же самое, что говорил Смок Белью из романа Джека Лондона: "У меня не совсем обыкновенная система. Вряд ли это даже можно назвать системой. Но у нее то преимущество, что она дает практические результаты". Вот такой же была и военно-политическая система Гитлера. Она была безумной, авантюристичной и (прав Суворов) просто-напросто дурацкой. Но она давала практические результаты. К сожалению.

2.

Теперь разберемся с суворовской идеей "превентивной войны". Эта тема у гражданина Резуна — любимая. Собрал товарищ Сталин на западной границе войск немеряные тысячи, и "Гитлеру оставался только один шанс — спасать себя превентивным ударом". (Суворов, «Ледокол», "День 'М'", стр. 567). Аргументов «превентивности» нападения на нашу страну у Суворова не густо. И самый «убойный» из них — а почему же еще? Почему Гитлер решился вести кампанию на Востоке, сознавая фатальную опасность войны на два фронта? Почему рискнул воевать с Советским Союзом, не проведя соответствующей подготовки, без зимнего обмундирования, без зимних оружейных смазок и т. д.? А чего удивляться? Гитлер же был псих. Французские исследователи Жак Бержье и Луи Повел, изучавшие оккультные доктрины нацизма писали: "Сейчас это кажется удивительным, но Гитлер был убежден, что мороз отступит перед его войсками". ("Утро магов", стр. 48).

Все же разберемся подробней. Для доказательства своей теории Суворов любит ссылаться на фельдмаршала Кейтеля, который в своих показаниях на Нюрнбергском процессе категорически настаивал на том, что война против СССР была войной «превентивной». С Кейтеля и начнем. В ожидании приговора он составлял что-то вроде мемуаров, где также говорил о «превентивности»: "После начала нашего превентивного нападения я вынужден был признать, что он [Гитлер] в оценке предстоящего русского наступления оказался прав". (Вильгельм Кейтель, "Размышления перед казнью", стр. 224). И далее, там же "наше превентивное нападение в 1941 г. доказало уровень русских агрессивных намерений" (там же, стр. 231). И еще фельдмаршал говорит, что были у него с фюрером какие-то разногласия в общей оценке ситуации. Он (Кейтель) даже составил аналитическую записку, в которой предостерегал своего хозяина от нападения на СССР, но "разговор свелся к весьма односторонней нотации Гитлера, заявившего, что мои соображения его никоим образом не убедили, а моя оценка стратегической обстановки — неправильна" (Там же, стр. 222–232). В чем проблема? По всей видимости, Гитлер, «осознавший» ужасную опасность "сталинского топора", настаивал на войне — на "последнем шансе", а глупый фельдмаршал пытался его успокоить, мол, "советская угроза" — чистый миф? Никак нет. Вильгельм Кейтель считал, что фюрер совершенно недостаточно оценивает русский военный потенциал и воевать с СССР опасно, но Гитлер "постоянно исходил из того, что Россия находится в состоянии построения собственной военной промышленности и еще отнюдь не справилась с ним, а также из того, что Сталин уничтожил в 1937 г. весь первый эшелон высших военачальников… Он был одержим идеей: столкновение так или иначе, но обязательно произойдет, и было бы ошибкой ждать, когда противник изготовится и нападет на нас". (Там же, стр. 224). А когда же фюрер ожидал коварное нападение? "Как только Сталин через год-два оказался бы готовым к нападению на нас, тут же наверняка последовали бы дальнейшие требования со стороны России" (там же, стр. 231). А начальнику Генерального штаба вермахта Францу Гальдеру гитлеровская оценка представлялась несколько иначе: "Через два года Англия будет иметь 40 дивизий. Это может побудить Россию к сближению с ней". (Ф. Гальдер, "Военный дневник", т. 2, запись от 16 января 1941 г., стр. 319). Я понимаю, что, с точки зрения бесноватого немецкого фюрера, Советский Союз поступил бы очень нехорошо, если бы "через два года" решил «сблизиться» с Англией, но достаточный ли это повод для «превентивного» нападения? Отдельно надо отметить, что в своих прогнозах относительно сталинской угрозы "через два года" Гитлер не был особенно уверен. В арифметике он был не силен, и цифры зависели исключительно от настроения. Вот, например, 22 июня 1942 года Гитлер предается таким рассуждениям: "Чем больше мы знакомимся с советскими условиями жизни, тем больше радуемся тому, что вовремя нанесли решительный удар. Ведь в ближайшие десять лет в СССР возникло бы множество индустриальных центров, которые постепенно становились бы все более недосягаемыми [для авиации] и создали бы Советам просто невероятное вооружение, в то время как Европа деградировала бы до уровня объекта советских планов мирового господства." ("Застольные разговоры Гитлера", стр. 451.)

Европа и Англия упоминаются не случайно. Еще только разгромив Францию (май-июнь 1940 г.) и не начав еще "битву в воздухе" за Англию, Гитлер терзался вопросом — почему же англичане не признают свое поражение? Запись в дневнике Гальдера 31 июля 1940 г.: "Фюрер: Мы не будем нападать на Англию, а разобьем те иллюзии, которые дают Англии волю к сопротивлению… Надежда Англии — Россия и Америка. Если рухнут надежды на Россию, Америка также отпадет от Англии, так как разгром России будет иметь следствием невероятное усиление Японии в Восточной Азии… Если Россия будет разгромлена, Англия потеряет последнюю надежду… Вывод: В соответствие с этим рассуждением Россия должна быть ликвидирована. Срок — весна 1941 года". (Ф. Гальдер, "Военный дневник", т. 2, стр. 80). Главное обоснование необходимости уничтожить Россию, навязчиво внушаемое Гитлером своим генералам: Россия последняя надежда Англии. Второй довод — пока что Россия слаба, и нет нужды дожидаться (год-два), когда она станет сильной. Многих фюрер убедил. Но не всех. Так, например, "танковый король" Гудериан сомневался: "Он [Гитлер] сказал, что не может разгромить Англию. Поэтому, чтобы прийти к миру, он должен добиться победоносного окончания войны на материке… Подробно изложенные им причины, вынудившие его на превентивную войну с Россией, были неубедительны. Ссылка на обострение международного положения… так же мало могла оправдать столь ответственное решение, как не могли его оправдать идеологические основы национал-социалистического учения и некоторые сведения о военных приготовлениях русских". (Гейнц Гудериан, "Воспоминания солдата", стр. 203–204). Другие немецкие генералы так же сдержанны в своих оценках "русской угрозы". "К 22 июня 1941 года советские войска были, бесспорно, так глубоко эшелонированы, что при таком их расположении они были готовы только для ведения обороны… Конечно, летом 1941 года Сталин не стал бы еще воевать с Германией". (Эрих Манштейн, "Утерянные победы", стр 191); "То, что Советский Союз в скором будущем будет сам стремиться к вооруженному конфликту с Германией, представлялось в высшей степени невероятным по политическим и военным соображениям". (Курт фон Типпельскирх, "История второй мировой войны", т. 1., стр. 166).

3.

Суворов утверждает, что Германия напала на Советский Союз, потому что Гитлер «вдруг» осознал, что вот еще чуть-чуть (две недели) и «коварный» Сталин обрушится на «мирную» Германию всей своей ужасной силой и установит коммунизм во всем мире, вплоть до "последней республики". А все немецкие генералы и министры утверждают, что Гитлер решил напасть на СССР, потому что считал нашу страну ужасно слабой. Такой слабой, что разгромить нас можно буквально за пару недель или, в крайнем случае, за пару месяцев. Более того, сам Резун-Суворов, не стесняясь противоречий, приводит тому массу примеров. Берет и цитирует вдруг записи в дневнике Геббельса: "Он [Гитлер] вновь констатирует катастрофическое состояние русской армии. Ее едва ли можно использовать для боевых действий". ("Последняя республика", стр. 224). Вот и вся «превентивность». А все, что высказывалось относительно «упреждающего» удара, сочинялось (и то далеко не всеми) уже потом, после нападения на Советский Союз, когда в ходе боев выяснилось, что Красная Армия вовсе не так слаба, как представлялось Гитлеру. Лучше всех эту незатейливую мысль высказал Риббентроп, который тоже перед казнью составил «мемуары». Гитлеровский министр иностранных дел так прямо и написал: "Трагизм того, что мы войну проиграли, усугубляется тем, что мы могли ее выиграть. Первой причиной проигрыша войны несомненно была неожиданно большая сила сопротивления Красной Армии". (Иоахим фон Риббентроп, "Мемуары нацистского дипломата", стр. 271). Ну, «трагизм» проигрыша гитлеровцами войны навеки останется на совести Риббентропа, но главная мысль ясна — уж мы бы их всех (т. е. — нас) победили, но они (то есть — мы) стали сопротивляться "неожиданно сильно".