Рэггинбоун подождал, пока она закончила свои размышления, и затем высказал свое мнение. К удивлению Ферн, его больше всего заинтересовали ее сны и идол.

— Эзмодел, — сказал он. — Его я боюсь больше всего. А больше ты никого не видела?

— Только какие-то образы в храме.

Лицо Рэггинбоуна затуманилось воспоминаниями.

— Я проходил через Сад Упущенных Мгновений, когда лапа гоблина и раздвоенное копыто танцевали среди листвы, и из упрятанных гротов раздавалась музыка. Я стоял вместе со всеми на богослужении в шатре и вдыхал испарения курилен и видел кровь жертвоприношений, сбегающую по ногам идолов. Только разноцветные озера были всегда пустыми. Никто не мог долго переносить воздух, стоящий над ними, рядом с ними нет ни зверя, ни птицы.

— Я видела птицу, — сказала Ферн, — которая пила из одного такого озера. Но ведь это был всего лишь сон?

— Да? Опиши мне эту птицу.

— Я знала, что это за птица, — ответила Ферн, — знала, как это всегда бывает во снах. Это была птица Феникс.

— Так, так, — сказал Наблюдатель с явным удовлетворением. — Это может быть знаком, а может быть и нет. Это могло быть и случайной игрой воображения. Многие приходили туда и ждали, когда птица Феникс прилетит напиться, но им становилось дурно, и они ничего не видели.

— Мне не было дурно, — сказала Ферн.

— Ты видела сон, — возразил Наблюдатель. — Как бы то ни было, сны тоже бывают разными. Обладающие Даром могут настроиться на разум и воспоминания других людей часто как раз во сне. И их сила может заставить сны передать некое сообщение, порой идеи, установить связь, ввести в заблуждение, внести какие-то команды глубоко в подсознание. Подозреваю, что именно так все и произошло. Ты странствовала во сне вне своего тела или тебя заставили, навязали тебе галлюцинации, скорее всего, тебя запрограммировали на определенную реакцию. Когда ты увидела идола, ты произнесла его имя. В наших беседах я тщательно избегал этого, я не называл Древнего по имени. Ибо назвать его — значит вызвать. И это очень плохо.

— Но и я пытался это сделать, — вступил в разговор Уилл, — сегодня днем, когда вернулся домой и был в ужасном отчаянии. Я звал, произносил имена: Яхве и Джезриил, правда, больше не вспомнил никаких имен. Но ничего не произошло.

— Тебя спасла твоя плохая память, — сказал Рэггинбоун, погрозив ему пальцем. — Ты сделал одну из самых больших глупостей — позвал сатану, потому что не знал, что тебе делать. К твоему счастью, идол представляет только одного демона и на другие имена не откликается. Постарайся больше не делать подобных глупостей, это может плохо кончиться. Что нам надо сделать теперь, — он обернулся к Ферн, — так это очистить твое сознание от заданной тебе программы. Мы тратим время на пустяки. Ты должна постараться…

— Я-я-я? — стала заикаться Ферн. — Но я не знаю… как…

— Я тебе скажу, — настаивал Рэггинбоун. — Сначала мы должны это найти. Освободи мозги от всех мыслей, освети каждый уголок твоего сознания. Ты скоро это увидишь. Оно возникнет как пятнышко, как крошечный сгусток тени, который не исчезает от света. Видишь что-нибудь подобное?

Послушно закрыв глаза, Ферн пыталась изгнать все мысли из своего сознания. Горящие угольки воображения вспыхивали и гасли. Она удивилась, что нашла что-то, какой-то луч света, входящий в нее откуда-то сверху, устремленный в самую сердцевину ее головы. И тут она увидела крапинку темноты, которая плавала в мерцающем пейзаже ее разума.

— Да, — ответила она. — Я это вижу.

— Сотри это, — приказал Рэггинбоун.

— Как? — Она сосредоточилась на темном пятнышке, стараясь удержать его на одном месте. Ее переполняла странная уверенность, которую она не могла понять и проанализировать.

— Освети это. Смягчи светом.

Не раздумывая, Ферн еще больше раскрыла сознание, впуская туда еще больше света, который был не столько ярким, как лучезарным, и в нем не было места тени. Пятно стало съеживаться, становиться слабее и более плотным, поскольку Ферн давила на него, пока оно не уменьшилось до черной точки, и тогда Ферн собрала все свои силы и, обхватив его потоком света, сжала плотно-преплотно. Уилл увидел, как кровь бросилась ей в лицо и из-под волос побежали капельки пота.

— С ней все в порядке? — спросил он у Рэггинбоуна, но тот не ответил.

Затем ее лицо побледнело, и она тихонько сказала:

— Оно ушло…

— Прекрасно, — сказал Наблюдатель. — Это очень трудно сделать. Так трудно! Поэтому я решил не давать тебе времени на сомнения. Как я и надеялся, у тебя есть та сила, которую я потерял.

— Разве вы не сказали мне, — все так же тихо проговорила Ферн, — что не уверены, получится ли у меня…

— В жизни ни в чем нельзя быть уверенным, — ответил Наблюдатель.

Ферн уставилась на него, услышав столь пугающий ответ.

— Это должно было быть сделано, — продолжал Наблюдатель. — Если бы Древний Дух мог легко удерживаться в тебе, он втянул бы тебя во что-то ужасное. Разве не понятно? Бессмертные не могут использовать могущество Лоудстоуна, камень принадлежит пространству за Вратами, и они, дотрагиваясь до камня, слишком приближались бы к тому миру. Он нуждался в тебе, чтобы ты управляла камнем. Элаймонд, несомненно, вышла из-под его контроля. Ты же молода, податлива, тебя легко заманить — во всяком случае, он так думает. Он все взвесил — и твое сопротивление, и силу твоего Дара.

— Ферн обладает Даром? — поразился Уилл.

— Конечно, — внимательно глядя на девушку, ответил Рэггинбоун. — Как ты думаешь, почему единорог вернулся сюда?

— Я освободила его из картин, — сказала Ферн. — Он отблагодарил меня.

— Эти создания не знают, что такое благодарность. Он пришел потому, что был тебе нужен, потому что он любит тебя. Он отзывается на твою силу, твою юность, твою чистоту…

— Что, что?

Из-под кустистых бровей Наблюдателя мелькнул лукавый взгляд.

— Разве ты не знаешь легенды? Единорога может приручить только девственница. Я уверен, что ты до сих пор еще девственница. Благодаря этому у тебя возникнут и другие отношения, это не последняя дружба.

Ферн с досадой обнаружила, что покраснела, а Уилл засмеялся.

— Куда он тебя возил? — продолжал Рэггинбоун.

— Это был берег моря, — нехотя ответила Ферн. — Была ночь и берег моря под звездным небом.

Кустистые брови полезли вверх, впервые Рэггинбоун растерялся.

— Мираж? — пробормотал он. — Не похоже, единорог не обладает таким мастерством. Должно быть, это правда… Кто в действительности видел серебряный пляж на краю света? Говорят, что этого места вообще не существует — а если оно существует, был ли там кто-нибудь? Похоже, мы получили ответ на этот вопрос. У тебя, Фернанда, удивительная судьба. Но, возможно, всего лишь удивительная случайность. Не знаю, судьба это или причуда, но надо проявлять крайнюю осторожность. Здесь замешаны такие силы, о которых я далее не мог и подумать.

— Какие силы? — спросил Уилл.

— Даже я не знаю всего, — отрезал Наблюдатель. — Я на несколько тысяч лет моложе их. А теперь не хотите ли показать мне ключ?

Уилл посмотрел на Ферн, она кивнула. Уилл задрал майку, забрался в карман и… побледнел.

— Он исчез… — сказал мальчик упавшим голосом. — Он был здесь… был… а сейчас его нет…

— Да ты что! — Ферн вскочила со стула и вытащила брата из-за стола. — Дай мне посмотреть. Выверни карманы и не говори мне, что у тебя там дыра… — Она обернулась к Наблюдателю. — Могли его вытащить при помощи колдовства?

— О, нет, — ответил задумчиво Наблюдатель. — Колдовство тут ни при чем.

— Но мы же одни в доме.

— Не совсем.

— Он не сделает, — сразу поняв, о чем идет речь, ответила Ферн. — Он на нашей стороне…

— Он ни на чьей стороне. — Рэггинбоун поднялся. Вытянувшись во весь рост, он показался Ферн выше, чем был прежде. Лицо его стало суровым, морщины, которые придавали лицу грустное выражение, разгладились, остались лишь глубокие тени от выступающих скул и надбровных дуг, а глаза сверкали из своих затененных пещер, как драгоценные камни. Мгновенно исчез налет легкой эксцентричности, и впервые Ферн увидела настоящего мужчину.