— Ключ, — сказал Ферн, глубоко вздохнув. — Ключ.

В конверте лежало старинное колечко со связкой ключей, возможно, для замков спален и, может быть, для замка шахматной доски. И был там один неметаллический ключик, он был меньше всех остальных, но гораздо тяжелее их. Ферн сняла его с кольца, и он так потяжелел в ее руках, что его вес, казалось, потянул ее к полу, через пол, ниже, ниже, к самой сердцевине земли. Тогда она закрыла ладонь, сжав ключ в кулаке, и ключ снова стал легким, таким же, как и другие ключи.

— Дай посмотреть, — сказал Уилл, и Ферн, со странной неохотой, показала ключ. Она подумала, что, даже просто показывая ключ, выдает тайну, которой может владеть только одна она.

Ключ был прост по форме, с плохо обработанной поверхностью. Видно было, что он очень древний.

Казалось, будто великие океанские течения, тени утонувших сокровищ, жадные, равнодушные или жестокие пальцы, даже холодные прикосновения русалки оставили на нем свой трепет, свой пот, свои тайны, которые отягощали его все прошедшие бессчетные годы.

Неожиданно Ферн почувствовала, каким легким стал ключ, легким и теплым, как нагретый солнцем камешек гальки на пляже, ей почудилось, что он принял тепло ее рук, что его субстанция начала изменяться, его матовое покрытие стало истончаться и превратилось в блестящее. «Это фрагмент другой вселенной, ключ от Врат Смерти», — сказала себе Ферн и почувствовала, как на нее сошло благоговение, как закружилась голова при мысли о могуществе этой вещи. И тогда Ферн, и Уилл, и комната завертелись, как вертятся листья при листопаде. Ферн глянула на брата и увидела то же благоговение на его лице, у него тоже кружилась голова, он сжал ее руку, и она сжала его, и так они, ошеломленные, стояли, пока вихрь не пронесся мимо, пока кружение не остановилось и аура того, что Ферн держала в руках, вновь не уменьшилась до размеров самого ключа.

— Ты как думаешь, он так же действовал и на дедушку Нэда? — наконец промолвил Уилл.

— Очень может быть, все оттого, что мы знаем, что это такое, — предположила Ферн, — и он отвечает на наше понимание.

А мы ответим ему, подумала Ферн, и тепло камня, казалось, больше не вырывалось из ее рук, оно стало проникать в нее, прошло сначала сквозь кожу в пальцы, затем в кровь, и так быстро побежало по телу, что она почувствовала себя прозрачной и стала

задыхаться от жара в груди. Мы ответим, подумала она. Нет. Я отвечу. Я отвечу.

— С тобой все в порядке? — спросил Уилл. — Ты сильно покраснела, а глаза у тебя горят, как глаза кошки в темноте.

— Вот, — сказала Ферн, вкладывая ключ в руку брата. — Держи его. Я не могу — он что-то делает со мной.

Уилл взял ключ, и с ним явно не произошло ничего ужасного. Он положил ключ в карман джинсов и прикрыл карман майкой.

— А что теперь?

«Я должна знать, — упрекнула себя Ферн. — Я была так уверена, что если найду ключ, то буду знать, что делать…»

И тут внезапно прозвенел звонок у входной двери. Это не было дребезжание электрического звонка, а глубокое динг-донг, динг-донг. Все, начиная от священника и кончая Лугэрри, пользовались обычно дверью заднего входа, только Элайсон или Ролло могли войти через парадный ход, но у них были свои ключи. Ферн всегда тревожно прислушивалась к звуку подъехавшего автомобиля Элайсон, но сейчас ничего не слышала. Динг-донг, требовал звонок. В дом вторглась грубая угрожающая реальность. Но ее нельзя было игнорировать.

— Я открою, — сказала Ферн. — А ты все убери, закрой и запри секретер.

— Что делать с ключом от секретера? — спросил Уилл.

— Проглоти его, — ответила сестра.

Она сбежала по лестнице, дрожа подошла к двери, почти не надеясь, что посетитель, не дождавщись ответа, уже ушел. Но звонок снова прозвонил, в холле его динг-донг прозвучало еще громче. Хорошо воспитанная Ферн открыла дверь.

— Вы! — сказала Ферн.

Это был Наблюдатель. Капюшон слетел с его головы, и лохматые волосы развевались, как солома в стогу при сильном порыве ветра. Перед Ферн стоял истинный бродяга, неуважаемый, почти сумасшедший, встрепанный человек и его встрепанная дворняга, с которой они бродили по деревням в поисках дарового ужина или потерянных идеалов. Однако глаза его были ясными и проницательными, ярко-зелеными в свете заходящего солнца.

— Зачем вы звоните? — спросила Ферн. — Лугэрри всегда приходит через заднюю дверь. Она всегда открыта.

— Я не могу войти в дом, пока ты меня не пригласишь, — ответил Рэггинбоун.

Ферн открыла рот, чтобы произнести приглашение, и тут же закрыла его. В его взгляде она прочла понимание. Порог, лежащий между ними, создавал невидимый барьер. Это была преграда, которую он не мог переступить не будучи позванным. Преграда, защищающая ее.

— Что же произойдет, — спросила она, — если вы переступите порог?

Она представила себе силовое поле, гром среди ясного неба, мгновенное уничтожение. Ничего этого не могло случиться.

— В таком случае я нарушил бы один из древних законов, — мрачно ответил Наблюдатель. — Этого нельзя себе позволить. И скоро пришла бы расплата. Даже Древние Духи боятся подобного проступка.

Я приглашала войти Джейвьера, подумала Ферн, когда он приезжал в четверг. А теперь не осмеливаюсь впустить Рэггинбоуна.

— У нас есть ключ, — сказала она, глядя ему прямо в глаза.

— Ты уверена, что это именно тот ключ?

— Он обжег меня, — сказала Ферн. — На руке не осталось ожога, но он жег меня внутри. Однако Уилл ничего не почувствовал.

— Он еще очень молод. Даже если у него и есть Дар, он еще не проявился. Прикосновение Лоудстоуна вызывает твои собственные силы, только если ты готов.

— Он восстановит вашу силу, если я вам его отдам? — спросила она.

— Возможно.

— И поэтому вы хотите его получить?

— Может быть, и поэтому. — Он вздохнул. — Когда я был молод и голоден, я эгоистически использовал свою силу, как делали это и многие другие. Потом я открыл для себя соблазн благотворительности и играл в Бога, который судит и карает. Только когда я стал беспомощным, я начал пытаться делать добро во имя добра — или во имя себя, кто знает? — и тогда осталось так мало того, что я вообще мог сделать. Я — наблюдатель, тружусь для других. Но до сих пор мечтаю снова обрести силу. — Неожиданно веселье промелькнуло у него на лице, зажгло его глаза. — Я всего лишь человек, при всей моей долговечности. Я всего лишь отчаявшийся смертный. Я спешу. У духов бесконечная жизнь. Они, если захотят, могут вообще ничего не делать, но людей торопит смерть. Близко ли — далеко ли — конец всегда виден. Сделай свой выбор, Фернанда. Разговаривая о времени, ты упускаешь свое… Что ты будешь делать с ключом, если не отдашь его мне?

— А если отдам, то что вы сделаете с ним? — быстро спросила она.

— Не знаю, что сказать, — ответил Рэггинбоун. — Я всегда думал, что когда я овладею ключом, то буду знать, как с ним поступить.

— Проклятье, — сказала Ферн. Внезапно она улыбнулась. — И я думала так же и была не права. Вам лучше войти в дом.

Ферн крикнула Уиллу, чтобы он спустился, и когда он подошел, незаметно прошептала ему, чтобы он до поры до времени хранил ключ у себя в кармане. Все отправились в кухню. Рэггинбоун, сидящий за большим деревянным столом и попивающий крепчайший сладкий чай, показался Ферн любопытным созданием просто потому, что он так легко вписался в атмосферу дома, он был здесь так же естествен, как и на холме. И Лугэрри, положившая морду на лапы и время от времени настороженно поднимающая уши, вела себя, как обычная собака, выбравшая самое уютное место на кухне возле плиты. Трудно было поверить в то, что этот слегка эксцентричный человек с тяжелой кружкой чая в руке, который похрустывает печеньем, как обычный гость, был когда-то волшебником, и все еще сохранил власть, если не силу, а его компаньон — это оборотень, который рыскал в северных лесах и утолял свою жажду человеческой кровью. Слегка запоздало Ферн поняла, что это она изменилась, ее кругозор расширился настолько, что теперь обнимает два мира: старый — безопасный, ограниченный и вечно остающийся в детстве, и новый — ужасающий, незнакомый мир поверженных законов и иллюзорного очарования мир, который учит ее быть взрослой. Теперь оба мира естественным образом слились — свет и отражение, очертания и тени. Здесь, в кухне, сидят Уилл, у которого в кармане лежит ключ от Врат Смерти, и она, Ферн, принявшая события последних дней, как часть обычной повседневной жизни. Она снова подумала о том, как они начали искать ключи, затем ее мысль перепрыгнула к Джейвьеру, к ее снам, к сцене с идолом.