* * *
Разговор с Мирандой был тягостным. Собственно, разговором это назвать было нельзя, потому что говорил один Фандорин, а его ученица сидела на кровати, подобрав ноги, и смотрела в стену. Николасу был виден ее профиль: сверкающий ненавистью глаз, закушенная губа. Рука Миры сжимала тонкую щиколотку. Один раз девочка отняла руку, чтобы почесать локоть, и Николас увидел на щиколотке белую полосу — так бешено стискивала она пальцы.
Он ужасно волновался. Сам понимал, что несет путаную галиматью, поверить в которую совершенно невозможно. И Мира, разумеется, не верила. А скорее всего, даже не слушала. Просто смотрела в стену и всё.
— Я виноват перед тобой… Перед всеми вами. Я идиот, клюнул на приманку… Но я тебя не предавал, честное слово, — пробормотал он совсем уж жалким тоном. — Поговори с отцом, прошу тебя. Если ты откажешься, они тебя убьют. У них не будет другого выхода…
В ответ Мира шмыгнула носом, но, похоже, не от сдерживаемых слез, а от ярости.
Упавшим голосом, уже ни на что не надеясь, Николас сказал:
— Неужто какой-то там химкомбинат стоит дороже жизни? Обычная сделка. У твоего отца будут и другие, не менее важные. Не понимаю…
Не оборачиваясь, она процедила:
— Где уж тебе.
Он встрепенулся. Слава богу, заговорила! И быстрей, быстрей, пока она снова не спряталась в свою раковину:
— Да что тут понимать? Твоему отцу нужны барыши, Ястыкову тоже. Конечно, Мират Виленович несколько разборчивей в средствах, но тоже не ангел. Ты ведь не маленькая. И не слепая. Твой отец предприниматель, который делает деньги, и большие деньги. А в наших джунглях делать большие деньги без острых клыков, да еще заботясь о чистоте рук, совершенно невозможно.
— Не в деньгах дело, — отрезала Мира.
— А в чем же тогда?
— Своему нож в спину не втыкают. Так Роберт Ашотович говорил. Папа ждал, надеялся, а теперь из-за меня всё псу под хвост? Да я лучше сдохну!
Она снова зашмыгала носом, но теперь уж точно от слез — рукавом вытерла щеку, потом еще и еще.
Николас подошел, сел рядом, протянул свой платок.
— Ты для него во сто крат важнее всех комбинатов, — сказал он тихо. — Что ему все деньги на свете, если он тебя потеряет?
Она закрыла лицо руками. Плечики сотрясались от рыданий, и Николасу захотелось их обнять, погладить девочку по голове, прижать к груди.
Не стал — побоялся, что оттолкнет.
— Ты так говоришь, потому что о своих детях заботишься! — всхлипывая, выкрикнула Мира. — А на папу тебе наплевать! Только соври, что это не так!
Она впервые повернулась к нему. Блестящие от слез глаза обожгли Фандорина неистовым пламенем, и он смешался, опустил голову.
— Ну то-то. — Миранда высморкалась. — Ладно, не трясись. Скажи этим козлам: поговорю.
* * *
Телефонный разговор состоялся в третьей комнате, такого же нежилого вида, как две остальные, но побольше размером и с телевизором. У стен — диваны, на них разложены портативные рации, еще какая-то аппаратура непонятного назначения, два короткоствольных автомата со складными ручками. Ясно — помещение для охраны.
У стола, на котором посверкивал огонечками замысловатого вида аппарат, стояла Жанна, прослушивала что-то через наушники. Выходит, не отдыхала, хотя из кухни была отправлена в комнату именно за этим. Да нет, сообразил Фандорин. Это у нее с Ястыковым с самого начала было уговорено: злой следователь исполняет свою арию и уходит, оставив запуганного арестанта со следователем разумным и понимающим.
— Смотри, Ника, если эта будет молчать, расплачиваешься ты, — предупредила Жанна, а на Миру даже не взглянула.
Николас оценил точность этого психологического приема.
— Поехали.
Ястыков надел вторые наушники, и Жанна быстро набрала номер. На пульте задергались зеленые и красные индикаторы — должно быть, подавление локализации звонка, подумал Николас.
— Господин Куценко? — Тембр у Жанны изменился. Стал металлическим, неживым, как у офисного автоответчика. — С вами будет говорить дочь.
Сунула трубку Мире не глядя, словно нисколько не сомневалась в ее покорности.
Та взяла, набрала воздуху и дрожащим голосом пролепетала:
— Папа, это я… Прости меня. Я так тебя подвела…
Поскольку Николасу наушников не выдали, он слышал лишь половину диалога и почти ничего в нем не понимал, тем более что говорил в основном Куценко, Мира же односложно отвечала.
— Нет, — сказала она вначале. — Всё нормально.
Потом, мельком взглянув на Нику и секунду поколебавшись:
— Он в порядке.
Фандорин надеялся, что правильно истолковал значение этой фразы — подозрение в предательстве с него снято.
— Да. И он, и она, — сказала затем Мира, покосившись на Ястыкова с Жанной. И после этого уже ничего не говорила, потому что к беседе подключился Олег Станиславович.
— А ты думал? — хмыкнул он. — Конечно, слушаем. Ну что, Куцый? Как будем работать?
Долгая пауза.
— Нет, не пойдет, — заявил Ястыков. — Давай лучше…
Не договорил. Очевидно, Мират Виленович его перебил.
Жанна отобрала у Миры трубку — девочка свою роль уже отыграла.
— Зачем так громоздко? — снова возразил Олег Станиславович. — Я на это согласиться не могу…
А сам подмигнул Жанне и показал ей большой палец. Похоже, возражал не всерьез — всё шло по плану.
— Разъединился, — улыбнулся Ястыков, снимая наушники. — Ух, какой крутой и непреклонный. Отлично, Жаннуля, ты опять угадала.
— Гадают на кофейной гуще, а это называется прецизионный расчет, — назидательно ответила та. — Ну вот, Ника. Как и предполагалось, благородный отец потребовал, чтобы посредником был ты. Тянутся к тебе люди, доверяют. Будешь исполнять арию «Фигаро здесь, Фигаро там». Оплата согласно договоренности.
— Сколько вы ему платите? — быстро спросила Миранда. — А ну говорите, не то больше к телефону не подойду. Сами слышали папино условие: чтоб я звонила каждые два часа.
Задетый презрительностью ее тона, Николас не смог себе отказать в горьком удовольствии, попросил:
— Расскажите, Олег Станиславович, какой гонорар мне причитается.
Хотел устыдить Миру, а вместо этого встревожил Ястыкова. Быстро переглянувшись с Жанной, предприниматель сказал:
— Николай Александрович, мы же договорились. Если вас эти условия не устраивают, я готов дополнительно выплатить компенсацию вашей семье. Но оставить вас в живых я не могу. Лучше назовите сумму, и, можете быть уверены, я ее выплачу. Я человек слова.
Отличная мысль пришла в голову Фандорину. Рано или поздно Алтын выяснит, кто убил ее мужа, она такая. А докопавшись до истины, непременно захочет расквитаться. Представления о морали у нее не христианские, врагам она прощать не умеет, и за вырванное око выцарапает два. Честно говоря, в данный момент он не мог осуждать ее за кровожадность нрава. Интересно, сколько стоят услуги хорошего киллера, который взял бы заказ на этого кота Базилио с его лисой Алисой?
Пятьдесят Тысяч?
Сто?
Направление, которое приняли мысли магистра истории, объяснялось, конечно же, только расстройством нервов и эмоциональной истощенностью, но это сейчас Фандорину было всё равно. Он улыбнулся и сказал:
— Сто тысяч долларов. Переведите прямо сейчас. Банковский адрес у меня в записной книжке…
— Нет! — крикнула Миранда. Не истерически и не жалобно, а властно — да, так, что все к ней обернулись.
— Он останется жив. Иначе вместо комбината вам будет хрен с кисточкой, ясно?
Если бы девочка говорила дальше, размахивала руками, визжала, ее, наверное, стали бы запугивать, но она больше не произнесла ни слова. Набычилась, выпятила вперед подбородок, и стало ясно, что нужно или убивать ее на месте, или соглашаться.
Жанна разглядывала Миру с интересом.
— В сущности, — протянула специалистка по любопытным ситуациям, — что он такого уж особенного знает? Ну, меня видел. Так не он один. Это ерунда. За мной гоняться все равно что за ветром в поле.
