Сам того не замечая, после Чьянвеиы он все время плыл домой. Только домой…

И еще один совеем дикий демон увиделся пм в тот день на Силтайн-Гате. Звери метались в здешнем лесу. Они чувствовали, что приближается, вековой памятью своих предков о ветрах, проносившихся над островом, руша деревья и убивая тех, кто оказался под ними или на них. Звери мелькали повсюду между стволами: крохотные оленькп, куницы, лесные свиньи, которые в обычное время — самые скрытные существа на свете; зеленые, яркие, как здешняя листва, красавицы игуаны, и прочие, для которых северяне не знали названий, а Хозяин Леса метался вместе со своими зверями, и то и дело было видно, как он проносится в редком на подветренной стороне острова лесу.

Дикие демоны не способны ни один облик удержать надолго, а этот был в таком возбуждении, что переливался из облика в облик почти без промежутков. Огромный варан прыгал с дерева, как на добычу, шипя и распяливая пасть, рассыпался на земле лавиной муравьев, движущихся точно со всех сторон, грозя источить все живое, а потом муравьи вдруг скатывались в шар, и оттуда взвивалась на дерево, тряся его и скалясь, неимоверной величины рыжая толстая обезьяна и мчалась прочь по ветвям.

Еще один шквал, на этот раз с дождем, пролетел над островом, закрутив пылевые и водяные столбы. А потом зверье с наветренной стороны острова хлынуло сюда, затопив почти весь берег, и теперь оно уже не металось — замерло, дрожа, теснясь рядом друг с другом, а Хозяина Леса теперь среди них не было; он застыл в это мгновение на подветренном склоне горы, вытянувшийся к небу исполин-саговник, и ветви его стонали от приближающегося ветра, как в смертной тоске.

Откуда он знал — откуда они все знали, что через час именно над этим берегом острова будут летать по воздуху вырванные; с корнем деревья? У деревьев нет ног и сбежать на другую сторону горы они не могут. Когда приходит Ярый Ветер, они расплачиваются за то, что дождя им достается больше, чем собратьям по другую сторону горы, и кроны их пышней, и изобильней под ними земля.

На следующий день, очень ясный, даже холодный и с высоким небом, был еще один совет. Про этот совет на берегу залива, покрасневшего от земли, смытой в него дождевыми потоками, в скелах рассказывают немного. Из-за того, что теперь всем было ясно — злая удача никуда не уплыла, а так с ними и осталась, вряд ли могло царить на Берегу Красной Воды веселье. Но поговорить-то было надо.

— Если позволят те, кто именитее и старше меня и кому надлежит позволять, — сказал Рахт, сын Рахмера, — я начну вот о чем.

Когда люди разговаривают в совете правильными, словами и соблюдают обращение, это всегда приятно. Даже на Берегу Красной Воды.

— Начинай, — сказал Гэвин.

— Начинай, — сказал Сколтис. Сколтен просто кивнул.

— Куда мы идем, в Гийт-Чанта-Гийт?

Гэвин уже открыл было рот — и вдруг остановился.

— Стоп! — воскликнул он. — Еще Корммер ничего не сказал.

Корммер, на которого все оглянулись, набычился не без растерянности, хотя, конечно, он был такой человек, чью растерянность непросто заметить.

— Почему не сказал? — отозвался он.

Вот по этим словам было видно, что он растерялся. А так — ну совершенно Корммер Корммером.

— Ну ведь сначала ты должен вставить что-нибудь, — объяснил Гэвин. — Потом мы будем утихомиривать того, кто от твоих слов вскинется. А уж после можно будет поговорить по-людски.

А только все это так или иначе было напрасно: дать окончательный укорот Корммеру не смог бы ни Сколтис, ни Гэвин, ни король на троне. Через какое-то время он уже опять затевал грызню как ни в чем не бывало.

Братья его не слишком поддерживали, но и не имели ничего против. Эти три брата тоже походили друг на друга, но различий меж ними больше было, чем промеж Сколтисами.

Корммер — тот еще и по жадности был хуже всех; а Кормид — хотя рассказчики в скелах, повествуя о советах, не говорят о нем почти ничего — в описаниях схваток часто упоминается. Ему только б дорваться до драки. И случалось, что он вмешивался в бой на палубе и тогда, когда без капитана вполне могло бы обойтись, просто чтоб лишний раз разбить чью-то голову. Очень красивый был человек и женщинам нравился, а еще любил всякие побрякушки, чтоб поярче.

Что же до Кормайса, то он был очень проницательного ума насчет добычи, отчего братья его уважали и в Летний Путь неизменно отправлялись вместе. Не было еще случая, чтоб какой-нибудь купец с острова Иллон или другого такого места обманул Кормайса больше положенного, или чтоб состоятельный путник отделался от него меньшим выкупом, чем позволяло путниково богатство. И дома от него было больше пользы, так что люди говорили, что когда, мол, старый Кормайс умрет, именно Кормайс Баклан будет заниматься хозяйством, а его братья так и останутся бродить добытчиками по морю, хоть по закону положено наоборот.

А на совете Гэвин дальше сказал: мол, пойдем на остров Иллон, а там видно будет.

— Все от того зависит, — сказал Сколтис, — что ты, Гэвин, хочешь увидеть в Добычливых Водах. В Гинт-Суф ты хотел увидеть чьянвенские стены. Как я понимаю, с караванными путями на юг мы для того и вожжались, чтоб возле Чьянвены очутиться вроде бы случайно. Нy что ж. Ничего плохого в этом нет. Но если у тебя опять есть дело на примете, так и скажи.

— Дела на примете у меня нет, — сказал Гэвин. Так сказал, что получилось — мол, понимайте, как хотите.

— Тогда надо, чтоб было! — заметил вдруг Ямхир.

На него не влияли никакие ветры, оп всегда был горячей, чем надо. На брата, Ямера Силача, он внешностью не походил и силой такой тоже не удался — высокий, длинноруким и длинноногим, жилистый и худой, как будто недокормленным всегда, ни высохнуть на нем было нечему, ни размякнуть. Ямхиром Тощим его могли называть, это он позволял, но Мерт, сын Коги, как-то четыре зимы назад назвал его Ямхиром Хиляком, да и назвал-то в шутку, когда на весенних состязаниях метали копье, и в тот же день на Скальном Мысу убедился, что это не так, но было уж поздно, а Ямхир заработал меру серебра честь честью — заклад Мерта в этом поединке. И метать копье, кстати, у Ямхпра получалось очень хорошо.

— Я еще на том совете хотел сказать, — проговорил оп, правда, сперва попросив позволения начать новое обсуждение, как полагается. — Жалко, если для такой силы, как вот здесь, не найдется дела ей под стать на то время чистой воды, что нам осталось. А лазить по караванным путям можно и в одиночку.

Это было не совсем верно. Давно Добычливые Воды не видели того, чтоб взяли пираты целый караван, вот как они возле Джертада, а не отщипывали от него понемногу случайно отставшие корабли, как обычно делается. Но напоминать про Джертад никто сейчас не захотел.

Никто, кроме Йолмера.

— Обсуждают, обсуждают, — проворчал он. — А решат-то все за вас не ваши слова, а филгья с недобрым норовом.

— Йолмер, — сказал Гэвин не очень громко. — Сдается мне, это уже новое обсуждение, а я что-то не заметил, чтоб ты просил позволения. — Негромко-то негромко, но Йолмер выругался: «А забери вас Тьма!» и замолчал.

Обсуждать после этого никому ничего не хотелось, разве что Ямхиру. Рахт сказал:

— Я думаю, все, что нам теперь нужно, — это вернуться в такие края, где одетых людей больше, чем голых, и узнать, что на свете творится. На свете всегда творится очень много разных вещей. Какая-нибудь нам да пригодится.

Единственное, что решили на Берегу Красной Воды, — идти на Иллон.

Вдоль берега Радрама они шли все так же на веслах. По-прежнему к полудню собирались невероятно красивые облака, потом проносилась гроза, слегка пошаливая шквалами, а потом начинало парить снова. Только вода теперь была холодная, и плавали по ней стволы деревьев, еще с зеленой листвой. Ночью (ночевали в море) Дахни, сын Щербатого, что был среди стороживших в тот час, отыскал Гэвина на корме среди спящих, растолкал и сказал:

— Смотри…

Увидеть это можно было, не вставая с палубы. Море озарилось светом, голубовато-белым и неярким, чуть не до самого горизонта, угольно-черными, как Звери на Небесной Дороге, лежали на нем только корабли, плавающие коряги и полоска острова Радрам.