Ну и еще был корабль, на котором плыли Борн, сын Борна, и его родич Ямхир, сын Ямера. Эти были не настолько богаты, и, по чести говоря, им пришлось сложиться, чтоб снарядить себе корабль. Но они, Ямхир особенно, никогда б этого не показали, — нрав у Ямеров заносчивый не по средствам, в тех краях говорят: «горд как Ямер» — это значит, например, если не нашлось у тебя денег, чтоб купить дорогую лошадь, говорить, что она для тебя, мол, недостаточно хороша. Кроме того, задиры они и в любую драку бросаются, как на праздник. Ямер Силач, старший брат Ямхира, был в то время объявлен на три зимы вне закона в этой округе и уехал, а то бы и он наверняка с Гэвином пошел. Вот что с ним случилось.

Недалеко от берега, возле Трайнова Фьорда, есть островок, что называется Олений остров. Когда Валгейв Могучий привел сюда свои корабли, он первым увидел этот островок и на нем оленя. И он решил, что дичью эти края богаты и, стало быть, можно здесь жить, а остров назвал Оленьим. Берега у этого островка очень крутые, а наверху растет трава. Окрестные жители привозят сюда свой скот и отпускают пастись, и так здесь скот ходит все лето, даже и без пастухов. Тут держат свой скот Ганафы и Ямеры, а всего доли в этом островке примерно у дюжины семей.

Две зимы назад Ганафы на Оленьем острове откармливали быка для Осеннего Пира. Перед пиром молодые люди, Ганаф с Ганмером, отправились на лодке забирать своего быка. А возле островка они увидели лодку Ямера, который тоже приехал забирать свой скот для Осеннего Пира. Они с ним заговорили и, между прочим, сказали, почему бы ему не показать, мол, свою силу — помочь им стащить в лодку быка. А он и рад: Ямера недаром ведь прозвали Ямером Силачом. Он их спросил, что они выбирают: тащить ли быка за веревку или подталкивать сзади. Тропа с Оленьего острова спускается узкая, и откормленного да еще ленивого быка иначе, как вот так, по ней не спустишь. Ганафы отвечали, что они лучше будут подталкивать. И вот Ямер взялся за веревку (а люди их внизу держали лодки с овцами); а бык уж такой удался — не идет ни в какую. Замаялись они уж совсем, пока спустили его на треть тропы. А там бык и вовсе застрял: стоит и уперся. Ганафы его толкают да ругаются, а он — ни с места.

Тут Ямер обозлился окончательно и дернул во всю свою силу, да еще и Ганафы толкнули, — бык споткнулся и полетел вниз с обрыва, а не успей Ямер отскочить, так и его бы туда сшибло. Бык разбился, конечно, а Ганафам это очень не понравилось. Пропало ведь мясо — нельзя скотину, если она убилась, подавать к праздничному столу. Да еще вдобавок они уже разозлились, пока его тащили.

— Ты что же это, — сказал Ганаф Ямеру, — размахался как попало? Смотри — все твои дела!

И он указал вниз с тропинки, на которой они тогда стояли. Поглядел туда Ямер — камни да камни, да щебенка еще по ним сыплется, да возле воды на мокрых камнях темное пятно — бык, и заругался на Ганафов:

— Из-за вашей ленивой скотины я сам чуть туда не загремел!

— Это верно — бык был наш, — сказал ему Ганаф. — А теперь что — воронам его оставить, пусть расклюют? От твоей помощи одни убытки. Плати теперь нам за этого быка.

А они, между прочим, тоже отчасти виноваты — сами ведь быка толкнули. Ямер, конечно, не мог сказать, что для его семьи лишний раз заплатить такие деньги — слишком большая трата.

— Немудрено, что вы все на плату сводите, — отвечал он. — Вы ведь всем горазды торговать, хоть быками, хоть братьями, хоть чем придется.

Это он намекнул, что поколение назад, когда убили Ганейга Краба, брата Ганафа Золотая Пуговица, отец его Ганаф Богач с родичами взял за него виру. Таких слов Ганафы уж вовсе не стерпели и схватились за свои топоры, и тут снизу уж бегут по тропинке трое работников Ганафов, что были с ними вместе. С Ямером было всего двое людей, но удальцы под стать своему хозяину, — глядь, и они тут как тут, бегут впереди Ганафовых людей. А вообще-то они не знали еще, что происходит, только видели упавшего быка (день был ветреный — разговора не расслышишь) и бежали все вместе. А уж как подбежали и увидели Ганафов со злыми лицами да с рукоятями топоров в ладонях, враз его люди оказались у Ямера за спиной.

— Это вы, — сказал он Ганафам и усмехнулся, — видно, ограбить меня собираетесь? Ну да, конечно, а то иначе вам денег за свою скотину и не видать.

Тут Ганмер (он был погорячей брата) стал подбивать своих людей, чтоб они нападали, а Ямер велел своим прикрывать его спину. Подступили они друг к другу и стали биться. Щитов ни у кого не было, и ран оказалось много, хоть вооружены они все были кое-как. Одному из людей Ямера сразу же разрубили бедро, и он упал. А второй, хоть и стоял выше нападающих и, стало быть, ему было легче, должен был отбиваться один от троих. Ганафы так разгорячились, что у Ямера не было никакой возможности обернуться.

И вот тут пришло такое невезение, что человек Ямера наступил на неверный камень, тот у него повернулся под ногой, он свалился, и тут же ему расшибли голову. И Ямер остался один против пятерых, хоть эти пятеро и были уж ранены кто как. Увидел он, что должен спасать свою жизнь, прыгнул к камню возле тропы, стал к нему спиной и некоторое время еще отбивался, но это уж потому, что они не могли напасть на него все вместе, да и один из раненных людей Ганафов все слабел и очень скоро отошел и сел в сторонке. У него был рассечен бок чуть повыше живота, у этого раненого. И все они очень устали.

— Поглядим, возьмут ли за тебя виру, — сказал Ганаф. — При вашей нищете всякие деньги хороши.

А Ямер только засмеялся, не разжимая зубов.

Он еще какое-то время бился, и Ганафам казалось, что он слабеет. А потом он вдруг кинулся вперед и стал пробиваться наверх, чего от него никто не ждал (если бежать — так вниз, к лодкам), и с такою яростью, что пробился-таки, сбив Ганмера на землю и перепрыгнув через его тело. Он выбежал по тропе наверх, а Ганаф со своими людьми бежал за ним, хотя они уже, можно сказать, не бежали, а ковыляли; теперь они уже не сомневались, что Ямер от них не уйдет. А он подбежал к такому месту, где обрыв отвесный, и прыгнул в воду.

Все подумали, что он утонул, а если и не утонул сразу, так все равно не доплывет до берега. Тогда Ганаф со своими взяли Ямерову лодку и того из людей Ямера, что был только ранен, перевязали кое-как свои и его раны и заговорили их, затем сели в лодку и поплыли к берегу, ведя вторую лодку за собой. Все они были слабы от ран и гребли медленно. Говорят, Ганаф сидел на передней скамье, а перед ним в носу лодки лежало тело его брата. Они были от разных матерей, но все-таки жили очень дружно. И время от времени Ганаф повторял, кривясь так, точно топор Ямера рассекал ему ногу еще раз:

— Вот мы и съездили к празднику.

А Ямер был очень хороший пловец и добрался-таки до берега, и даже раньше, чем они доплыли до дому, и в прибрежном хуторе объявил об убийстве. Есть люди, что этому не верят, ведь плыть-то ему было почти час, и в холодной воде, и еще раненному, хотя почти все его раны не тяжелые были, прямо царапины… В этом ему повезло, и говорят, что он, мол, на самом деле прицепился к своей лодке, которую Ганаф вел за собой. Но это не так, и вот доказательство: сначала Ямер явился на хутор У-Пастбищного-Мыса (и напугал хозяйку чуть не до полусмерти, мокрый весь, огромный и в водорослях, прямо демон морской), а уж потом лодка Ганафа прошла мимо, и хозяйка это могла подтвердить.

Об Ямере Силаче с этого дня стали говорить, что он, как видно, человек удивительный, хоть и с несчастливой судьбой. Ведь Ганафов он так задел этими своими словами насчет торговли братьями, что ни о какой вире и ни о какой мировой они не повели бы и речи, а сразу подали дело в суд.

Те слова насчет виры за Ганейга Краба были им тем более обидны, что винить их за это дело никак нельзя.

Все ведь как вышло: однажды зимой устраивали в Пашенной Долине игру в мяч. Съехалось в Пашенную Долину много народа, и посмотреть, и поиграть; и Ганейг Краб там был, и его поставили играть против молодого Биклайса, сына Биклерна, родича Трайнов из округи Многокоровье, что у них гостил. Игра себе идет как идет, и тут Ганейгу, что пытался оттолкнуть Биклайса от мяча, попадает битой Биклайса по голове. Ну, дело обыкновенное, чего в игре не бывает. Играют дальше. Играют, играют, Биклайс бьет по мячу, мяч вылетает и точно Ганейгу в лоб, тот даже на землю сел. И что ему с того? Посидел, вскочил и играет себе.