Изо всех здешних стихий Хозяину Водопадов меньше всего понравилось жить по соседству с людьми — и чем больше он с ними соседствовал, тем больше ему это не нравилось. Может быть, оттого, что по природе у него такой уж бурный характер; а может быть, от соседства с людьми слишком много человеческого поселилось в нем; ведь ненависть и рознь — это людские свойства, демоны их не знают, как не знают и милости, и любви. Чем только мог Хозяин Водопадов навредить людям — тем и вредил, то и дело какая-нибудь речка или овраг подмывали склоны так, что от осыпи гибли и люди, и строения. Если кого нужда по делу какому-нибудь загоняла к перекатам и порогам, где вода трубит и грохочет, либо забредал кто туда по неосторожности, особенно среди лета, тот и вовсе пропадал, несчастливый человек.
Так про беднягу потом и говорили, что ему, мол, вышло с Водяным Конем повстречаться. А в то время еще и к людскому жилью по ночам стал наведываться в обличий этого коня Хозяин водопадов. Был Водяной Конь огромным жеребцом с громадными копытами и зубами такими крепкими, что подымал он в них человека, как ягненка. То к одному хутору или заимке он приходил, то к другому, и тогда, бегая кругом, трубил гневно, как вода в ущельях, и бил копытами в стены, так что те шатались и сыпалась земля с дерновых крыш, а люди, накрывая головы, дрожали внутри жилища до самого рассвета, слушая, как он ломает постройки на дворе, — и, порушивши стены, утаскивал то овцу из овчарни, то телка из хлева, то работника, заночевавшего там же, в хлеву, — а наутро находили похищенное живое существо на дворе мертвым и без единой косточки целой, а кругом глубокие следы от копыт, точно молотом их вбили, и в них стоит уже вода. Можно подумать, решил он вовсе выгнать людей из этих мест, и даже начало ему это удаваться, а более всего вокруг водопада на севере округи, где буйствовал он особенно; тот водопад так и называют: Водопад Коня.
Тамошние жители стали уж бросать свою пашню, и дома, и овчарни и угонять стада, а кто держался все-таки за привычную землю и не хотел ее бросать, жил (летом особенно) в вечном страхе.
Сколтены с Подгорного Двора, что там, на севере округи, и жили, тоже начали уже из-за Водяного Коня терпеть убытки. Тут, значит, и случилось летом Сколтису, сыну Сколтена, ночевать на хуторе у тамошнего хозяина, Гиртаги, сына Буси.
Сколтис тогда был молодой человек, неженатый, а у Гиртаги проводил время, потому как имел виды на Гиртагову дочку. Уродился он в семье вторым сыном — не старшим и не младшим, старшему ведь достается корабль отца, младшему — дом, а средние перебиваются как знают; так что Сколтис мог себе это позволить.
Гиртаги, сын Буси, как добрый хозяин, говорил ему, что так, мол, и так. Водяной Конь повадился ко мне на хутор, мы ведь живем недалеко от его любимого места, и здесь мы ему особенно не по душе, в прошлый раз чуть двери в сени не проломил, в другой раз, чего доброго, и проломит. Известно ведь: что молодому человеку вдолбится в ум — не отвяжется. И точно: ночью заслышались вокруг дома грохот копыт и трубное ржание; тут Сколтис и подхватился на ноги, да прямо к двери.
— Выйду-ка я, погляжу на это диво! — говорит. — Меня зовут Сколтис Конник. — А он и вправду очень хорошо ездил верхом. — Не бывало еще на свете коня, на которого б я не мог посмотреть!
— Ты мой гость, у меня в доме, — так ему молвил Гиртаги, — и что я скажу твоему отцу? Да видно — чему суждено, тому и быть. Иди, коли свербит.
Конь в это время ломал частокол вокруг двора и от дома был неблизко, и Сколтис вышел из дверей. Темно было так, что только белую спутанную гриву да белый хвост он и увидел, а Конь визжал от ярости и грыз столбы ограды, прыгая и беснуясь, и весь был в пене, как в снегу. Он перекусил кол толщиною в руку, только хрустнуло, и обернулся еще с обломками кола этого в зубах, увидал человека и мотнул головою, так что обломки полетели в разные стороны, и бросился на Сколтиса, как летит вода с камнями с горы.
Сколтис в табунах своего отца наловчился ездить на злых лошадях; он отпрыгнул вовремя и, схватившись за гриву, вскочил на коня верхом. И говорят, что ни одному человеку на свете не доводилось побывать верхом на таком могучем скакуне, как тот. А как дико он заржал, чуть почуял всадника на себе, и чего только ни выделывал, чтоб его сбросить, — даже на землю опрокидывался, и грохот от этого был, как от обвала, но Сколтис успевал вовремя соскочить, а чуть конь поднимался на ноги, уже опять был у него на спине.
И Водяной Конь в ярости понес его прочь, и длилась их бешеная скачка до самого рассвета, а потом с рассвета до полудня, и вся округа тряслась от грохота копыт, и коню так и не удалось убить всадника, но и конь был неукротим. А к полудню он вознес Сколтиса на скалу над водопадом, и оба — конь и всадник — так уж устали, что конь шатался, а у Сколтиса кровавая стояла перед глазами пелена. Он едва сумел разглядеть, какое это место, и, поняв, что сейчас будет, все ж таки сумел соскользнуть на землю в то самое мгновение, когда конь взвился и прыгнул вперед — в водопад.
Дней с десяток прошло, пока Сколтис отлежался после своей скачки, и за это время Водяной Конь не тревожил никого ни в тех местах, ни в соседних. Но Сколтис, сын Сколтена, про него только и поминал. «Такой конь! — говорил он. — Что с того, что он у себя в водопаде? Если он туда уходит, так и я смогу туда забраться; я его вытащу оттуда, а кобылицы для него найдутся, — и не зваться мне Сколтисом Конником, если в моем табуне через год не забегают его жеребята!..» Это и случилось: Сколтис потом получил совсем другое прозвище, так оно и бывает часто с людьми — слова их выполняются, да иначе, чем они думали о том.
Как Сколтис поправился, решил он нырнуть под тот водопад. Говорят, несколько человек ему тогда сторожили веревку, на которой, когда он вернется, хотели вытащить его и добычу из воды. И говорят, что из этих людей только Гиртаги, сын Буси, хоть и испугался тоже, но не удрал и не бросил веревку, когда послышались звуки битвы. Нырнувши под водопад, Сколтис выбрался потом на камни, которые там были, и увидел, что за водопадом в скале есть большая пещера, жилище Хозяина Водопадов, и сам Хозяин был там, но уже не в конском своем облике, а в человеческом — могучий старик с грозным лицом и с пышною белой бородой, спутанной и длинной, и струящейся, как хвосты пены на перекатах. Он поднялся и заговорил, и голос его был точно грохот воды у Сколтиса за спиной.
— Может, ты и успел, — с жестоким хохотом сказал Хозяин Водопадов, — похвастаться, что подержался за мою гриву, но теперь уж поглядим, будет ли кому выйти отсюда, чтоб похвастаться, что держал меня за бороду!
Он схватил Сколтиса, и стали они бороться. Битва была такая, что даже через рев водопада люди наверху ее услышали и удрали с перепугу, решив, что сыну Сколтиса они все одно не понадобятся, потому как пришел ему конец. Но как ни силен был Хозяин Водопадов, понял он, что Сколтис его одолевает и что ему не вырваться, потому как Сколтис держал его крепко. Видя, что иначе никак ему не уйти, он растекся водою, и водя эта прошла у Сколтиса между пальцев да и пропала среди камней. Так Хозяин Водопадов лишился плотского своего облика, и с тех пор он остается таким и притих, и людям много меньше вредит.
Зимою он и прежде спал, и теперь спит. Но летом в водопадах и перекатах слышно и поныне, как трубит конь, по-прежнему охочий заманивать путников, и сбивать их с дороги, и топить на переправах, и порою, когда какая-нибудь речка, раздувшись после дождя, течет бурно и грозно, хлещет вокруг пеною и рушит берега, разбивая постройки и губя скотину и людей, можно увидеть Хозяина Водопадов, как он жестоко хохочет в ее волнах; и глаза его горят; и, как пена, бела его борода.
Сколтис поднял наверх утварь, которою обустроил Хозяин Водопадов свое жилище, когда походить стал на человека, а она была вся из самородного серебра: и столы, и стулья, и сундуки; но не потому из серебра, что богатство, — демоны этого не понимают, — а оттого, что серебро к нему притягивалось, потому как было ему сродни, оно ведь тоже водяного рода.
