Неожиданно за живой изгородью ровно подстриженного кустарника Тесс увидела расстеленную на земле скатерть и корзинку для пикника. Она обернулась, надеясь получить объяснение.
Гейб смутился.
– Маленьким сказочным феям пришлось немного потрудиться. Наверное, они догадались, что мне захочется перекусить на природе.
Тесс рассмеялась:
– Феи умеют читать чужие мысли.
Он пригласил ее присесть на скатерть, извлек из корзинки бутылку вина, два бокала, фрукты и сыр, свежеиспеченный хлеб. И апельсин. Большой круглый оранжевый апельсин.
– Ну что ж. – Гейб неспешно подбросил фрукт на ладони. – Я могу предложить тебе апельсин. А что ты дашь взамен?
Ее лицо осветилось воспоминанием детства, того давнего торга.
– А что бы ты хотел получить, Гейб?
– Я? – Он очистил апельсин и разделил его на две равные части. Отделив одну оранжевую дольку, протянул ей. – Так ты спрашиваешь, что мне надо? По-моему, я вполне определенно выразил свое желание там, на улице, мой ангел.
– Да. – Тесс занялась поисками штопора. Поднявшийся ветер разметал ее волосы.
Она была так сконфужена его загадочным объяснением. Наконец штопор был найден, и Тесс попыталась открыть бутылку.
– Разреши мне.
Гейб взял из ее рук бутылку с вином. Теперь он видел, как Тесс взволнованна. «Что ж, – решил он, – ей надо дать время прийти в себя, но совсем немного». Его безумное желание обладать этой женщиной еще не раз заявит о себе на протяжении ночи, в этом Гейб не сомневался.
– Так вот, я стал сам не свой после той нашей встречи. Смешно. Иногда мы все выходим из-под контроля, словно срываемся с цепи. Так и у меня. Я писал тебе письма, хотя знал, что их некуда отправлять. Представь: я не сомневался, что рано или поздно ты вернешься. В конце концов, мы же назвались «мужем» и «женой». Хотя нам было всего по двенадцать.
При упоминании о «женитьбе понарошку» Тесс захохотала, запрокинув голову. От Гейба не ускользнуло, как очаровательно взметнулись темные локоны, упав ей на ее глаза.
– Надеюсь, ты все еще хранишь те письма? Было бы интересно почитать их. Правда, я вернулась в Ки-Уэст немного поздновато…
– Почти через шестнадцать лет, – уточнил он.
– Но все эти годы я хранила в памяти образ загорелого мальчика из коралловой крепости на берегу. Мы не вправе забывать первую любовь.
Он наполнил вином сначала ее бокал, затем свой. Тесс не спеша отпила терпкого вина, наблюдая, как скользят глаза Гейба по темной полоске шнуровки на ее платье. Проклятый наряд! Расшитая блестящая змея хитро извивала свое скользкое тело как раз там, где призывно торчали бугорки ее возбужденных сосков.
– Гейб! Очнись! – Тесс стоило немалых усилий оторвать его взгляд от груди. – Так можно лишиться бутылки! Ты пролил свой бокал.
Она положила в рот кусочек апельсина и усмехнулась, глядя, как он, спохватившись, начал промокать салфеткой пролившееся на джинсы вино.
Они перекусили.
Ветер снова заиграл в верхушках пальм.
– Шторм приближается. Должно быть, ураган не так далеко от острова, – заметил Гейб.
– Наверное, ты волнуешься за родственников?
– Да, тетушки и дядюшки, двоюродные братья и сестры…
– А что с твоими родителями? Они живут… то есть жили… прости.
Он не сразу ответил. Однако, поразмыслив, решил, что Тесс пора узнать правду.
– Через несколько дней после нашей встречи я напрямую спросил Бланку о судьбе своих родителей. Она давно обо всем знала.
– О чем?
Он вздохнул:
– Все случилось давно. Мои родители преподавали в университете. Они тайно встречались со студентами и теми людьми, в чьих умах бродили запрещенные в то время политические теории. Свобода слова, демократия… В группе нашелся доносчик. И родителей арестовали кубинские власти, как раз в тот день, когда они отправили меня на лодке сюда, к тетке. Им следовало учесть, что у властей зоркий глаз.
– О Гейб… – всхлипнула Тесс.
Она была так близко, что Гейб наслаждался сладким цветочным запахом, исходившим от ее кожи. Как хотел он сейчас забыть о плохом, раствориться в тепле ее душистого тела! Но история имела продолжение.
– Поэтому все два года после школьных занятий я приходил к морю, садился на камни и ждал. Вглядывался в линию горизонта и ждал. Оказалось, родителей расстреляли через две недели после ареста.
Гейб замолчал, пытаясь справиться со спазмом, перехватившим горло. Тесс нежно провела рукой по его волосам.
– Извини, – сказала она, – я должна была остаться с тобой.
– Мне с тобой хорошо. В письмах к тебе я делился своими переживаниями, сокровенными желаниями. Я как бы беседовал с той девочкой из детства. Она сыграла огромную роль в моей жизни. Но как я сказал, Бланка давно знала правду. Она заключила с родителями соглашение.
– Соглашение?
– Да, они договорились, что, если с ними что-нибудь случится, она в течение двух лет будет хранить тайну.
– Но зачем?
– Они хотели, чтобы я прижился в новой стране. Сможет ли ребенок выучить английский и приносить хорошие отметки, если узнает, что он сирота?
– О нет, Гейб…
Тесс прикрыла глаза, будто желая изгнать печальную картину. Огорчившись, что расстроил ее, Гейб подумал, что за все эти годы так и не смирился с утратой.
– Но два года скрывать правду – слишком жестоко. Бланка стала моим злейшим врагом. Я так и не простил ее и родителей за ложь.
– До сих пор?
– Нет, конечно, теперь все в прошлом.
Тесс пристально посмотрела на него и покачала головой:
– Я в этом не уверена.
– Ну хорошо. Почему я должен прощать их? Это защитная реакция. Весь остров знал, а я – нет. Люди смотрели на меня и думали: вот бедное наивное дитя, не ведающее, что его родителей нет в живых.
Закончив рассказ, Гейб откинулся на траву и закинул руки за голову. Он слушал, как бьются о берег грозные волны. Черные облака быстро проплывали над головой.
– Помнишь легенду о человеке, который украл хлеб, чтобы накормить своих детей? – спросила вдруг Тесс. – Он был честный мирянин, но настали трудные времена. Он знал, что воровство – грех. Но как иначе было ему спасти несчастных детей?
– И он выбрал меньшее из двух зол.
– Он не выбирал. Выбора не было. Он поступил так, чтобы выжить. Им руководил благородный инстинкт. Любовь. Именно любовь заставила его спасти детей. Любовь подсказала твоим родителям, что они должны спасти сына.
– Но я имел право знать правду, Тесс.
– Конечно. Но поставь себя на их место. – Она опустилась на траву рядом с ним, крутя в руках травинку. – Фактически ты совершил то же самое, только в меньших масштабах, прошлой ночью.
– Не понимаю, о чем ты?
– Казус с Папой. Увидев, что я в затруднительном положении, ты прибегнул ко лжи. Ко лжи во спасение.
– Тесс, ты талантливо представляешь вещи таким образом, что они работают на тебя!
– А ты, должно быть, устал столько лет тащить на плечах груз старых обид. Человек склонен ошибаться, но обязан прощать.
Удрученный воспоминаниями, Гейб мягко коснулся ее щеки.
– Так, значит, пора оставить прошлое и заняться настоящим? У нас мало времени, Тесс. Тебе следует уехать с острова до начала урагана, а мне пора на работу. Только дай мне одно обещание.
– Постараюсь, – неуверенно ответила она.
– Пережди стихию на Корал-Гейблз. Это в четырех часах езды отсюда. Обещай, что вернешься, как только объявят отбой. Нам нужно немного побыть вместе. Мы заслужили это, Тесс. Ведь я полжизни ждал тебя и теперь хочу убедиться, что это не сон.
Его слова так обнадеживали, что Тесс не без труда заставила себя подняться.
– Я не смогу выполнить твою просьбу, Гейб. Мне нужно ехать домой. Случилось непредвиденное. Я даже не могу объяснить тебе…
Она видела, как погас в его глазах огонек надежды. Почти не отдыхавший за последние сутки, Гейб выглядел опустошенным. Ей вдруг захотелось провести пальцами по его бровям, по усталым векам.
– Ничего я не хочу так, как быть с тобой и убедиться, что детские мечты наконец сбылись. Но это невозможно.