Сталин неопределенно хмыкнул. Вождь знал, что Генеральный штаб Красной Армии вовсю занимается ближневосточным театром военных действий. Из архивов подняты отчеты путешествий Пржевальского и Семенова Тянь-Шаньского, донесения агентов русской военной разведки, хранящиеся в секретных досье еще с прошлого века.

Для себя вопрос с Индией он решил однозначно. Революция в этой стране неизбежна. Необходим только повод для военного присутствия, да и сие дело нехитрое, повод найти, что два пальца помочить.

— А что будем делать с Дарданеллами? — медленно, будто нехотя выговорил он.

Гитлер дернулся.

Хотя фюрер ждал этого вопроса вопросов, прозвучал он для него неожиданно. Об этом говорил с ним в ноябре Молотов в Берлине, когда перечислял, чего хотят Советы в этом регионе. Договоры о дружбе и взаимопомощи с Болгарией и Турцией, «без участия третьих лиц», прямо подчеркнул сталинский посланец и канцлер, советские военно-морские, воздушные и сухопутные базы в Дарданеллах… Всего-то ничего!

— После создания Пакта четырех — об этом можно поговорить всерьез, — вздохнул фюрер. — Ведь я не один, у меня союзники, дорогой Йозеф. Тот же дуче… Твое присутствие в Дарданеллах затрагивает его интересы в Восточном Средиземноморье. Надо убедить его в том, что на его долю пирога никто не покушается. Опять же Суэцкий канал…

— Каналом мы будем владеть совместно, — жестко перебил фюрера Сталин. — И кончим на этом. Если у тебя лично, Адольф, нет возражений по Дарданеллам, я готов подписать двухсторонний договор о намерениях. Сегодня же, понимаешь, и покончим с этим. Пусть наши дипломаты согласуют текст. А пока суть да дело поговорим о внутренних делах в наших государствах. Хотелось бы из первых рук узнать об особенностях, понимаешь, строительства социализма в Германии.

«Мои старые знакомцы — Юмба-Фуй и Кака Съю, — горестно припомнилось Сталину, ощутившему себя молодым идеалистом, наивным вождем племени Рыжих Красов. — Воплотились ли они в товарище Гитлере? Или живут в мистере Черчилле и в предводителе американских банкиров-ломехузов, как правило, выходцев из бывшей России, понимаешь, которую они патологически ненавидят… Как мне одиноко в этом мире! Как там говорит Спиноза: мы знаем вещи только отчасти, и в большинстве случаев, понимаешь, не знаем порядка и связи всей Природы. Увы… Но для повседневной практики лучше, даже необходимо рассматривать вещи как возможные. Поэтому я обязан видеть врага и в Черчилле, и в Рузвельте, и в названном, понимаешь, моем брате Адольфе!»

В личности товарища Сталина непостижимым образом сочетались самые несопоставимые казалось бы ипостаси. Он мог быть и безжалостным тираннозавром, и рачительным, пекущимся, о благе муравьиного Рода ратником Икс-фермент-Тау, и простодушным парнем из каменного века. Не одолевший диалектику житейски, не сумевший использовать ее законы в практической работе по формированию нового общества, Сталин многого ждал от встречи с Гитлером, и в первую очередь ему хотелось понять: почему строительство социализма получалось у фюрера быстрее и основательнее нежели у него. Вождя народов, понимаешь?!

А ведь Адольф Гитлер наверняка не штудировал труды классиков марксизма, не обучался в Лонжюмо, не посещал социал-демократические кружки!

«Как там сказано у основоположников? — подумал Главный марксист планеты. — Пролетарское движение есть самостоятельное движение огромного большинства в интересах огромного большинства… В этом смысл произошедшего в России, чтобы мы не твердили себе о роли и значении собственной партии в революции. Мы все только детонатор, понимаешь, взрыватель… Ибо сказано: пролетариат, самый низший слой современного общества не может подняться, не может выпрямиться, понимаешь, без того, чтобы при этом не взлетела на воздух возвышающаяся над ним надстройка из слоев, образующих официальное общество».

С острым любопытством, замешанным на изрядной доле уже привычной зависти, Иосиф Виссарионович всмотрелся в немецкого гостя.

«А вот он сумел перейти к социализму вопреки начертанной для нас формуле… Впрочем, мой названный брат и не причислял себя к марксистам».

Сталин знал о том, что Гитлер пришел к власти парламентским, мирным путем и кровавых заварушек, именуемых революциями, не устраивал, гражданских войн в Германии не развязывал.

«Многое из того, что ничтоже сумняшеся натворили мы, — мысленно вздохнул Сталин, — не сделал мой германский брательник. Не изгонял, понимаешь, буржуев, не отнимал у них заводов и фабрик, а заставил их еще производительнее работать в интересах рейха, превратив хозяев в служащих у народа, оставив в качестве заработной платы на управление производством шесть процентов от прибыли… Гитлер не разорил государство, а приумножил его богатства, создав ко всему прочему самую сильную армию в Европе…

И товарищу Сталину, гениальному Вождю всех времен я народов, приходится вести с ним переговоры на равных. Индию, понимаешь, предлагает товарищу Сталину… Да партайгеноссе Сталин и без подсказки товарища Гитлера присоединит эти исконно российские земли к Федерации, хотя и населяют тот муравейник несколько отличные от рода Formica rufa существа».

— Мне давно хотелось создать кооперацию дружественных государств, — доверительно улыбнулся фюреру товарищ Сталин. — Сообща легче охотиться на мамонтов буржуазного мира, легче, понимаешь, управлять обновленным человечеством.

— О да, — согласился Гитлер. — Теперь, когда мы вместе, я спокоен за будущее Германии. Оно в дружбе с Россией! Нас поссорили наши общие враги в четырнадцатом году, но теперь, когда я разоблачил их злодейскую сущность, вновь это сделать им не удастся.

«Только зря ты так громогласно об этом заявляешь, — подумал Сталин. — Надо быть похитрее, Адольф».

Вслух он говорить ничего не стал. Уже поздно. Младший брательник его уже вовсю скомпрометировал себя открытой борьбой с агентами Влияния Космического Зла, потому и участь Гитлера была предрешена.

«А ты откуда об этом знаешь? — спросил вдруг себя товарищ Сталин. — Впрочем, тебе известно даже, что произойдет, если ты подпишешь сегодня Договор о разделе сфер влияния и о государственных интересах Германии, Италии, Японии и Советского Союза. Товарищ Сталин — великий человек, но разве дано ему знать будущее? Это удел богов, а у товарища Сталина достаточно здравого смысла, чтоб не относить себя к тем, кто живет на Олимпе. Так кто же знает о том, что произойдет?»

Иосиф Виссарионович неторопливо поднялся, вышел из-за стола, повернулся к окну, достал из кармана трубку, загодя набитую табаком, и принялся раскуривать ее.

Окно в его кабинете, заиндевевшее от рождественских, достаточно крепких морозов, вдруг засветилось киноэкраном.

Возникло изображение большого, незнакомого Сталину сооружения.

— Это стадион в Чикаго, — послышался голос диктора, в котором вождь без труда узнал Левитана. — Через два года итальянец Ферми запустит здесь атомный котел, а еще через год американцы создадут супербомбу. Еще через год, в конце сорок третьего, «Летающая крепость» прорвется сквозь заграждения ПВО и сбросит бомбу под названием «Дядюшка Джо» на танковый завод в Нижнем Тагиле.

Сталин поежился. Боковым зрением он видел, что никто из присутствующих не замечает экрана, не слышит голоса Левитана, который звучит в его голове.

— Высадка вермахта на Британские острова, подкрепленная блокадой Шотландии кораблями Северного флота, началась в мае 1941 года, — говорил Левитан, комментируя кадры боевой кинохроники. — В июне островитяне капитулировали. Уинстон Черчилль сумел вырваться в Исландию, оттуда американским гидросамолетом через Канаду был доставлен в Вашингтон.

— А что с Индией? — спросил товарищ Сталин, не сомневаясь в том, что ему ответят сейчас на любой вопрос.

— Сухопутные войска Красной Армии, направленные в Индию из Средней Азии и через Закавказье до границ Индии не добрались, — бесстрастно рассказывал Левитан. — Они застряли по дороге, усмиряя волнения среди курдов и афганцев, вызываемые действиями английских секретных агентов, традиционно работающих в этом регионе.