— Нравится? — спросил товарищ Сталин, поворотившись к Президенту, который даже не отступил ни на шаг от окна, из которого посыпались от страшного удара стекла.

Президент завороженно смотрел туда, где сейчас должен был находиться собственной персоной.

От голоса вождя он вздрогнул, окинул Иосифа Виссарионовича смятенным взглядом, с заметным усилием собрался, перевел взгляд на сочинителя, затем оглянулся на дверь, за которой находился с преданными, проверенными людьми начальник президентской охраны.

Сталин понял Президента и негромко произнес, ни к кому не обращаясь:

— Пусть войдут.

Писатель догадался, что слова эти обращены к нему, быстро пересек пустую комнату, распахнул дверь и жестом пригласил людей Президента, встревоженных грохотом взрыва, но, как говорится, остававшихся на посту.

Того, что произошло на Рублевском шоссе, охрана пока не видела, окна их помещения выходили во двор.

— Срочно свяжитесь с помощниками на даче и в Кремле, — распорядился, преодолевая естественный спазм в голосе, Президент. — Пусть немедленно высылают сюда специальные группы! Сообщите также о случившемся членам Совета безопасности. Тревога по форме один и общий сбор!

Станислав Гагарин в первый раз видел Президента так близко, если не считать их мимолетной встречи в семьдесят пятом году, когда писатель приезжал к нему в Ставрополь специальным корреспондентом от газеты «Сельская жизнь». Визит был вызван столь прозаичным поводом как рост поголовья овец в регионе.

Теперь они как бы вернулись к прежним баранам, только речь уже шла не об участи безобидных животных, решалась судьба и самого Президента, и Станислава Гагарина, их близких и дальних соотечественников, судьба Великой Державы, а может быть, и третьей планеты Солнечной системы.

Писатель с любопытством смотрел на решительно отдававшего приказы Президента. Таким он куда больше нравился Станиславу Гагарину, довольно часто недоуменно негодовавшему за минувшие годы по поводу неустойчивой на его взгляд, архинепонятной политики главы государства и партийного вождя.

Справедливости ради следует признать, что писатель и восхищался часто, когда определялась победа Президента, достигнутая им в некоем конфликте без применения чрезвычайных мер и прежде всего оружия. Тогда Станислав Гагарин объективно соглашался, что окажись он сам на месте Президента и пойди на крайние меры, а председатель «Отечества» не остановился бы перед ними — хотя кто знает? — то дров бы оказалось наломанных поболе.

Наверное, они были весьма разными людьми, писатель и Президент, и видимо, вполне диалектично то обстоятельство, по которому первый и восхищался вторым, и ругал его за очередную непоследовательность и мягкотелость.

Но сейчас Президент нравился ему.

Закончив отдавать распоряжения. Глава Советского Союза поворотился к товарищу Сталину и вопросительно глянул на вождя.

«Ага, — сказал себе Станислав Гагарин, — признал ведущую, понимаешь, роль Иосифа Виссарионовича… Поверил, значит, Отцу народов».

Тут он уловил, что думает со сталинским характерным акцентом и усмехнулся. С кем поведешься… Предположим, что писатель, выписав эти строки романа, не только внешних примет набрался от вождя, подобное общение никогда не проходит бесследно.

Товарищ Сталин медленно приподнял правую руку, обратив ладонь в сторону Президента.

— Не надо торопиться, понимаешь, — мягко, но внушительно произнес он. — Ломехузам и их хозяевам — Конструкторам Зла — необходимо убедиться: покушение на вас завершилось успешно. После этого ломехузы предпримут первичные действия. Надо разрешить ломехузам предпринять первичные, понимаешь, действия. Иначе вы не поверите нам до конца, товарищ Президент.

— Но почему же, — начал было возражать тот, но Иосиф Виссарионович остановил его.

— Уж мне лучше знать, — безапелляционно сказал вождь, — ведь я читаю ваши мысли. Соратник товарища Сталина по борьбе с ломехузами — писатель Станислав Гагарин может, понимаешь, подтвердить это качество, которое он наблюдал уже у товарища Сталина.

— Как мне его не хватает, подобного качества, — горько усмехнулся Президент и сделал знак начальнику охраны: подождите, мол, исполнять мой приказ.

— Как мы вас предупреждали, ломехузы вовсе не собираются оповещать народ о вашей смерти, — продолжал Иосиф Виссарионович. — Главное — убрать вас физически. Сейчас они убеждены, понимаешь, в том, что игра закончена. Им ведь невдомек, что игра вовсе не закончена, понимаешь, что в ней участвует теперь товарищ Сталин.

В машине, которую сейчас подняли фугасами на воздух, находился не Президент, а монстр, которого сотворил, понимаешь, товарищ Сталин. Поэтому не надо поднимать шума по поводу взрыва. Этот взрыв не надо замечать, шум не нужен ни ломехузам, понимаешь, ни вам, товарищ Президент.

— Но когда-то же…

— В свое время, — вновь прервал Президента товарищ Сталин. — Вы не поверите в эту, понимаешь, историю до конца, пока не увидите монстра в обличье Президента, которого изготовили Конструкторы Зла. И товарищ Сталин покажет вам двойника, который по задумке ломехузов, понимаешь, должен править Державой. Вернее, уничтожать Великую Россию.

— И такое возможно?! — воскликнул обескураженный глава государства.

— Во имя торжества космического Зла все, понимаешь, возможно, — жестко ответил Сталин.

И писатель, который привык к оттенкам голоса вождя, почувствовал, как необходимость разъяснять Президенту столь очевидные вещи несколько раздражает Иосифа Виссарионовича.

Тогда на кухне, в памятный день рождения писателя, они проговорили до полуночи. Вождь сообщил Станиславу Гагарину о том, что ломехузы готовятся пойти ва-банк, перспектива придти к власти конституционным путем для них достаточно поблекла. Там, где они сумели укрепиться — полный развал экономики, понимаешь, отсутствие порядка. Народ быстро прозревает и скоро понесет лавочников в профессорских мантиях по кочкам. Некомпетентность новейших лидеров столь очевидна, что их не спасут никакие демагогические заверения и лживые популистские лозунги.

— Ломехузами принято решение о переходе к активному, понимаешь, террору, — сказал товарищ Сталин, прихлебывая свежезаваренный индийский чай, который непрестанно готовил хозяин, открывший и непочатую банку со сливовым вареньем. — Особенность активного террора, проводимая, понимаешь, ломехузами в том, что они готовятся уничтожить противников тайно. Убивают человека, который им мешает, и никто об этом не догадывается, понимаешь…

— А взамен создают монстра, замещают им освободившееся место, — сообразил Станислав Гагарин.

— Абсолютно правильно! — воскликнул вождь и одобрительно кивнул сочинителю. Потом нахмурился, сказал: — Почему вы так быстро соображаете, почему народ так медленно соображает?

— Сами и виноваты, товарищ Сталин, — откровенно сказал хозяин. — Приучили людей верить вождям. Неважно, кто стоит на трибуне. Лишь бы он обещал нечто и говорил самоочевидные вещи: критиковал власть имущих, требовал, увы, только на словах, лишить прежде недоступных чиновников привилегий, играл на чувствах, понося на чем свет стоит рациональные, хотя и непопулярные предложения. Вроде рыжковской идеи повысить цены на хлеб с первого июля прошлого года.

— Наверняка спасли бы тогда урожай, — согласился Иосиф Виссарионович, затем вспомнил обвинения в собственный адрес и нахмурился. — Разве товарищ Сталин в нынешних, понимаешь, народных бедах виноват? Товарищ Сталин создал могучее государство, окружил страну пусть и не совсем надежными, но союзниками, впрочем, союзники никогда не бывают совсем, понимаешь, надежными. А вы только и умеете, что разваливать монолитную Систему, заниматься пустой болтовней, и клянчить корку хлеба у зажравшихся заокеанцев и безнравственно, понимаешь, заклинать без конца «надо накормить народ». Народ сам накормит себя… Не мешайте ему работать!