Здесь были две большие спальни с ванной комнатой при каждой из них, еще одна ванная – рядом с гостиной. Кухня выходила на солнечную сторону, при ней отдельная маленькая столовая.

С точки зрения Джи Ди, это было одно из самых великолепных мест, в которые ее когда-либо приводили, прямо-таки сошедшее со страниц журнала. Она медленной походкой переходила из комнаты в комнату, стараясь представить, как она здесь живет: ест, спит, ходит босиком в поношенных джинсах. И ничего не получалось! Пока Линдси болтала с управляющим, Джи Ди подошла к сверкающей стене из окон и обхватила себя руками, закрываясь от всего окружающего.

Что она тут делает? – кричал ее рассудок. Она – чужая в этой комнате, в квартире, в этом здании и городе. И Бог свидетель – она чужая в мире Уайтейкеров. Она строила глазки Бену Уайтейкеру, чуть ли не висела на нем, на этом человеке, от которого ее отделяет пропасть. Неудивительно, что с губ его сорвались слова о чисто деловых отношениях. Этого человека должна была смутить сама мысль о каких-либо иных отношениях с ней. Ему и без того пришлось сперва одеть ее с ног до головы, как куклу Барби, прежде чем решиться пообедать с ней в захолустном Портленде.

– Нравится здесь? – спросила Линдси, подходя к Джи Ди.

– Что? А, да, еще бы! Но, Линдси, она такая огромная, такая дорогая… Я… просто не знаю… Я даже не могу представить себя здесь.

– Но ты заслужила это. Квартира – не манна небесная, свалившаяся на тебя невесть откуда. Ты все заработала своим трудом. Управляющий ждет нашего решения. Так как? Будем снимать эту квартиру?

Джи Ди осмотрелась.

– Вероятно, да. Имеет смысл быть поближе к Бену, ведь у меня нет никакого опыта в написании сценариев, только то, что я вычитала в книгах. Мне надо будет о многом спрашивать его. Единственное… Я ощущаю себя здесь самозванцем, которого в любой момент могут вышвырнуть на улицу.

– Джи Ди Мэтьюз! – сказала Линдси. – В конце концов, ты пишешь сценарий по собственному роману. По идее, тебе полагалось бы снять отдельную квартиру, но дело связано со мной и Уиллоу. Правильно? Ну так что, снимаем мы квартиру?

– Ладно, снимаем.

– Улыбнись же! Нам здесь будет уютно, как мышкам в норке. Ну, что? Я говорю управляющему, что завтра мы переезжаем.

Когда часы пробили полночь, Линдси уже час как спала. Перед сном она машинально проделала свой привычный ритуал поглаживания вербы, приложила ее к щеке, подержала каждую ее почку кончиками пальцев и из последних сил заползла в постель. Через минуту она уснула.

В другой гостевой комнате Джи Ди, лежа на удобной кровати, приказала себе прекратить ворочаться, расслабиться и заснуть. Мысли набегали одна за другой подобно реке, вышедшей из берегов и сносящей все на своем пути.

Боже, вот она лежит в кровати, зажатая, как сыр в сандвиче, между двумя спальнями Уайтейкеров из Голливуда. Это было какое-то умопомрачение, настоящее клиническое умопомрачение.

А впрочем… Почему бы и нет, черт побери! Она имеет на то право, сказал бы ей Онор Майкл Мэйсон. Воистину, рассудок у нее лихорадило. Надо спать, потому что, если она не перестанет думать, то заплачет, а если появится хоть одна слеза, то остановить их поток будет почти невозможно. Снова и снова она взбивала подушку, потом ложилась на спину и смотрела в потолок, который в темноте все равно невозможно было разглядеть.

Бен уронил желтый блокнот на пол и выключил свет на ночном столике. Устроив подушки, как ему хотелось, он полежал, прислушиваясь к ночной тишине. Мысленным взором он представил себе Линдси, спящую в одной комнате, и Джи Ди – в другой.

Какое приятное чувство – знать, что в огромной квартире он не один, и она полна людьми, которых он любит… Да, любит. Он любил Джи Ди, в этом не могло быть никаких сомнений.

Бен повернул голову в сторону соседней спальни, находившейся в двух шагах за невидимой в темноте стеной. Там, свернувшись клубочком, спала Джи Ди. Во что она одета? – подумал он. В одну из своих стираных-застиранных рубашек? Или она совершенно нагая, и его руки сразу бы проникли в тепло ее женственности, коснулись атласной кожи. Его рот исследовал бы каждый дюйм ее тела, а она ответила бы на его прикосновение, открывшись ему вся, без утайки, и единение наградило бы их такими ощущениями, о которых они даже и не подозревали.

Боже, как он хотел ее! Бен застонал, и его тело отозвалось на вспышку мыслей и чувств горячей, пульсирующей болью в паху. Зачем он так мучает себя? Он же понимает прекрасно, что не может и не должен спать с Джи Ди Мэтьюз. Смачно выругавшись, Бен обхватил голову руками и повалился лицом на подушку.

Дедушкины часы в углу гостиной пробили полночь. Меридит вытерла слезы со щек и от теплого пламени в камине обернулась к Палмеру, сидевшему на диване.

– Ну, вот ты теперь знаешь все, – сказала Меридит дрожащим голосом, – об этой грязной, убогой истории моего замужества.

– Меридит, – сказал Палмер, вставая.

– Нет, прошу тебя, – почти вскрикнула она, подняв руку, – не трогай меня сейчас, ничего не делай. Сиди и переваривай то, что я рассказала. Может быть, тебе даже лучше пойти домой и там спокойно все обдумать.

– Меридит, – сказал Палмер, усаживаясь на прежнее место. – Мне очень жаль, что на твою долю выпало такое. Но Джейк мертв, его роман закончен, и ты свободна. Ты говорила, что не сможешь выйти за меня, не рассказав всю правду. Ты ее рассказала. У меня сердце разрывается при мысли о том, что тебе пришлось перенести.

– Я так боялась говорить про это, Палмер.

– Но, Господи, почему? – Он встал, подошел к ней, притянул к себе. – Ты ведешь себя, как будто в чем-то виновата, Меридит, хотя прекрасно знаешь, что это не так.

– Правда стоила мне дочери – я потеряла ее на десять лет, а потом еще на год. Я боялась, что все это повторится с тобой. Я не могу быть спокойной и здравомыслящей, когда речь заходит о моей прошлой жизни.

– Естественно. Я очень даже тебя понимаю. Но теперь все сказано, все точки расставлены… – Он улыбнулся. – И я хочу услышать от тебя ответ на мое предложение. Меридит, я прошу выйти за меня и предлагаю соединить наши жизни. Призрак Джейка отныне не стоит между нами. Ты свободна для любви и счастья. Скажи: выйдешь за меня?

Слезы потекли по лицу Меридит.

– Да, да, Палмер. Я пойду за тебя, и так скоро, насколько это позволяет закон. Для меня большая честь и великое счастье стать твоей женой и провести рядом с тобой остаток дней.

– Слава Богу, – сказал он, запечатывая ее рот поцелуем.

В те же часы полуночи Карл Мартин сидел в грязном шумном баре за много миль от роскошных особняков и квартир Беверли Хиллз и пристально глядел на дородного мужчину с сальными волосами, с лицом, на котором запечатлелись следы не одной уличной потасовки, с татуировкой на руках. От запахов пива и пота, витавших в воздухе, Карла подташнивало, но он был при деле.

– Инструкции ты получил, – сказал Карл. – Начнешь с перетряски белья – наверняка в его прошлом есть пятна. Если он, не дай Бог, чист, как стеклышко, проверяйте по списку остальных: сестру, мать… ну и так далее. Мне необходимо иметь компромат, который я мог бы использовать как оружие против этих Уайтейкеров. Разумеется, если ты сумеешь что-то отыскать, я плачу – и очень хорошо.

– А если они чисты?

– Ты осел! Этот список содержит столько имен, что не найти что-то компрометирующее в принципе невозможно.

– А дальше? Вы будете шантажировать Уайтейкеров, угрожая обнародовать информацию?

– Не твое собачье дело, что я буду делать с информацией, – сказал Карл. – Твое дело – добыть нужные сведения, ничего больше. Я дал тебе домашний телефон, чтобы ты мог выходить на связь по мере поступления сведений. Деньги – по мере сбора материала. И запомни – слухи меня не интересуют. Мне нужны неопровержимые доказательства.

– Да, это деловой подход.

– Боже, я сматываюсь из этой вонючей дыры, пока меня не стошнило.