— Заступница! — втянул клюв перепончатолапый. — Теперь все будет хорошо.
— Матушка государыня! — пустил петуха петух, спорхнул с бетонного края колодца и кинулся в ноги.
— Женщина, — бессмысленно констатировал осел, женщин он не понимал. В метафизическом смысле.
— Я так кумекаю, бить меня уже не будут, — вздохнул сникший, как объем продаж после праздника, Шмарик и вильнул хвостом. А куда деться?
Озноба Козан-Остра поняла звериный язык, этот талант остался у нее с козлиного инцидента. И не то чтобы обрадовалась встрече. С некоторых пор она разучилась радоваться. Да, внешне оставаясь прелесной манящей девой, вдова внутренне переродилась в мрачное, думающее только о достижении власти, существо. Готовое шагать по костям, загадывая желание: «Если ни разу не оступлюсь, пусть драпающий Кощубей не успеет вывезти золотой запас».
Теплую встречу княгиня Озноба приняла, как должное, как проигрыш нашей сборной на отборочных соревнованиях. И нисколечки не смущаясь, пронзила жалом лжи уши бесхитростных встречных. Нет, точнее спустила гадюк тщеславия на сусликов их, домашних животных, чаяний:
— Милостивые государи, спешу вам сообщить, что в настоящее время я являюсь представителем Счетной Палаты. И следую в Мутотеньск Берендейский с ревизией. В мои полномочия входит возможность привлечения добровольных помощников. И я предлагаю вам стать внештатными сотрудниками, ибо мне одной все взятки не унести. Считаю до трех. Раз, два…
— А что это нам даст? — бесхитростно полюбопытствовал честноглазый осел.
— Травоядное, — брезгливо прошипел лебедь, — ты не врубаешься, что Счетная Палата — это круче Палаты мер и весов? — и начал нервно точить когти о бетон. Извлекая таким образом препротивнейшие звуки, он надеялся привлечь внимание читателей к своей крайне эпизодической роли в романе.
— Неужели? — кудахтнул Копчик, далекий от мирского.
— И что, их никто никогда не бьет? — недовольно отреагировал пес-стоматолог и поднял лапку на столбик с ругательной надписью «Не копать. Электрокабель».
— Два с половиной! — напомнила вдова. — Если мы обнаружим в финансовой отчетности князя Кощубея нарушения, он выполнит любое желание каждого, кроме того вы все являетесь победителями конкурса и награждаетесь бесплатными путевками в Мутотеньск. За ваш счет только питание и гостиница. Да не оскуднеют на бензозаправках вашей решимости автоматы с семьдесят шестым и девяносто вторым.
— Я попрошу у волшебника ум, — решил осел, меланхолично слизнув валявшийся под ногами пук соломы, — и придумаю много-много красивых и нужных людям рекламных слоганов. Таких, как «мужчина любит галазми, а женщина — языком».
— А я, — надумал пес Шмарик, — потребую большое сердце. Ведь тогда я стану острее чувствовать не только свою, но и чужую боль. Железно. — После поднятия лапки у него на душе было светло и легко. Он твердо знал, что истинное призвание интеллигенции — страдать, как папа Карло…
— А я хочу получить смелость, — распушил перья на толстой шее так, что они стали похожи на львиную гриву, и кукарекнул маэстро петух. — Тогда я отважусь на исполнение условия, чтобы снова быть человеком. Ничто человеческое мне не чуждо.
— Ну что ж, ребятки, за мной на Изумрудный город… тьфу, на Мутотеньск Берендейский! Шаг вправо, шаг влево — авансовый отчет.
Собственно, само их путешествие описывать не стоит. Ну жажда, блин, лишения, ну миражи: Голливуд, Диснейленд, Уолл-стрит — ничего особенного. Княгиня Озноба смотрела и не знала, как убедить колдуна Кощубея вернуть скипетр, но знала, что обязательно расцарапает ему морду. Ведь по гороскопу она была рыбой, сначала прилипалой, потом золотой, потом летучей, теперь — иглой. Ну грифы каркали как положено…
Правда, случился один забавный эпизод. Повстречался им одинокий, как последняя сигарета, путник в греческом прикиде от «Совмехкастория».
— О, незнакомая милия дева в компании разных домашних питомцев.
Лик твой узрев, преклонил бы колени, когда б на ногах я держался получше.
Лет уже десять, как взяли мы Трою, но праздник слегка затянулся.
Я перепил всех, теперь возвращаюсь домой, а зовусь Одиссеем.
Как объяснить Пенелопе свое опозданье, не знаю.
— М-да, — холодно улыбнулась Озноба Козан-Остра, вдова с понятием, словно угостила мороженым. Она теперь улыбалась только холодно. — Будь здесь один мой «хороший» знакомый, он бы рассказал анекдот о том, как послал царь грека, асирийца и скифа в пещеру к циклопу…
Путник тут же прервал луноликую:
— О, незнакомая милая дева в компании добрых домашних питомцев.
Понял подсказку твою, и найду, что жене я ответить. — И быстро зашагал домой. Как никогда прежде говорившие в сию минуту были похожи на популярные портреты кисти Ореста Адамовича Кипренского (1782–1836): он на «Портрет Евграфа Владимировича Давыдова», она — на «Портрет Екатерины Сергеевны Авдулиной».
Еще на последних гекатоннах песка, из прозрачных кустиков саксагула, выскочил, преградив путь, гаишник. В форменной кольчуге с лампасами и сшитой из одних только карманов телогрейке. Чтобы не простудиться ночью в пустыне, где температура после захода солнца может понизиться до минус двадцати, гаишник обязан трудиться с муравьиным усердием, набивая карманы тем, что пожалуют сострадательные путники. Учеными отмечен любопытный факт, что несмотря на одинаковую краску и бумагу, купюра достоинством в сто долларов греет в несколько раз сильнее, чем купюра достоинством в десять.
Стуча зубами, блюститель запросил техпаспорт. Однако княгиня Озноба глупо, по бабьи, вдруг ни к селу, ни к городу спросила про здоровье какого-то Иван Иваныча, и вдруг гаишник трусливо, по бабьи, вернулся в кусты.
Так, с шутками-прибаутками (самая популярная: «Люди добрые, извините, что к вам обращаюсь…»), компания пришла к воротам Мутотеньска Берендейского пред светлые очи стражи.
Стражник с обличающей фамилией Лозинский то нетерпеливо листал, а то убирал подмышку «Справочник конвоира» и бубнил вызубренное под нос сам себе:
— Предупредительный в воздух, контрольный в голову. Предупредительный в воздух, контрольный в голову, только бы не перепутать. — Парень подал заявление в аттестационную комиссию на перевод в школу телохранителей «Крепкий орешек».
— Смотри не перепутай, — сочувственно сказал стражник с безнадежной фамилией Кукуету. Он по гороскопу — ни рыба ни мясо, никаких бумаг никуда не подавал, и не собирался.
— Ждать здесь. Ждать указаний. Ждать, пока рак свистнет, — приказала вдова своей своре. — Шаг влево, шаг вправо — вызов родителей в школу.
ИЗ ДОКУМЕНТОВ: Агитационная листовка.
У вас нет билета, но вы хотите оказаться внутри. Не надо нам ссылаться на то, что все билеты проданы, это унижает. Больше уважения вызовет объяснение, что вам просто жалко денег.
Итак, не тратьте время на поиск служебного входа, не пытайтесь предъявить бабушкино удостоверение ударника труда. Не просите счастливого обладателя билета открыть шпингалет окна туалета на первом этаже. Вы становитесь немного в стороне от входа, так, чтобы не мозолить преждевременно глаза контролеру, и ждете.
Минут за пятнадцать до начала мероприятия ручеек прибывающих превращается в полноводную реку. Билеты все приготавливают заранее. Это Ваш час.
Выберите из потока группу не менее четырех человек, чтобы все билеты были в руках у одного. Группа должна представлять из себя большую семью, где Вы можете сойти за племянника, или компанию людей сходного с Вашим социального статуса. Пристройтесь спереди и, когда будете миновать билетера, полуобернитесь и обозначьте принадлежность к группе безличным вопросом типа: «А не забыли ли мы выключить утюг?» После сказанного с уверенным видом проходите вперед, не дожидаясь, пока билеты окажутся в руке контролера. Теперь Вам только остается затеряться в толпе ждущих начала.
Лига завсегдатаев крематориев и посетителей публичных казней.
