В почерке было что-то странное; я не мог понять, что именно. Буквы и цифры написаны решительно и отчетливо, и все же в печатных буквах адреса чувствовались сомнения. А на листке было только мое имя с запятой:

Джейсон,

Как будто автор неожиданно передумал. Я таращился на листок, вертел его в руках. Незаконченное письмо вызывало необъяснимую тревогу и… казалось знакомым. Вспомнилось письмо с описанием моего сна, хотя никакой связи между двумя посланиями не просматривалось. Покопавшись в нижнем ящике письменного стола, я нашел то письмо и сравнил почерки. Никакого сходства я не заметил, но мозг лихорадочно продолжал искать взаимосвязи.

Вот оно!

Письмо ведьмы.

Нет! Я его не сохранил, но забыть так и не смог. Не забыл ни шрифт адреса, ни почерк, ни подпись. Новое послание в точности совпадало с письмом ведьмы.

Мне вдруг стало холодно.

Я не желал признавать, не желал даже думать об этом, но уже некоторое время отдавал себе отчет в том, что в моем увлечении есть что-то… неестественное. Может быть, неестественное — неподходящее слово. Может быть, опасное. Или сверхъестественное. Или необычное. Даже сейчас я не могу точно определить таинственное ощущение обостренной или преувеличенной реальности, которую я ассоциировал со своими письмами. Но странная реальность существовала. Я ее чувствовал. И эти два послания были ее частью. Что все это значило? Я не знал. И не хотел знать. Я даже думать об этом не хотел.

Поэтому и не думал.

Приближался официальный школьный бал. У Эдсона с октября по апрель была постоянная подружка, но в пасхальные каникулы, случайно заглянув в ее дневник и обнаружив, что она втрескалась в парня из «Юнайтед парсел сервис», доставляющего по выходным посылки в офис ее отца, Эдсон ее бросил. Теперь он судорожно пытался найти хоть какую-нибудь спутницу. Роберт недавно связался с Джули Блум, которую мы все знали еще с начальной школы. Довольно симпатичная девчонка, только немного приторная. Фрэнк уже три года встречался с нашей ровесницей Лиз Олданой. Я же после Сандры Фортуны несколько раз ходил на свидания, но серьезных отношений ни с кем не завел. Благодаря новообретенной популярности я точно знал, что одиночество мне не грозит, если только я сам того не пожелаю, и я остановил свой выбор на Холли Мок, девочке из моего класса.

Вообще-то Холли была очень милой девушкой, но тут ее деликатность куда-то подевалась. Выяснилось, что — кроме традиционного букетика — ей требуются дорогой ресторан и художественные фотографии, лимузин и шикарное шампанское и еще куча вопиющей роскоши. Она считала, что, раз это единственный в ее жизни выпускной бал, она должна получить от него максимум удовольствий. Я ясно дал ей понять, что выкладываться не собираюсь. Мы достигли консенсуса и отправились к месту проведения бала в универсале моих родителей.

Для официального школьного мероприятия бал прошел совсем не плохо. После бала мы посидели в кафе с Робертом, Эдсоном, их спутницами и парой друзей Холли, поделились впечатлениями, посмеялись. Где-то после полуночи компания распалась. Я повез Холли домой, но припарковался перед каким-то темным зданием, за несколько кварталов до ее дома. В кафетерии мы отпускали шуточки по поводу секса на заднем сиденье, и, поскольку я не планировал встречаться с Холли после сегодняшнего вечера, считал, что мы вполне могли бы доставить друг другу удовольствие.

Холли явно придерживалась того же мнения. Не успел я выключить зажигание, как она набросилась на меня и в одну секунду выскочила из платья. Щелкнула защелка ее лифчика, и наши языки сплелись в жарком поцелуе. Она откинулась, задыхаясь, вполне готовая к продолжению банкета. У меня уже возникла эрекция, но для пущей уверенности я приказал ей пососать. Мне лень было ее трахать, поэтому я, без долгих уговоров, сунул пенис ей в рот. Она попыталась увильнуть при первом же выбросе спермы, да не на того напала: я крепко держал ее голову до самого конца и отпустил, только когда полностью удовлетворился.

И почему-то задумался о том, чем занимается сейчас Сандра Фортуна.

Холли отскочила, как чертик из коробочки, возмущенная и оскорбленная, только мне было без разницы. Я натянул брюки и повез ее домой, а она судорожно пыталась натянуть одежду, пока мы ехали по ее ярко освещенной улице.

Домой я отправился в отличном настроении.

Учебный год, можно сказать, закончился. Последние недели семестра я помню как в тумане. Итоговые экзамены, памятные альбомы, церемонии награждения, репетиции.

Выпускной вечер проводили в Фэмилиленде. Парк закрыли для обычной публики и запустили туда всех выпускников округа Ориндж, разрешив веселиться без присмотра взрослых. Мои дедушки-бабушки не изволили показаться, даже не прислали поздравительных открыток, и, конечно, не объявился Том. Правда, приехавшие родители притворялись перед семьями моих друзей любящими и внимательными — нормальными.

Роберт, Эдсон, Фрэнк и я слонялись по парку с нашими девчонками. Несмотря на праздничное настроение, мы не могли отделаться от легкой грусти, даже какой-то неосознанной тоски. Закончился целый этап нашей общей жизни. Последний раз мы гуляли все вместе. Придет осень, и все мы разъедемся… в разные стороны.

Фэмилиленд работал для нас до рассвета, но к часу ночи я уже клевал носом, а к двум только и думал, как бы найти укромное местечко и поспать. В конце концов я решил свалить и попрощался с друзьями, настойчиво уговаривавшими меня остаться.

— Поспи на аттракционе, и у тебя откроется второе дыхание, — предложил Роберт.

Но я не хотел второго дыхания. Я хотел нормально выспаться в своей постели и заверил их, что позвоню завтра. По дурости я и сюда явился с Холли, но где-то посреди вечера она променяла меня на какого-то придурка из средней школы Лоары. Мне было все равно, а кроме того, ее дезертирство облегчило мне уход.

Дома меня ждал сюрприз. Папаша расстарался.

Ничего подобного я не ожидал и понятия не имел, с чего это он сорвался с катушек. Просто, войдя в свою комнату, я увидел полный разгром. На полу валялись обломки текстового процессора, а отец восседал на скомканной постели и свирепо на меня таращился. Долго разглядывать разгромленную комнату мне не пришлось. Отец набросился на меня, размахивая кулаками, словно чокнутый. Я изо всех сил старался защититься, но, во-первых, он поймал меня врасплох, а во-вторых, я устал, а он был сосредоточен и свеж как огурчик. Не знаю точно, но, кажется, я вырубился. Вроде только что защищал голову от ударов, а очнувшись, увидел, что за окном светло.

Все тело болело, голова раскалывалась, но я заставил себя сползти с кровати и потащился на кухню. Часы над плитой показывали половину одиннадцатого.

— Что это с тобой? — удивилась мать.

— Он явился домой в таком виде, — солгал отец. Подонок восседал за кухонным столом с кружкой кофе в руке. — Я спросил его, что случилось, но он промолчал. Думаю, драка на выпускном вечере или еще что.

— Ложь! — выкрикнул я и — что случалось всего несколько раз за всю мою жизнь — обратился к матери за сочувствием и поддержкой. — Это сделал он! Набросился на меня, когда я пришел домой, и разгромил мою комнату! Можешь сама посмотреть!

Она мне явно не поверила. Взглянула сурово, в голосе прозвучал укор.

— Что ты несешь, Джейсон?

— Я предъявлю обвинение! Вызови полицию! Пусть возьмут у него отпечатки!

— За всю жизнь я тебя и пальцем не тронул, — невозмутимо заявил отец.

Я склонился почти к самому его лицу:

— Лживый мешок с дерьмом.

Он не заглотнул наживку. Отвернулся, отпил кофе. На его губах блуждала странная улыбка.

Я ударил по чашке, и, к моему восторгу, отец взревел от ярости и боли, когда горячая жидкость выплеснулась на его щеки и подбородок, потекла по шее. Не дожидаясь возмездия, я бросился в свою комнату и запер за собой дверь. Меня трясло, кулаки сжались так, что ногти впились в ладони. Я ждал, что отец вот-вот снесет дверь с петель.