- Я не умею! - крикнула Маринка в ответ

- Чего?

- Я! Не! Умею!

- Я умею… -

Дед не стал просить затыкать уши на этот раз. Он матюгнулся так, что могли бы покраснеть листья на деревьях, если бы деревья тут были. Упомянул он непременную мать, и прочие фольклорные слова:

- Подхвостие ты дьяволие, курвенный долдон, персидского царя клоповская шелупина, вошь отшмаренная, прибитый рваной титькою куродрищ!

Некоторые загибы были такими, что с той стороны раздавалось только удивленное кряхтение.

Дед ругался с минуту, не больше. За эту минуту пропали и слезы из глаз.

- Ишь ты… Моряк, что ли?

- С печки бряк!

- Тогда руки в небо и стой спокойно!

Из траншеи выскочили несколько бойцов и оттащили рогатины с колючкой, так, что образовался проход.

- Вот и ладушки, - сказал дед, спрыгивая в траншею. - Кто у вас тут старший?

- Лейтенант Костяев. Вы кто такие?

- Лейтенант, ты это… Девочек покорми. Да от оглоедов своих побереги. Дело у нас важно. А я назад.

- Чего? - поднял брови лейтенант. - Куда еще назад?

- Дорогой ты мой. Там у меня еще семь человек.

- И тэж бабы? - насмешливо подал кто-то голос из темноты.

- Слюсаренко!

- А я чого! Я мовчу!

Дед продолжил:

- Немец там. Важный. Командир бригады. Которая против вас оборону тут держит. Дай пару бойцов тогда, коли не веришь. А?

Лейтенант подумал, покрутил черный ус…

- Слюсаренко! Петерс!

- Чего? - отозвался латыш.

От прибалтийского акцента, четко выделявшего согласные и слога, Рита вздрогнула.

- Пойдете с партизаном… Как тебя?

- Дедом зови… - пожал плечами унтер-офицер.

- С дедом в общем.

Рита вцепилась в изорванную телогрейку Кирьяна Васильевича:

- Дедушка, не бросай нас тут!

- Девоньки, у своих мы, у своих!

- Кирьян Васильевич! Вы же ранены! - забеспокоилась Маринка, заметив кровь неизвестного бойца на лице деда.

- Ерунда на ерунде ерундила да ерундой поерундовывала! - отшутился дед. - Ладошку о колючку раскровянил. Лейтенант, звать-то тебя как?

- Го… Игорь.

- А по батюшке?

- Геннадьевич, а чего? Тьфу ты…

- Слышь, Геннадич. Покорми девочек моих, да спать уложи. - А потом повернулся к Рите:

- Скоро мы, скоро!

И исчез в темноте вместе с двумя бойцами.

Лейтенант опять покрутил смоляные усы, от чего стал похожим на кота, и отрывисто приказал:

- За мной!

Чавкая по болотной грязи усталыми ногами, они через несколько минут были в его натопленной землянке. По пути лейтенант Костяев выцепил какого-то бойца и приказал ему доставить каши с ужина. Рита с Мариной уселись на укрытые одеялом нары, а лейтенант плеснул им из своей фляги чего-то остро пахнущего. Чего - они не узнали. Потому как немедленно уснули в тепле и не слышали, как усатый лейтенант улыбнулся, отчего стал похожим на кота еще больше, и накрыл их своей шинелью. А потом долго ругался на припозднившегося красноармейца с холодной овсянкой и в наказание послал того на НП батальона.

А дед с бойцами в это время полз по земле навстречу хлопкам минометных мин. Внезапно на немецкой высоте что-то взорвалось, и она моментально вспыхнула грохотом выстрелов.

- Илюминация прям… - сказал хохол Слюсаренко, видавший однажды подобное в детстве, на ярмарке в Полтаве.

- Фейерверк! - поправил его Петер.

- Дужэ вумный… - огрызнулся украинец.

- Огненная работа - так, кажись, с немецкого переводится… - сказал дед Кирьян, внимательно оглядывая поле перед собой.

- Правильно! - с удивлением Райнис посмотрел на заросшего седой бородой и опять похожего на старика Кирьяна Васильевича.

- Ты чи нимэць? - подозрительно спросил Слюсаренко. Он и так-то всех подозревал, а уж тут…

- Общался с ними раньше. Опять вот пришлось…

- Это они по самолету, видать, работают, - сказал Райнис.

- По бабам стреляют, сволочи… - ругнулся Богатырев.

- Почему по бабам? - опять удивился Райнис.

- Да говорили, что бабы летают в стрекозах энтих…

- Да ну? Не слышал… Не бабская это работа, по ночам летать.

- На юге они воевать будут… Формируются еще… - вдруг прозвучал знакомый деду голос Леонидыча из темноты.

Украинец с латышом схватились за винтовки.

- Свои, - успокоил их дед. - Как вы!

- Хреново… Олегу осколок в спину. Под лопатку ушел.

- А фон? - пополз навстречу Леонидычу дед со товарищи.

- Хана фону. Когда гансы вторую серию начали, он как-то выкрутился хитро и побежал в сторону высотки. Мы за ним. И прямым попаданием. Куски в разные стороны, хоть в ведро собирай. А танкисту от той же мины…

- Таругин, а Таругин… - потряс Олега дед.

- Ммм? - тихо промычал тот.

- Живой?

- Металл, масло, солярка и порох… так пахнет танк, так пахнет победа… - пробормотал тот в ответ, не открывая глаз.

- Чего? - не понял латыш.

- Та стулы пэльку… - ругнулся Слюсаренко. - Допомогы товаришам.

- Понял… - Латыш аккуратно подхватил танкиста за ноги, Леонидыч за руки и боком, боком, ровно крабы, которых Олег в детстве ловил на своих одесских пляжах, потащили раненого к своим.

И снова на высотке что-то грохнуло. И, почти одновременно, прекратился минометный обстрел.

- Нияк батарэю лётчыкы накрылы! - воодушевился Слюсаренко. - От вона зараза нам дыхаты не давала! Тилькы мы в атаку - так почынають… Артылэрия лупыть, йим всэ до одного мисця. Накопалы там катакомбив…

- Катакомб, - зачем-то поправил украинца дед.

- Я и кажу, катакомбив. Можэ зараз накрылы, га?

- Надежда - сестра веры и дочь мудрости! - внезапно сказал Кирьян Васильевич.

Слюсаренко замолчал, огибая очередную дырку в земле. А потом спросил:

- Ты бува нэ вируючый?

- Есть такое…

- Я тэж. А як тут бэз цёго. Мина ця чортова, днив зо три прям пидо мною… Штаны розирвало, аж срам налюды. Вэсь взвод рэготав. Хто жыви лышылысь. А на мэни ани подряпыны. От вони янголы…

- Смотри-ка… - показал Кирьян Васильевич куда-то в темноту.

- Чого? - откликнулся хохол. - Тьфу ты! Пэтька, поганэць, усю роту свойим «чого» заразыв !Месяц услужливо выполз из длинного облака. По нейтралке бежали трое и волокли в плащ-палатке кого-то четвертого.

- Твойи? - спросил Слюсаренко, но к винтовке приладился.

Дед никого не разглядел, но услышал голос костерящего весь свет Ежа.

- Мои…

- Кого? Кинулся он им навстречу.

- Валерку в ногу цепануло минометкой. В тоже место, говорит… - на бегу кинул Еж.

Дед и старший сержант Слюсаренко схватились за ткань и побежали тоже, стараясь не спотыкаться и не падать. Получалось не всегда.

- Где раздобыли-то?

- Кого? - по-еврейски ответил неугомонный Еж.

- Плащ-палатку…

- Да сняли там с кого-то… Вся дырявая. Как бы не разъехалась.

- Габардынова, - сказал Слюсаренко. - Дэбэла значыть. З нашого комвзвода. Позапрошлого. Тры дни и повоював. Мы на поли пид кулэмэтамы позалягалы, вин встав, «За Родину!», крычыть, «За Сталина». Пацан зовсим. Я хвамылию його так и нэ запамъятав… Мы й пробиглы метрив из дэсять. И впъять полягалы. А от його… Там и лэжыть?

- Ага, - ответил Еж, понятия не имея, где это там. Вернее «там», где была подобрана плащ-палатка и «там», где погиб неизвестный лейтенант, это, как оказалось, совершенно разные вещи. Война, она совсем не такая, как в компьютерных играх…

Дотащили злобно матерящегося Валеру без приключений. А в окопах встретили бойцы и Валерку утащили в санбат, а остальных проводили до лейтенанта Костяева.

- Ну? Как? - спросил тот, встречая партизан у входа в свою землянку. - Все целы?

- Двое раненых у них, утащили уже.

- А немца накрыло, значит… Жалко… Ладно, ныряйте в землянку, чаю попейте и я вас до батальона провожу. Машина должна за вами прийти. В полк.

- Кстати, товарищ лейтенант, а число сегодня какое? - спросил Вини.

- Уже пятнадцатое. А что?

- Нам надо срочно доставить информацию государственной важности до командования.