– Ты любишь моего брата, Джудит?

Она изумленно распахнула свои небесно-голубые глаза. И все же ответила:

– Разумеется нет, и тебе это прекрасно известно. И он меня не любит. Это договор между семьями, на котором настоял мой отец. Среди людей нашего круга браки по расчету не редкость.

Она объясняла ему все это, будто он сам ничего не знал. Но что-то в ее голосе заставило его про-должать.

– Что же, ты не хочешь выйти замуж по любви?

– Мои желания в расчет не принимаются.

Теперь он слышал в ее словах скрытую боль и что-то еще – возможно, молчаливый протест.

Он стукнул кулаком по подлокотнику.

– Если ты хочешь выйти замуж по любви, почему бы тебе не пойти против воли отца? Скажи ему, что не хочешь выходить замуж за Себастьяна.

Джудит резко встала. Повернувшись к нему спиной, она сказала далеким голосом:

– Пойти против воли отца? Я знала, что ты циник, Ричард Кент, но никогда не думала, что ты станешь учить молодую девушку неповиновению родителям. – Плечи ее дрожали, голос звенел. – Мой долг выйти замуж за того, кого выбрал отец. Он знает лучше, чем я, что мне нужно.

Ее ответ, простой и откровенный, лишал его надежды. Каким дураком он был, решив, что ради него она оставит Себастьяна! Испытывай она к нему хоть какие-то чувства, чему у него было слишком мало доказательств, она никогда бы не ослушалась воли отца. Не зря ее прозвали Джудит Беспорочной.

А может, он все придумал? Может, он был ей безразличен и ошибался в ее отношении к нему? Ведь он всего лишь младший сын, который может в будущем рассчитывать лишь на свое дело, которое, в свою очередь, зависит сейчас от странностей сельского священника и Генделя.

Он калека, и немногие женщины находили его привлекательным. С чего Джудит любить его, если у нее есть Себастьян, крепкий и здоровый?

Он покачал головой и мрачно уставился в огонь.

– Ты примерная дочь. – Ему не удалось скрыть горечь в голосе. – Я убежден, что ты будешь Себастьяну хорошей женой.

Она обернулась к нему и сказала обиженно:

– Ценю твою похвалу. Ты больше ничего не хотел сказать? Хотел лишь выяснить, как я отношусь к твоему брату?

Ее слова напомнили ему о записке.

– Себастьян послал вперед гонца, чтобы сообщить, что прибудет через несколько часов. Я подумал, что тебе следует знать об этом.

Он не мог потом объяснить, почему, сказав это, он обернулся, но он был рад тому, что успел заметить ее реакцию.

На мгновение она побледнела, тень разочарования пробежала по ее лицу, но она постаралась взять себя в руки и сказала лишь:

– Понятно.

На лице ее не было той радости, которую обычно испытывает невеста, узнав о скором приезде жениха. И Ричарду было приятно это заметить.

Он решил не притворяться более. Надо было использовать возможность.

– Ты не должна выходить замуж за Себастьяна, если не хочешь.

Она через силу улыбнулась.

– Уверена, Себастьян будет замечательным мужем. – Увидев, что он нахмурился, она продолжала: – Ты ведь знаешь, какой он. Он обещал моему отцу, что сделает меня герцогиней, и сдержит свое слово несмотря ни на что. – В голосе ее слышалась горечь.

– А ты, ты хочешь быть герцогиней? – Он должен был услышать ее ответ. – Скажи мне правду, дорогая, прошу тебя.

Она разволновалась, когда он назвал ее «до-рогой».

– Я хочу ублажить отца. Неужели ты этого не понимаешь? Я его единственная дочь, он так надеялся, что я стану герцогиней, и поместье Веверли соединится с его поместьем.

Ричард наклонился вперед, не сводя с нее пристального взгляда.

– Понимаю. Но хочешь ли ты быть герцогиней? Я должен знать это, Джудит.

Она вновь побледнела и направилась к двери. Он решил было, что она уйдет, так и не ответив, но вдруг она остановилась и бросилась к его креслу.

Опустившись на колени, она поцеловала его в щеку.

– Пусть будет как будет, Ричард! – прошептала она дрожащими губами. Казалось, она вот-вот расплачется. Не спуская с него умоляющих глаз, она нежно погладила его по щеке, потом отвела руку. – Давай оставим все как есть.

И она выбежала из комнаты.

А он сидел, пораженный, и смотрел ей вслед. Потом медленно улыбнулся. Ответа он все-таки добился.

Ну хорошо, думал он, к черту ее отца, к черту Себастьяна, к черту их всех. Все устроится с Генделем, и тогда все устроится и с Джудит. И что бы Джудит ни говорила, он сделает по-своему.

Корделия заметила, что ближе к Лондону количество карет, почтовых и обычных, повозок, телег утроилось. Днем Себастьян сказал, что его поместье находится к северо-востоку от города, в нескольких милях от него. После этого он надолго замолчал и сидел, мрачно уставившись в окно.

Корделия не знала, как понимать его дурное настроение. Видимо, это было как-то связано с их с Гонориной вечерним разговором. Корделия умирала от желания узнать, о чем они говорили, но Гонорина не сказала ей ни слова.

После того как она целую вечность проговорила с Себастьяном, Гонорина вернулась в их с Корделией комнату и сказала лишь:

– Полагаю, ты достаточно взрослая и сама знаешь, что делаешь. Правда, я не думала, что ты станешь меня дурачить.

«И это все?» – подумала Корделия. Она ожидала, что Гонорина будет читать ей нотации, и даже заготовила ответную речь о том, что ей уже двадцать три года, и она вполне в состоянии сама о себе позаботиться. Но Гонорина ограничилась лишь этим кратким замечанием, из которого Корделия никак не могла понять, о чем все-таки говорила Гонорина с Себастьяном.

Это занимало ее и сейчас. Она взглянула сначала на Гонорину, потом на Себастьяна. Оба были тихи на удивление, что заметил и викарий.

Корделия свернула в трубочку ноты и нетерпеливо барабанила ими по коленке. Эта парочка ее с ума сведет!

Особенно Себастьян со своими предложениями!

Она не могла винить его в том, что он рассчитывал сделать ее своей любовницей. Ведь она сама вела себя вчера просто бесстыже. Но почему этот человек так странно изливал свой гнев – довел до беспамятства своими поцелуями и добился того, что она сама бросилась ему на шею?

Она сердито стукнула нотами по колену. Слава Богу, она не дала ему обещания встретиться в Лондоне!

– Поберегите ноты до Веверли, – сказал ей Себастьян.

Она взглянула на него, и он, впервые за день, улыбнулся. Улыбка его, таинственная, чувственная, напомнила Корделии о его ласках. Словно угадав ее мысли, он окинул ее взглядом и улыбнулся еще шире.

Ее бросило в жар, и она заерзала на сиденье в смущении. Неужто ему доставляет удовольствие указывать ей на ее же слабости?

Она резко отвернулась, и руки ее еще сильнее сжали ноты. Ах, если бы это была его шея! Этот распутник совершенно уверен в ней, уверен в том, что она побежит к нему в Лондоне, забыв про все оскорбления, которые он ей нанес. Любая связь между ними не приведет ни к чему хорошему, но он слишком нагл и самоуверен и не желает этого признавать.

Нет, она докажет ему, что у нее тоже есть гордость. Пусть только попробует приставать к ней в собственном доме!

Но ее дрожащие руки говорили совсем о другом. Разве сможет она сопротивляться? Вся ее решимость пропадает, стоит ему только поцеловать ее. Если он только приласкает ее так, как ласкал вчера, она, забыв про все, согласится стать его любов-ницей.

Она тряхнула головой, словно пытаясь отогнать от себя эти мысли. А может, он не будет искать с ней встреч. Вдруг, встретившись с невестой, он про нее забудет?

Но и эта мысль ее не утешила.

Внезапно Себастьян выпрямился и, радостно улыбнувшись, выглянул в окно. Они въехали на холм, и дорога, ведшая вниз, шла мимо больших усадеб и раскинувшихся поодаль поместий.

– Посмотрите! – Он указал на видневшийся вдали особняк светлого кирпича. – Это Веверли! – И в голосе его звучала законная гордость владельца.

Корделия наклонилась вперед, чтобы получше разглядеть дом. Ребристая крыша венчала огромный дом с флигелями по обе стороны. Судя по количеству окон, в доме было не менее пятидесяти комнат. В одном из флигелей, по-видимому, была кухня, а в другом – конюшня. Наверняка у Себастьяна была не одна карета и, скорее всего, отменные лошади.