– Прекрати, Пруденс, – прервала ее Корделия. – Тебе отлично известно, почему я пошла в лес.

– И что же ты делала в лесу? – сурово спросил викарий.

Корделия с трудом сдерживалась.

– По какой надобности женщина удаляется в лес? – Она сердито взглянула на отца. – Почему приходится скрываться в лесу, когда под рукой нет ночного судна?

Он потупился и пробормотал:

– Да-да, конечно.

Корделия, не давая Пруденс выступить с еще более страшными обвинениями, продолжала:

– Я уже выходила из лесу, когда столкнулась с его светлостью, который стал читать мне нотации и объяснять, как неблагоразумно уходить в лес одной. – Она пристально посмотрела на Пруденс. – Он посоветовал мне в следующий раз брать с собой тебя, Пруденс.

– Да-да! – Гнев батюшки обратился против ее обвинительницы. – Весьма поразительно, что тебе в голову не пришло сопроводить Корделию. Какая дуэнья отпустит свою подопечную в лес одну?

Корделия поразилась злобе, сверкнувшей в глазах Пруденс. Она знала, что у старухи характер не сахар, но то, как она смотрела на викария, было уж слишком. Во взгляде этом было столько горечи, даже ненависти, что у Корделии холодок по спине пробежал.

– В следующий раз не премину, – процедила сквозь зубы Пруденс, усаживаясь прямо, в своей излюбленной позе. – Можете быть уверены.

«Замечательно, – подумала Корделия. – Теперь у меня целых два опекуна».

Она наклонилась, чтобы поднять свою сумочку, в которой лежали ноты. Да, путешествие продлится дольше, чем она рассчитывала. Гораздо дольше.

Герцог, ехавший позади кареты, думал о том же. И еще жалел, что вылил джин Хопкинса. Бедняга кучер уверил его, что в ближайшем городке прикупит еще, но Себастьяну джин нужен был немедленно. Он приехал из Индии не с самым теплым гардеробом и никак не ожидал, что почти сразу придется отправляться на север. Заказывать новое теплое платье времени не было, а старая одежда ему, после стольких лет на карри и тропических фруктах, уже не подходила – он похудел. Так что, кроме сюртука, у него ничего теплого не было.

По правде говоря, за годы, проведенные в Индии, он не соскучился по огромным безвкусным ростбифам, но без тяжелой пищи тело его стало стройным и поджарым, и он острее ощущал холод. Он не солгал Корделии, когда сказал, что воздерживается от поездки верхом из-за погоды. Себастьян поежился, натянул треуголку на уши и впервые в жизни пожалел, что не носит парика.

Нет уж, мрачно ухмыльнулся он. Лучше уж померзнуть пару месяцев, чем брить волосы и носить на голове попону. Кроме того, если все пройдет как надо, он скоро вернется в Индию.

Эта мысль привлекла на время его внимание. Индия! Как же он тосковал по ней, несмотря на то, что часто чувствовал себя там одиноко. Скорее всего ему надо будет вернуться туда не так уж и надолго. С каждым днем английских купцов, торгующих с его компанией, становилось все больше. Капитал его рос, дела с подготовкой управляющих, которые должны были его заменить, когда он решит окончательно вернуться в Англию, шли неплохо.

Но тем не менее ему было не совсем с руки оставлять бизнес без присмотра, но что поделать – надо было ехать помогать Ричарду. Была и еще одна причина его приезда в Англию – предстоящая женитьба на Джудит. Она уже достигла возраста, когда принято выходить в свет, и отец ее с нетерпением ожидал дня свадьбы. Когда Себастьян получил письмо касательно Ричарда, то сразу решил, что удобнее времени для бракосочетания не сыскать. Ему нужна была жена, которая родит ему наследника, и он должен был отплатить лорду Квимли за его помощь.

Но в последнее время он с неохотой думал о надвигающейся женитьбе. Раньше эта мысль не пугала его. Женитьбу он воспринимал как очередной свой долг перед семьей. Даже Джудит, которую поначалу не слишком привлекала необходимость провести несколько лет в Индии, теперь была согласна с тем, что это необходимо. Так что не ее сомнения были причиной нерешительности Себастьяна.

Он мрачно нахмурился. Неужто дело в Корделии Шалстоун! Он снова вздрогнул, но на сей раз не от холода. Более того, ему словно стало теплее, когда он вспомнил об их встрече в лесу. Она слишком быстро одернула юбки, и он успел заметить лишь краешек ее нежных бедер. Он готов был голову ей оторвать, хотя на самом деле лучше уж было бы оторвать… некую часть собственного тела, которая, когда дело касалось Корделии, становилась просто неуправляемой.

Когда потом, в полумраке леса, она смотрела на него своими горящими глазами и ее полудетские губы были чуть раскрыты и так и звали к поцелую, он едва с собой справился.

Черт подери, что она творит с ним! Он чувствовал себя рядом с ней зеленым юнцом, впервые заглянувшим в дом терпимости, возбужденным, взволнованным, умирающим от желания. Нет, это чистое безумие, его так и тянет к ней!

И не только физически. Его привлекало и то, как она отваживалась спорить с ним, как умела разбираться с самыми, казалось бы, невозможными ситуациями. Он никогда еще не встречал молодой женщины, которая не кокетничала с ним и не жеманилась. Беспорочная Джудит старалась подладиться под тех, кто был ей дорог, Корделия же при любых обстоятельствах оставалась сама собой.

Он тряхнул головой, словно желая избавиться от необоримого вожделения, которое пробуждала в нем Корделия. Годы, проведенные в изобилующей чувственными наслаждениями Индии, заставили его забыть о том, как принято себя вести в добропорядочной старушке Англии. В Индии, когда его тело желало наслаждений, к его услугам была любовница; там природа играла всеми немыслимыми красками, там – экзотические фрукты и пьянящие ароматы тропиков. Теперь, когда он вернулся на родину, душа его тосковала по свету, просторам, красотам, которых так не доставало английской зиме.

И вот появилась мисс Шалстоун, и тело его воспрянуло. Ничего более. Он желал ее, но – как жаждущий желает глотка воды. Вполне понятная реакция.

Но почему же Джудит не пробуждала в нем подобных чувств?

Он вновь нахмурился. Может, его влечение к Корделии – это последние судороги холостяка, которого тащат к алтарю? Будь он помолвлен с Корделией, вполне возможно, он испытывал бы теперь влечение к Джудит.

Мысль эта показалась Себастьяну столь абсурдной, что он едва не расхохотался.

В конце концов неважно, что привлекает его в Корделии. Но поддаваться не надо. Она не из тех женщин, что довольствуются случайными связями, да он и не хотел бы такого. Она – как хорошее вино, которое нужно пробовать медленно и внимательно. Но на нее он не имел никаких прав, и какая разница, что говорят его чувства: он помолвлен с Джудит и не может забывать об этом.

Он должен перестать думать об этой загадочной мисс Шалстоун, должен относиться к ней так, как относится к собственным сестрам – терпеливо, приветливо и с юмором. Он должен вести себя ответственно, помнить о невесте и оказывать Корделии лишь необходимые знаки внимания.

Но когда дорога спустилась с холма и по обеим сторонам ее потянулись бесконечные ряды сосен, он вдруг вспомнил Корделию в лесу и застонал от тоски. Порой так трудно быть ответственным за что-то, подумал он. Просто невыносимо.