Теперь она, Маруся, вся дрожит от охватившего ее волнения. Сандро и Валь во все глаза смотрят на нее. Потом Валь с серьезным, сосредоточенным видом поворачивается к Сандро и, повертев пальцем около своего лба, говорит с неподражаемо-комическим выражением:

— Спятила! Это так же ясно, как то, что меня зовут Валентин!

Маруся смотрит на него с минуту, ничего не видя. Потом, как бы спохватившись, говорит быстро-быстро:

— Узнала, узнала. Я и Гема сидели в зеленой сакле и шили к предстоящему спектаклю костюм. И Моро был с нами. Потом Моро и Гема вышли на обрыв смотреть на Куру. А я осталась. Сначала все было тихо, потом вдруг что-то как заскребется, я думала — мыши. Вышла в переднюю комнатку. Встала за дверью, гляжу и вижу — часть стены отодвинулась немножко, образуя проход. Проход вниз, в землю. Я никогда и не подозревала. И вышли Селта и Селим. Они о чем-то оживленно рассуждали. Селта сердилась. Селим точно молил о чем-то. Слушаю, Селта говорит: «Скучно здесь. Все уроки да нотации. „Друг“ сердится на лень. Учиться заставляет. Счастливая эта Даня. Живет, верно, припеваючи у тетки Леилы-Фатьмы, забавляет игрою ее гостей. Досадно, что не я на ее месте. Не уехать ли мне в Кабарду? Выйду за богатого бея замуж. Буду рядиться, как куколка, кушать целый день сласти и шербеты. А потом в Питер уеду. Блистать буду при дворе царя. С богатством все можно!» А Селим, чуть не плача, молит: «А я как же без тебя, Селта? Возьми и меня». А она-то: «Куда я с такой курицей денусь? Ты и сейчас, говорит, распустил нюни». А он, Селим то есть, отвечает: «Я-то курица? А кто по одному твоему слову сплавил отсюда Даню и передал Леиле-Фатьме?» А она… Но тут уже я не слушала больше. Шасть из сакли и сюда. Прямо к вам под окошко. Вот вам и Селта! Вот вам и Селим! И Даня где, теперь мы знаем! Сейчас бегу все рассказать «другу» и тете Люде.

И Маруся рванулась вперед всей своей небольшой, но сильной фигуркой.

Внезапно железная рука Сандро сжала ее руку, как в тисках.

— Ни с места! Или ты не знаешь, девочка, что горячность портит дело? Слушай меня и запомни хорошенько: узнать немного — не значит узнать все. Ты сделала уже порядочно. Надо довести до конца. Сила, учил нас «друг», правит руками, разум — головой. Ты выйдешь как ни в чем не бывало к ужину и будешь молчать. Молчать до времени, пока тебе не скажет твой разум, пока я не появлюсь здесь около тебя. А сейчас… Сейчас я должен идти.

— Куда? День на исходе. Дождик. В такую погоду куда ты пойдешь, Сандро? Куда?

Валь и Маруся широко раскрытыми глазами глядят на грузина.

Тот, по своему обыкновению, сильно встряхивает плечами.

— Я еду к Аге-Кериму. Он мудрейший и смелейший из людей, которых я знаю. Я поскачу к нему в горы и скажу: «Ага! Ступай к „другу“. Вместе вы обсудите дело, вместе придумаете, как возможно найти Даню». Вот что я скажу и привезу его сюда.

— Но Кура в разливе. Ты не попадешь на ту сторону, в горы, — волнуясь, говорит Маруся. — Не вернешься к ужину, наконец.

— Кто это сказал?

Фраза эта срывается так гордо и неподражаемо независимо с губ мальчика, что Валь не может не хлопнуть его по плечу в знак своего одобрения.

— Экий ты молодчинище, Сандро! Честное слово, право, молодец!

Эти слова нагоняют Донадзе уже у порога. В дверях он останавливается на миг.

— Помни же, ни слова о слышанном никому, пока я не вернусь.

Через несколько мгновений он уже на конюшне.

— Друг мне ты или не друг, Аршак? — спрашивает он молодого, девятнадцатилетнего конюха, брата Моро.

— Зачем пытаешь меня, батоно? Или не знаешь, что после княжны ты первый у меня!

— Спасибо, товарищ. Верь, Сандро, он тебя не обманет. Дай самого быстрого, самого лихого коня без разрешения княжны.

— Эльбруса?

— Давай его. Взнуздай скорее. Мне надо вернуться к ночи.

— В такую бурю ты едешь! В такой дождь! Гляди, размыло дорогу.

— Пустое, приятель. Авось вынесет добрый конь.

— Тогда с Богом, и да хранит тебя святая Нина!

Дождь льет, не переставая. В горах слышатся глухие перекаты грома, предвестники дальней грозы. В бурке и башлыке, завязанном наглухо, так что только одни глаза черными огнями светят из-под сукна, Сандро выходит из ворот, ведя на поводу коня. Только бы не встретить дядьку Михако по дороге. Тогда пропало все.

Эльбрус на поводу передвигает чуткими ушами, вздрагивает всем телом, танцует на месте, чуя, очевидно, инстинктом дальний, далеко не безопасный путь.

Отойдя шагов двадцать от дома, Сандро ловко вскакивает в седло. Этот Эльбрус не тот, что был раньше. Сандро сумел обуздать его, усмирить его дикость, подчинить своей воле. Недаром он объездил с ним все прилегающие к Куре низины и ближние окрестности гор. Но сегодня Эльбрус снова неспокоен. Рев Куры пугает нервного, порывистого коня, раскаты грома страшат гнедого кабардинца.

Кура! Ее белые волны нынче снова расходились. Бунтуют они и клокочут, разлившись по низменной стороне берегов.

— Айда! Айда! — гикает Сандро, сжимая крутые бока Эльбруса.

Но тот пятится назад, раздувая ноздри, и хрипит. Тогда внезапное отчаяние решимости овладевает юношей.

— Аршак, сюда! — зовет он конюха. — Бери Эльбруса обратно, бери бурку. Ему не проплыть Куры.

И сдав конюху то и другое, лихо, одним духом сбегает вниз к воде.

— Батоно! Батоно! Что ты хочешь делать?! — вскрикивает Аршак.

Но уже поздно. Стройная, точно из стали выточенная фигурка в черкеске, с тонкой талией, перетянутой кушаком, находится уже в самом низу.

Взмах руки, и Сандро борется с волнами.

Переправы нет на ту сторону. Объезжать кругом — такая даль, а нынче же надо поспеть к Ага-Кериму и привести его сюда.

На утесе в саду стоят Валь и Маруся.

— О, зачем мы его пустили? Зачем не помешали ему? — лепечет девочка, следя глазами за плывущей по волнам фигурой.

— Вот дурочка! Не думаешь ли ты, что Сандро так глуп, чтобы утонуть? Гляди, волны перекидывают его с одной на другую. Какой молодец! Гляди, и он уже скоро на том берегу.

Валь прав. Сандро почти у цели. Он борется с волнами, работая руками с поразительной быстротой, и весь мокрый выскакивает из воды. Он считается в Гори лучшим пловцом. Спасибо князю Андро и «другу», что воспитали в нем душу и тело, закалив их в бесстрашии перед всякой бедой.

От Джаваховского гнезда до горной усадьбы Ага-Керима верст восемь.

Бек Керим Джамало «отстроился» близко от Гори по соседству, в горах.

Только бы добежать туда. А там Ага-Керим прикажет запрячь коней, и обратный путь — пустое.

Ноги Сандро быстры, как у молодого оленя. Он летит стрелою по узкой тропинке, вьющейся между скал. Точно крылья выросли у него за спиною, точно высшая сила подгоняет его. «Быстрее, быстрее, Сандро!» — подбодряет сам себя мальчик. Тропинка тянется лентой, опять пропадает. Раскаты грома теперь слышней. Дождь стих. Зато змеи молний разрезают огненными жалами добрую половину небес.

Ноги Сандро скользят по мокрой скалистой почве. Зуд усталости растет у колен. Отдохнуть бы, присесть. Но нет, нет! Как можно! Нет времени для отдыха. Скорее, скорее надо выяснить истину. Надо развеять тоску «друга», дать милой, любимой княжне облегченно вздохнуть.

Все выше уходит вдаль тропинка. Все быстрее, стремительнее шагает по ней юный грузин. Теперь уже он не слышит грома, не видит молний. Вдали мелькает ограда. Это усадьба, выстроенная по образцу грузинских, — усадьба Ага-Керима.

— Стоп, Сандро, стоп!

Мальчик останавливается перевести дыхание. Его мокрая одежда липнет к телу. Ноги подкашиваются от усталости и дрожат. Но голова его светла и мыслит здраво, как будто переправа вплавь по Куре и бешеный переход по горам остались там, далеко позади, в прошлом.

Ага-Керим только что приготовился уснуть на тахте, как перед ним предстала Гуль-Гуль.

— Пришел грузинский мальчик из гнезда джаным-Нины, хочет говорить с тобой, повелитель.