— О, какая красоточка! Джаночка! Светик жизни моей! Изумрудный, алмазный камешек из перстня Аллаха! Поцелуи меня, весенняя лилия Карталинских долин!

И прежде нежели успевает что-либо произнести в ответ Даня, она чмокает ее прямо в губы, а затем, внезапно смутившись, закрывается чадрой.

Керим поднимается с места.

— Если между северными девушками у тебя на родине есть еще хоть одна такая, как богата должна быть ваша прекрасная страна, — говорит он ласковым голосом, улыбаясь, Дане.

Даня привыкла к выражениям восторга. Там, в концертных залах, со своей арфой, она успела их выслушать многократно. Похвалы не новость для нее. Но этот татарин-джигит с величественной осанкой говорит так образно и красиво, с самодовольной улыбкой.

Недовольна только Нина. Ее черные брови сдвигаются близко. Она хмурится и говорит:

— Спасибо за ласку, дорогие гости, но вы совсем мне захвалите девочку. Это не годится.

— Я вполне согласен с вами, кузина: хвалить следует осторожно за личные достоинства, а не за хорошенькое личико, — раздался чей-то голос за плечами Дани.

Это говорит князь Андро — высокий казак-есаул, с черными усами, с задумчивым глубоким взором темных глаз, с серьезным лицом и шрамами вдоль щеки и над бровью.

— Князь Андро верен себе, — отзывается кто-то, — он не любит тратить даром похвалы.

— Вы правы, — отвечает, не сводя глаз с Дани, князь Андро.

По лицу девочки пробегает улыбка.

Он не знает еще, этот грузинский князек, какая она талантливая музыкантша. И она чуть заметным наклонением головы отвечает на его привет.

К князю Андро, или Андрею, как его иногда называют, незаметно подкрадывается Селтонет.

— Ты хорошо сказал это, — говорит она шепотом, поблескивая хитрыми глазами, — ты хорошо сказал. Красота дается самим Творцом и белокурые, как облака на небе, локоны тоже, и очи синие, как Восток и горные цветы. А доброго никто еще не видал от русской. Клянусь! Еще никто не видал!

— Молчи, в тебе говорит зависть, Селтонет! — незаметно шепчет ей Маруся. — Даня — сирота, недавно потеряла мать, не успела еще хорошенько и познакомиться с нами. Ни доброты ее, ни души ее самой ты еще не успела узнать, — добавляет добрая маленькая казачка. Она говорит это тихо, чтобы услышала ее одна только кабардинка. Но Валентин, каким-то чудом очутившийся подле, слышит тоже.

Когда «друг» отходит к гостям, он наклоняется к смуглому личику татарки и шепчет, щуря свои насмешливые глаза, шутливо, без всякой злобы:

— Что, скушала, очаровательная султанша! В другой раз не сунешь куда не надо свой длинный носик! Нет!

— Валь! Валь! И тебе не стыдно! — замечает Гема.

— Ах, ты! И эта теперь запела! Святоша наша плакать собралась! Пожалуйста, не разводите сырости, прелестная Гема! Праздник «друга» мог бы пройти без дождя.

И, пожав плечами, Валь отходит в сторонку, туда, где цветник барышень и молодых людей. Валя особенно здесь любят как сдержанного, всегда остроумного мальчугана. И его всегдашний спокойный вид, делающий его похожим на переодетого принца, и язычок, порой острый, как бритва, — все это влечет к нему сердца. Князь Андро Кашидзе отзывает его в сторону.

— Мой мальчик, как идут твои дела? — спрашивает Андро.

— «Друг», я и Сандро читаем теперь греческую мифологию, — отвечает Валя. — Сандро от нее в восторге, а я нет.

— Почему?

— Греки поклонялись богам, как людям. Их боги были те же люди, почти подобные им. Разве можно поклоняться людям, князь?

— А разве ты бы не мог делать этого, Валя?

— Нет! Поклоняться людям, нет! Ни за что, князь!

— А «другу»? Или ты не поклоняешься княжне Нине, ее уму, сердцу, доброте?

— Я уважаю, ценю и люблю «друга», князь. Она все знает. Но когда я буду такой же взрослый, как она, я постараюсь знать не меньше. Стало быть, я должен буду поклоняться и себе. Хорошо ли это? Скажите!

Замечание Валя вызывает улыбку на лице князя Андро.

— У тебя умная голова, Валь, — говорит он, — я приложу все старания убедить кузину учить тебя дальше. Ты бы хотел, по окончании гимназии, поступить в университет?

— О!

Это «о» сорвалось спокойно и тихо с уст мальчика. Но в нем, в этом «о» — целая гамма тончайших переживаний. Недаром все в Джаваховском гнезде называют Валя «будущим ученым».

Князь Андрей внимательно взглянул на Валя и в душе решил, что должен сделать счастливым этого мальчика, богато одаренного, замкнутого и одинокого по природе.

Тихий восточный вечер. Пышные гирлянды, свитые из зелени чинар и каштанов вперемешку с розами из сада, оцепляют дом, террасу и сад. На плоской кровле кончается поздний обед.

Князь Андрей провозгласил последние тосты в честь хозяйки дома, ее подруги и наставницы, всеми любимой «тети Люды», и всего гнезда. Потом он отдал какое-то приказание Павле. Тот переглянулся с Аршаком и Михако, прислуживавшим за столом.

— Одним духом, спешу!

На площадку перед садом выводят коней.

Эти кони — гордость Нины и всего Джаваховского гнезда — все тонконогие, нервные, подвижные. Но лучше всех Эльбрус, золотогривый красавец, полудикий, не подпускающий к себе никого.

— Джигитовка будет, джигитовка!

Два молодых хорунжих, два новоиспеченных юнкера, случайно попавших на лето в Гори, да Селим и Сандро выступают вперед.

Как кошка, крадется за ними Селтонет.

— Селим, Селим, слушай: если ты опередишь их всех, я подарю тебе мой пояс с бирюзою. Он стоит полтора тумана. Его сняли с покойной моей матери и отдали мне. Поддержи славу родной Кабарды, Селим!

— Не учи, женщина. Селим лучше тебя знает, что делать!

Обычно покорный словам девочки, Селим теперь весь преобразился. С лихо заломленной набок папахой мальчик первый вскакивает в седло.

— А вы, Валентин, не будете джигитовать? — тоненькая барышня, Лида Марголина, дочь командира казачьего полка, подходит к Валю. Тот пожимает плечами.

— Я предпочитаю джигитовать каждое утро над математикой и латынью. Впрочем, если «друг» пожелает.

Нина улыбается.

— Ступай, Валь. «Друг» этого желает, да. Пусть юный философ не отстает от других.

Нина Бек-Израил гордится ловкостью своих питомцев. Она любит показать обществу своих мальчиков во всей их красе.

У нее в руках венок, свитый из роз и лавра. Он предназначается на голову победителю, герою удалой скачки. Кто первый, описав круг по лужайке и перескочив высокий барьер, наскоро поставленный Павле и Аршаком, примчится к цели, подняв с земли платок, тот получит в награду этот венок.

У Сандро сердце в груди мечется, как птица. Если венок достанется ему, он умрет от счастья у ног обожаемого «друга».

Гема подходит к брату.

— Не садись на Эльбруса, мой голубь! Он дикий, Эльбрус. Он тебя понесет.

Селтонет смеется:

— И сбросит девчонку в шальварах.

Глаза Сандро сверкают, как солнце.

— Молчи, Селтонет! — произносит он и вскакивает как раз на Эльбруса, дикую, невыезженную лошадь.

Маруся тоже горит желанием джигитовать.

— Тетя Люда! «Друг»! Пустите меня. Пустите! Я на Шахе поеду. Он самый тихий. Или возьму себе тетину Тавриду. Пустите!

Ее косы растрепались. Глаза блестят. Тетя Люда в ужасе: девочка в белом платье в мужском седле, верхом — это невозможно!

Ага Керим улыбается.

— Лихая казачка, джигитка, что и говорить! Люблю таких! Смела, орлица! — подзадоривает он.

— Да, это верно! — соглашается с мужем Гуль-Гуль.

Но Нина не согласна. Хотя она требует мужской смелости от своих девочек, но сейчас выдумка Маруси ей не по душе. Пусть джигитуют мальчики. Для нее, Маруси, еще придет пора отличиться.

Павле, Михако и Аршак зажгли просмоленные бочки на поляне, и на ней стало светло, как днем.

Князь Андрей подходит к широкой чинаре. Отсюда начало скачки.