Разве ей легко, хорошо здесь? Уехать бы ей снова с ее арфой далеко, далеко, выступать в концертах, играть, поднимать звуками бурю в сердцах людей, не заниматься уроками с утра до вечера. Ведь она, Даня, почти взрослая девушка, а главное, она артистка. Она вкусила уже сладость успеха. Ее не удовлетворяет такая жизнь. Ей нужна слава и поклонение толпы. В этой жизни, тихой и методичной, она умрет, умрет, зачахнет, как роза без влаги дождя, как птица в клетке. И потом, как странно здесь все, дико и необычайно. Эти дети, неведомо откуда взятые, этот гость-разбойник, выпущенный из тюрьмы и так уважаемый всеми здешними, этот «идеальный» Сандро, следящий за каждым шагом их, точно гувернер, и, наконец, эта страшная, зеленая, таинственная сакля, о которой им не позволено говорить и откуда несется ужасный вой. Одна эта сакля может свести с ума такую, как ее, Данину, впечатлительную натуру. А сейчас даже Гема, привязанная к ней, как верная собачка, и та даже забыла ее, носится в вихре вальса со своим кавалером. Она и думать забыла про Даню. А еще вчера клялась ей в дружбе, говорила такие ласковые слова. Злое, нехорошее чувство заполняет сердце Дани.

— Что с вами, вы грустите?

Это Валь. Его глаза щурятся чуть насмешливо. Не понять, ласковы ли или смеются они.

— Какой глупый праздник! — капризно срывается с уст Дани, и брови ее хмурятся.

— Глупый? Нет. Люди здесь веселятся красиво. Само небо улыбается им, — отвечает мальчик.

— Отчего же вы не танцуете, Валь?

— О, со мной никто из девочек не захочет плясать.

— Почему?

— Я близорук и вечно путаю свою даму в кадрили, это раз. Потом наступаю на ноги — это два, но, что хуже всего, никогда не слышу такта. Девочки этого не любят. Взгляните-ка, как ловки Сандро и Селим.

— Вы давно здесь в гнезде, Валь?

— Два года, как и все здешние, но, кажется, точно с трех лет от роду. Меня привез «друг» из Финляндии. У меня умерли отец с матерью от какой-то заразной болезни. Есть у меня еще сестра Лидия. Она за границей учится, кончает там университет. Она институтская подруга «друга». Мы были очень богаты прежде, но папа незадолго до смерти потерял все. Я такое же дитя-питомец, как и вы, сирота. — Он задумывается на минуту, потом лицо его оживляется настолько, насколько может оживиться спокойное лицо Валентина.

— Глядите, «друг» вернулся. Сейчас будет настоящее веселье. Смотрите! Смотрите! Уже началось.

— Куда она ходила? И кто это воет так часто и страшно у вас в усадьбе?

— Кто?

Валь морщит лоб, и юное лицо его делается вдруг старческим и забавным.

— Милая Даня, есть вещи, о которых у нас в гнезде не полагается говорить. Это тайна «друга», а чужие тайны должны быть для нас священны.

Даня улыбается с чуть заметной насмешкой.

— У нас здесь уже слишком много тайн, Валь.

— Может быть, вы и правы. Но, смотрите, смотрите! Тетя Люда приготовила «другу» приятный сюрприз.

Из толпы молодых девушек выделяется Маруся. Кубанскую казачку сейчас не узнать. Она, всегда веселая, теперь торжественная и серьезная. У нее в руках бандура, старинный малороссийский инструмент.

Маруся садится на ковер посреди кровли, поджимает под себя ноги и поет. Поет высоким звонким голоском, чистым, как струя плавленого металла:

Голос юной певицы льется серебристою волною. Вторят ей струны бандуры, Бог весть каким образом заброшенной на берега тихого Дона, оттуда на славную Кубань, затем на Куру.

Гости, небо и ночь слушают певицу. Марусино личико теперь как будто грустное, как будто одухотворенное нежным чувством к ее родине. Вспоминается детство, покойная мать-казачка, крошечный хуторок. Ах, ты, тихая, родная станица, широкая улица, кизиловые кусты, светловодная, милая, ласковая река!

Слезинки сверкают в глубине маленьких глаз Маруси. Последним всплеском раздается мелодия, и песнь обрывается.

— Якши, славно! Так только райская пташка умеет петь! — первый нарушает молчание ага Керим.

Гуль-Гуль бросается к девочке, целует.

Гости восторгаются.

— Браво, Маруся, браво!

— Хорошо, Маруся. Очень хорошо. Твоя очередь, Гема, теперь.

Бледненькая Гема выходит трепещущая, как тростинка в бурю.

Ее темные глаза похожи, как две капли воды, на глаза Сандро, только не такие смелые, как у него. Она выходит на середину кровли, складывает ручки, кланяется гостям.

Гема — дитя Кавказа, белая роза Алазанских долин. И в честь ее поэтичной, прекрасной родины складывается поэма Гемы — чудесная грузинская легенда о мудрой царице Тамаре, переложенная в стихи. Гема робко начинает:

И снова Тамара: