Лени. По-моему, да.
Франц. Кого же?
Лeни. Не знаю еще. Думаю, что жену Вернера.
Франц. Горбунью?
Лени. Да. Она повсюду сует свой нос.
Франц. Угости ее крысиным ядом.
Лeни. Она очень осторожна.
Франц. Как все сложно! (Беспокойно.) Мне нужно еще десять лет.
Лени. Предоставь мне десять минут.
Франц. Ты мне надоела. (Идет в глубь сцены, проводит рукой по сложенным на этажерке пленкам.)
Лени. А если у тебя украдут их?
Франц (резко поворачивается к ней). Что?
Лени. Пленки.
Франц. Ты сошла с ума.
Лени (сухо). Что если они придут в мое отсутствие, или еще проще: прикончат меня?
Франц. Ну и что? Я не открою. (Улыбаясь.) Они и тебя хотят убить?
Лени. Вероятно. Как ты проживешь без меня?
Франц не отвечает.
Ты умрешь с голоду.
Франц. Нет у меня времени голодать. Я просто умру — и все. Мое дело вещать. Смерть, она завладеет моим телом, а я даже не замечу этого и буду продолжать говорить. (Пауза.) Одно хорошо, тебе не придется закрывать мне глаза. Они выломают дверь и что найдут? Труп убитой Германии. (Смеясь.) Подобно нечистой совести, я буду издавать зловоние.
Лени. Ничего им не придется выламывать. Они постучат, ты будешь жив еще, и ты им откроешь.
Франц (удивленно, улыбаясь). Я?
Лени. Ты. (Пауза.) Они знают сигнал.
Франц. Они не могут его знать.
Лени. Последнее время они шпионят за мной, ты думаешь, они его не подслушали? Отец, например, несомненно знает.
Франц. Вот как? (Помолчав.) Он с ними заодно?
Лени. Кто знает? (Пауза.) Говорю тебе: ты им откроешь, откроешь.
Франц. И что же потом?
Лени. Отберут пленки.
Франц (открывает ящик стола, достает револьвер и с улыбкой указывает на него Лени). А это?
Лени. Они не станут прибегать к насилию, а просто убедят отдать их.
Франц смеется.
Умоляю: изменим сигнал.
Франц уже не смеется. Он смотрит на нее угрюмо, как затравленный зверь.
Ну так как же?
Франц. Нет. (На ходу вымышляет причину отказа.) Все неразрывно связано. История подобна священному писанию: изменишь запятую, и ничего не останется.
Лeни. Отлично. Не будем касаться Истории. Ты подаришь им пленки, а сверх того магнитофон.
Франц (с загнанным видом разглядывает пленки; колеблется, обуреваемый сомнениями). Пленки... пленки.. (Пауза. Задумывается, резким движением сметает их на пол.) Вот что я с ними сделаю! (Крайне возбужденно, таинственно, точно доверяет Лени важную тайну, а на самом деле придумывает все тут же на месте.) Представь себе, пленками я занимался на всякий случай. На тот случай, если бы тридцатый век не изобрел магическое стекло.
Лени. Стекло? Это что-то новое. Ты никогда не упоминал о нем.
Франц. Я не все рассказываю тебе, сестренка. (С довольным видом потирает руки, как отец.) Представь себе черное стекло. Тоньше эфира. Сверхчувствительное. На нем отражается дуновение. Малейшее дуновение. Вся история отражена на нем от начала времен до вот этого жеста. (Щелкает пальцами.)
Лени. Где же оно?
Франц. Стекло? Повсюду. Здесь. Это изнанка света. Они изобретут аппарат с вибрирующими пластинками, и все оживет. Ну что? (Точно в трансе.) Все наши деяния. (Снова резким и вдохновенным тоном.) То будет настоящий кинематограф: собравшись в кружок, Крабы увидят пылающий Рим и танцующего Нерона. (Обращаясь к фотографии Гитлера.) И тебя увидят, папаша. Ведь ты плясал, не правда ли? (Поддает ногой пленки.) В огонь! В огонь! На кой дьявол они мне сдались? Освободи меня от них. (Внезапно.) Что ты делала шестого декабря тысяча девятьсот сорок четвертого года в двадцать часов тридцать минут?
Лени пожимает плечами.
Не помнишь? А они знают: твоя жизнь раскрыта для них, Лени; я открыл жестокую истину: мы живем под постоянным наблюдением.
Лeни. Мы?
Франц (лицом к публике). И ты, и я, и все эти мертвецы; люди. (Смеется.) Держись прямо. За тобой наблюдают. (Мрачно, про себя.) Никто не предоставлен самому себе.
Короткий смех Лени.
Смейся, пока не поздно, бедная Лени. Тридцатый век придет как вор. Поворот рычага, ночь оживет; ты очутишься среди них.
Лени. Живая?
Франц. Умершая тысячу лет назад.
Лени (равнодушно). Подумаешь!
Франц. Погребенная и ожившая вновь: стекло все восстановит, даже наши мысли. Ну что? (Пауза. Не то с искренним, не то с притворным волнением.) А быть может, мы уже там?
Лени. Где?
Франц. В тридцатом веке. Уверена ли ты, что эта комедия идет впервые? Мы еще живые или уже перевоплотились? (Смеется.) Держись прямо. Если Ракообразные наблюдают, не сомневайся, они считают нас безобразными.
Лени. Почему ты так думаешь?
Франц. Крабы любят только Крабов: это естественно.
Лени. А если это были люди?
Франц. В тридцатом-то веке? Если останется хоть один человек, его поместят в музей... Неужели ты думаешь, они сохранят нашу нервную систему?
Лени. И потому это превращенье в крабов?
Франц (сухо). Да. (Пауза.) У них будут иные тела, а следовательно, иные мысли. Но какие? Какие?.. Суди сама, как важно и сложно мое дело. Я защищаю вас перед судьями, которых не имею чести знать. Работа вслепую: ты здесь невзначай обронил слово, а оно обрушивается из века в век. Что оно будет означать там? А знаешь, я иногда говорю белое, когда хочу, чтобы они представили себе черное. (В отчаянии опускается на стул.) О боже!
Лeни. Что еще?
Франц (подавленно). Стекло!
Лени. Ну и что?
Франц. Теперь все отражено на стекле. Нам постоянно придется следить за собой. Надо же было мне его найти! (Резко.) Объясняй! Оправдывать! Не знать ни минуты покоя! Мужчины, женщины, затравленные палачи, неумолимые жертвы, я стал вашим мучеником.
Лени. Если они все видят, к чему твои пояснения?
Франц (смеясь). Ха! Но ведь это крабы, Лени: они ничего не понимают. (Вытерев лоб платком, разглядывает его и разочарованно бросает на стол.) Соленая водица.
Лени. А ты чего ждал?
Франц (пожав плечами). Кровавого пота. Я заработал его. (Вскакивает. Оживленно и притворно весело.) Слушай мою команду. Лени! Ты будешь читать прямую передачу. Небольшая проба голоса. Говори громко и четко. (Очень громко.) Свидетельствуй перед судьями, что Рыцари Демократии не позволяют нам восстанавливать стены наших жилищ.
Лени молчит, все это ее раздражает.
Начинай, а потом я выслушаю тебя.
Лени (обращаясь к потолку). Свидетельствую, что все рушится.
Франц. Громче!
Лeни. Все рушится.
Франц. Что осталось от Мюнхена?
Лени. Несколько кирпичей.
Франц. От Гамбурга?
Лeни. Пустыня.
Франц. Где обитают уцелевшие немцы?
Лeни. В подвалах.
Франц (к потолку). Мыслимо ли себе это представить? Прошло тридцать лет! Улицы, заросшие травой, машины затерявшиеся среди сорняка. (Словно прислушиваясь к ответу.) Возмездие? Ерунда! Уничтожить конкуренцию в Европе — вот основной принцип. Отвечай, что осталось от нашего предприятия?
Лeни. Две верфи.
Франц. Две! До войны у нас их было сто! (Потирает руки. Естественным голосом.) На сегодня достаточно. Голос слаб, но когда ты его форсируешь, то ничего. (Пауза.) Теперь говори (Пауза.) Итак, решено подорвать мой дух?
Лени. Да.
Франц. Неудачный маневр: мой дух непоколебим.
Лeни. Бедный мой Франц! Он добьется всего, что задумал.
Франц. Кто?
Лени. Посланец оккупантов.
Франц. Ха! Ха!
Лени. Он постучит, ты откроешь и знаешь, что он скажет?
Франц. Плевать!
Лени. Ты считаешь себя свидетелем, скажет он, нет, ты обвиняемый. (Короткая пауза.) Что ты ответишь?
