– Ага. Как по телевизору.

– О Господи, – пробормотала тетя Рут. – Не рассказывайте своему папе, что я разрешаю вам смотреть «Дни нашей жизни». Никак не дождусь, когда этот сериал кончится.

Она остановилась и оперлась плечом о дверной косяк, чтобы передохнуть. Марта следила за ней глазами.

– Что худого в поцелуях? Папа может жениться на Эмме, и у нас будет мама. – Иметь маму, как имеют ее все остальные девочки, было бы самой прекрасной вещью на свете. Она не любила рассказывать другим, что ее мама умерла давным-давно. – Я хочу маму, как у других. Тетя Рут тяжело вздохнула:

– Эмма не как другие. Она не умеет даже готовить.

Мелисса захихикала:

– Папе нравится, как Эмма готовит. Когда у нее подгорает мясо, он не бесится, а отдает его собакам.

– В «Днях нашей жизни» никто не готовит, – сказала Марта, ожидая, когда тетя Рут уйдет в гостиную и сядет на диван.

Это был самый лучший диван, мягкий-премягкий, с пуховиками из афганской шерсти, сложенными на диванных подушках, поэтому любой при желании мог нырнуть под теплое шерстяное одеяло.

– Подите-ка лучше найдите вашего папу, девочки, – вымолвила Рут, задыхаясь и опрокидывая стул. – Я падаю от усталости.

В ту минуту, когда Мэтт вносил Рут внутрь дома, Эмма поняла, что она остается. Завтра автобус уйдет в Норт-Платт без нее, и это было прекрасно. Удивительно прекрасно.

– Положи ее на диван, – предложила Эмма. – Там ей будет удобно, и мы сможем за ней присматривать.

Мэтт бросил на нее удивленный взгляд:

– Мы? Я думал, ты уезжаешь.

Она не ответила ему. Она была слишком занят поисками в чулане чистого белья. Позже, когда Рут уложили на диван, Эмма обратилась к пожилой женщине, придав своему голосу теплые интонации заботливой сиделки:

– Хотите чаю, Рут? Или чего-нибудь холодного?

– Нет, Эмма, я в порядке. Я встану, как только смогу. – Рут застонала и перевернулась на бок. – Эти приступы благодаря милости Всевышнего не длятся слишком долго.

– Если вам нужно что-то принести… – Эмма заколебалась, не зная, можно ли Рут оставлять одну.

Нет, гостиная была в двух шагах, однако Рут все-таки стара, и боль у нее пока не стихла. Эмма пришлет сюда девочек на какое-то время, пока она не убедится, что Рут в порядке. Мэтт чинил на крыше телевизионную антенну, поэтому у Рут скоро будет возможность смотреть телевизор, пока она лежит здесь.

– Спокойно занимайся своими делами. Мэтт сказал, две недели испытательного срока истекли и завтра ты уезжаешь. Это правда?

Эмма подняла голову и встретилась со взглядом Рут.

– Нет, неправда. Я не собираюсь уезжать сейчас, когда вы не можете даже встать с дивана. Кто позаботится о девочках?

– Полагаю, это мы уладим, как улаживали прежде.

Эмма опустилась на стул. Она не часто засиживалась в гостиной, но теперь было самое время поговорить с тетушкой Мэтта по душам.

– Я вам не нравлюсь. Почему?

– Не дело городским жителям находиться здесь.

– Вам не кажется, что вы немного несправедливы? Меня наняли ухаживать за детьми, а не управлять фермой.

– Ты знаешь, о чем я говорю, милочка. Несправедливо – это то, как поступила с Мэттью его жена, а она тоже была из города. Думаешь, что парень запомнил урок, а он вместо этого приводит в дом еще одну худенькую барышню с длинными ногтями на руках и модной прической, которая не имеет представления, как вести хозяйство в доме или как готовить приличную еду для мужчин, работающих в поте лица. – Рут закрыла глаза и откинулась на подушку. На ту подушку, которую для нее взбила Эмма. – У меня просто разрывается сердце оттого, что все это повторяется вновь.

– Оттого, что все это повторяется вновь?

Рут открыла глаза и уставилась на нее:

– Мэтту нужно жениться еще раз. Мы вместе обсуждали некоторых женщин – местных женщин, – которые могли бы стать хорошими фермерскими женами. Ты не из их числа.

Разумеется, подумала Эмма, это не затронет ее чувств. Однако ей стало больно.

– Я не подыскиваю себе мужа, Рут.

– Марта видела, как ты сегодня целовалась с ее отцом. Тебе следовало бы поразмыслить, что подумают эти дети.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, – сказала Рут, повышая голос, – что эти маленькие девочки думают, что ты собираешься стать их новой мамой. И только небесам известно, что в голове у Мэттью.

С веранды донесся громкий и ясный голос Мэтта:

– У Мэттью в голове одно: не лезь в чужие дела и включи телевизор. Дай мне знать, как работает двенадцатый канал.

Эмма почувствовала, как кровь прихлынула к ее лицу, а Рут проглотила комок в горле. Они отвели друг от друга взгляды. Потом Эмма встала и включила телевизор.

– Хорошо, – сообщила Рут, когда на экране возник репортаж футбольного матча. – Мы пока понаблюдаем, как топчется на поле «Нотр-Дам», а позже в игру вступит «Небраска». Просто обожаю схватки между студенческими командами, а как вы?

Он не знал, что ему делать. Эмма хочет уехать, Рут в гостиной на диване смотрит футбол и раздает поручения, у Макки все еще не спал жар, и ко всему прочему нужно торопиться с продажей телят, пока цены на говядину достаточно высоки, чтобы получить от продажи кое-какую прибыль, а вырученные деньги вложить в счет оплаты нового трактора, который доставили на ферму в прошлую пятницу.

Мэтт задумался, где он допустил ошибку. Он полагал, что поступил правильно, когда нанял домработницу. Он думал освободить от домашних забот Рут и перехитрить Стефани. Вместо этого он вызвал одну сумятицу.

Он пошел на кухню, достал с верхней полки кухонного шкафа бутылку виски и налил себе маленькую стопку. От виски сразу стало спокойнее. О, он знал, что ему нельзя было ее целовать. Да, но как было, черт возьми, удержаться? Как он мог не поцеловать ее, когда она стояла там, смотрела ему в глаза и говорила об отъезде? Из-за разговора об отъезде он потерял рассудок и поцеловал эту женщину средь бела дня, посреди кухни, где любой мог их увидеть. Где и увидела их Марта.

Его влекло к Эмме. Всевышнему известно, как его влечет к Эмме, однако после почти четырех лет воздержания он мог бы научиться принимать взвешенные решения. Рут, возможно, права. Из Эммы не выйдет идеальная фермерша, но он и не ищет, на кого бы свалить часть работы по ферме и по дому. Ему нужна жена, партнерша, возлюбленная. Он хочет чтобы ночами рядом с ним было теплое женское тело. Хочет слышать, как женщина жалуется на его холодные ноги. Хочет чувствовать, как женщина – его женщина – прикасается к нему глубокой ночью, перед тем как уснуть. Его не волнует, как она стряпает или убирает в доме или способна ли отличить телку от бычка. Главное, чтобы она любила его.

Вот в чем проблема, решил Мэтт. Любовь. Он никого не любил. Если бы перед ним стоял выбор, он взял бы Элис или Герту. Или другую миловидную женщину из местных, с которой даже еще не знаком. Он никогда бы не выбрал прекрасную незнакомку, которую встретил в магазине фирмы «Голд», женщину, которая настояла, чтобы его озорные дочурки имели собственные балетные туфельки, женщину, которая думала, будто «круглый бифштекс» действительно должен быть «круглым».

Мэтт допил виски и потянулся за своей шляпой. Сейчас в доме было пять женщин, которые хотели бы с ним поговорить и принудить к какому-то выбору. Мэтт опять сел и налил себе еще одну порцию виски. Он переговорит со всеми ними позже, а теперь хочет наслаждаться тишиной и покоем.

Кроме того, Эмма причиняла ему боль. Он не думал, однако, что это любовь. Это было совершенно другое.

Паула ничего не понимала.

– Выбирайся оттуда немедленно. Я пришлю тебе денег, куда пожелаешь. Ты не можешь там оста ваться, Эм. Ты в своем уме?

Эмма не нашлась что ответить.

– Во-первых, я намерена уехать, но сейчас не могу. У Макки воспалилось ухо, а у Рут приступ артрита. Я им нужна.

– А тебе нужно пойти к психиатру.

– Мне нужно зарабатывать деньги, – ответила Эмма, протянув телефонный шнур через всю кухню, чтобы ни Рут, ни девочки не могли подслушать. – Ты знаешь, что тем, у кого нет богатых мужей или преуспевающих отцов, нужно зарабатывать?