Когда они вернулись в дом, оказалось, что Мэтт весьма искусен в том, как потчевать лекарством. Она воздала ему должное, когда он подмигнул Марте, усадил Макки себе на колено, прошептал что-то ей на ухо и отправил ей в рот полную ложку микстуры. Малышка состроила гримасу, однако проглотила розовую жидкость без сопротивления. Эмма забрала девочку от Мэтта и отнесла в постель, где та прижала к себе плюшевых медвежат и умиротворенно закрыла глаза.

Эмма поспешно спустилась вниз, прежде чем Мэтт смог бы вновь исчезнуть из дома. Он сидел в одиночестве за столом перед чашкой с кофе.

– Как вы это сделали?

– Подкуп. Взбитые сливки с шоколадом каждый день, когда ей нужно принимать лекарство.

– Мне следовало бы догадаться. Я запомню это на будущее. – Эмма перелила содержимое кофейника в свою кружку и села на стул рядом с Мэттью. Возможно, слишком близко, но что из того! Она скоро уезжает, и нет никакого вреда в том, чтобы посидеть рядом с ним на кухне.

– Если только этот прием срабатывает без отца.

– Иногда подкуп – это единственный выход, – уныло произнес Мэтт, сделав глоток кофе. Он откинулся на спинку стула и бросил на нее изучающий взгляд: – Что происходит, Эмма? У тебя такой вид, будто ты сейчас заплачешь.

– Где девочки?

– Пошли к Рут.

Тогда она может поговорить, не опасаясь, что ее услышат или прервут.

– Я здесь уже две недели.

– И что?

– Это был испытательный срок, помните?

– Помню.

– И я не думаю, что он прошел успешно.

Он уставился на нее с недоумением. После долгой паузы он наконец произнес:

– И ты уезжаешь?

– Да, думаю, именно это мне следует сделать.

– Из-за того, что случилось тем вечером?

Некоторое время она колебалась. Она не желала об этом ни говорить, ни думать, ни вспоминать.

– Мне пора наладить свою жизнь. Самое время.

– Что, черт возьми, это значит?

– Это значит, что мне следует уехать.

– Ага, ну что ж, – сказал он, затем поднялся, выплеснул недопитый кофе в раковину и поставил кружку на прилавок. – У тебя, разумеется, есть для этого множество оснований. – Он повернулся к ней лицом, когда она вставала. – Я обещаю, что больше не притронусь к тебе.

– Это не…

Он вытянул руку и взял Эмму за подбородок. Его пальцы были шершавы и грубы в сравнении с ее кожей.

– Да, все именно из-за этого, леди. Ты подняла бучу именно после того вечера наверху.

– Думаю, мне следует…

– Опять это «следует». Чего ты хочешь, Эмма? – Он смотрел ей глаза в глаза, требуя ответить правду, и наклонил ее подбородок так, что их губы почти сблизились.

– Я хочу уехать, – услышала Эмма свой ответ. Она выдохнула эти слова чуть ли не в его рот.

– Конечно, ты вольна уйти, – сказал он, касаясь губами ее губ.

Это не было нежное, осторожное прикосновение, как в прошлый раз, – в этом было столько притягательного жара, что она качнулась к нему, коснулась широкой, горячей, крепкой груди. Его руки обвились вокруг нее, ее тело так плотно прижалось к нему, что казалось, будто она вот-вот исчезнет, растворится в нем. Она хотела, чтобы поцелуй длился вечно. Страсть, знойная и требовательная, обжигала их, она почувствовала, что сейчас упадет на пол и увлечет его за собою. Мэтт оторвался от ее губ.

– Не надо было этого делать, но я так сильно хотел…

– Да, я тоже, – призналась она шепотом.

Она удивилась своей способности говорить, ведь ее тело, казалось, переполняет дотоле неведомая, пьянящая мелодия.

– Вот из-за этого ты уезжаешь, Эмма? – Он отпустил ее и отступил на шаг. – Потому что нас… влечет друг к другу?

– Отчасти. – Если она смогла солгать, то ей придется лгать и дальше. – У меня есть обязательства, семья, дела, зовущие меня домой.

– Почему я не верю тебе?

– Тебе следует верить.

– Опять это «следует». – Уголки его губ опустилась. – Скажи мне, чего ты хочешь, любимая.

Она хотела, чтобы ее называли любимой и целовали так же, как только что. Когда он поцеловал ее, она забыла о Кене и его любовнике. Забыла о гневе и разочаровании своего отца, о своей уязвленной гордости, о свадьбе, которая, по счастью, навсегда расстроилась, и о замужестве, которое стало бы позором.

– Я хочу уехать, – выдавила она через силу и увидела, как померкли его глаза. – Как только Макки станет лучше.

Он поднял руки, защищаясь от нее ладонями, будто говоря, что сдается.

– Не делай мне одолжений. Ты, конечно же, вольна уехать. Когда пожелаешь. Ты можешь добраться до города с Рут, когда она поедет завтра в церковь. Днем до Норт-Платта ходит автобус.

Его голос звучал так, словно он рад был от нее избавиться.

– Я могу подождать, – начала она, однако Мэтт замотал головой.

– Ты можешь уехать завтра. Чем скорее, тем лучше. – Он достал шляпу и нахлобучил ее на голову. – Я только надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Она смотрела ему вслед, когда он покидал кухню, и тоже надеялась, будто знает, что делает. Теперь она вернется в Чикаго. Ее отец, вероятно, остыл от гнева за две недели. Шумиха улеглась, выборы в полном разгаре. Газетчики наверняка нашли уже другую сенсацию.

Конечно, она может продолжить свою жизнь так, словно Эммы Грей никогда не существовало.

– Они целовались, – сообщила Марта Мелиссе и Рут. Все трое сидели вокруг крохотного кухонного столика у тетушки Рут и собирались играть в карты. – Я видела их.

Рут сурово на нее взглянула:

– Не рассказывай байки, юная леди.

Она раскачивалась на стуле и то и дело морщилась, словно у нее вновь болела нога. Папа говорил, что у Рут сильные боли в ноге. Вот почему она больше не может заботиться о них и приходится приглашать нянь.

– Я не рассказываю байки. Я взаправду их видела. Папе нравится Эмма, а Эмме нравится папа. – Марта шлепнула колоду карт на стол и при двинула ее к тете Рут, которая умела тасовать карты, не роняя их на пол. – Здорово, а?

Тетя Рут смотрела на нее во все глаза:

– В каком месте они целовались?

– В губы. – Она хихикнула, а следом за ней и Мелисса.

– Нет, Марта. В каком месте дома ты это видела?

– На кухне. Я вернулась спросить Эмму, не хочет ли она поиграть с нами в карты, но она целовалась с папой, поэтому я не спросила.

– Гм. – Тетя Рут взяла карты, разделила колоду на две равные части и стала тасовать так, как пыталась и не могла перенять Марта. – Чтобы поверить, я должна увидеть это собственными глазами, юная леди. Эмма не из тех, кто прельщается фермером, у которого сапоги в коровьем навозе, а в волосах сено.

– Папа чистит свои сапоги, – возразила Мелисса. – Мы все чистим перед тем, как войти в дом.

Будем играть в «ловлю рыбки» или в «королей по углам»?

– В «ловлю рыбки», – сказала Марта.

– И я за это. – Рут раздала карты. – Марта, поди принеси мне мое лекарство, хорошо? Оно у меня в спальне возле кровати.

– Конечно.

Марта сползла со стула. Ей нравился маленький домик тети Рут. Он напоминал кукольный дом, только чуть больше, без лестниц и без обоев с алыми и красными розочками. У тети Рут имелись корзины с пряжей, изящные вазочки с леденцами, наборы картинок-загадок, а главное – телевизор, который работал. Марта нашла лекарство и побежала на кухню отдать его тете.

– У тебя болит нога, тетушка?

– Ага. – Рут проглотила таблетки и запила их чаем. – Это старое бедро не может успокоиться целый день.

– Бедняжка, – сказала Марта, встревожившись. – Хочешь, полежи на диване и посмотри телевизор, пока мы поиграем?

Тетя Рут вздохнула, потом с усилием, превозмогая боль, поднялась на ноги и оперлась на трость.

– Думаю, это в самом деле хорошая мысль, солнышко. Возможно, если я прилягу, мои старые кости перестанут болеть.

– Целовались, – повторила Мелисса, удрученная тем, что не видела этого сама. Марта смешала свои карты с картами тети Рут, свои же Мелисса схватила в охапку и прижала к груди. – Целовались?